– Ментальный блок, очевидно. – Заключил фон Дермент, пронаблюдав за тем, как ведет допрос Беатрис и за тем, как действует зелье, точнее, за тем, как борется с его действием Энтони. Затем барон поморщился, получив мысль-вестник – ему никогда не нравилось, когда в его мозги хоть кто-то проникал, даже подобным способом. Ментальное общение вызывало у мужчины тревогу и неуправляемые защитные реакции, лишь изредка он был готов пойти на контакт и допустить кого-то в свою мыслесферу… В его разуме было слишком много опасных вещей.
Александр сделал шаг вперёд, вновь приблизившись к Балертону – но по изменению манеры речи и способе держать себя было ясно, что действует уже Лекс. Лекс коротко замахнулся и врезал профессору еще одну тяжелую пощечину, лязгнув металлом перчатки. Он отлично помнил, что старик извращенно воспринимает боль… Но сейчас даже это играло против него. очевидно, Балертон вынужден был тратить некоторую часть своих ментальных сил на то. чтобы противостоять эффекту зелья. Но теперь любой отвлекающий фактор мог ему в этом помешать. Даже удовольствие от боли.
– Безымянный, значит? Безумец! Ты хоть понимаешь, куда ты смотришь? Это даже не Бездна, это бездонный провал отчаяния для любого, обладающего разумом! «Он придёт», да? «Он очистит мир отскверны», да? И ты возомнил себя его пророком? – Лекс появился слева от балертона, положив тому руку на плечо и вонзив когти перчатки в кожу, в мышцы, через одежду. На профессора уставился тускло светящийся желтый глаз с суженым от ярости зрачком. – Никто не придёт. Никто тебе не поможет. Все твои труды – тщетны. Мир останется точно таким же, искаженным, больным и серым на твой взгляд, как и раньше. Чего ты пытался добиться здесь?
Снова удар – на этот раз в челюсть, выверенный, не слишком сильный, но чтобы расфокусировать взгляд. Теперь. Прямо перед ним, уже Александр.
– Позор. – Голос у барона уставший. Разочарованный, тусклый. Взгляд синих глаз, тёмных и мрачных, пробегает профессора насквозь, как пустое место. – Человека, способного водить меня за нос некоторое время, я бы уважал. Человека, использовавшего против превосходящего по магической мощи противника окружение, я бы уважал. Но ты… Ты просто отброс. Поначалу я относился к тебе, как ученому, который, возможно, не так талантлив, но усерден и методичен… Но то, что ты сделал, цель. Которую ты выбрал… Все эти дети. Орден Мудрецов в моём лице отвергает тебя. Отступнику - кара.
– Но не смерть. – Снова Лекс, снова иной паттерн поведения. Он использует на Балертоне Жар, поддерживая его, усиливая, выматывая профессора физически. – Мы найдем для тебя кое-что получше! Я слышал о специальных разработках моих друзей из соседнего отдела… Мы разберем тебя на части, вывернем твои нервы наизнанку, заставим тебя видеть кожей и слышать глазами. Некоторые знания мы всё же усвоили… Мы заставим тебя умолять о смерти. Твоё восприятие времени исказится! Ты увидишь, как Время скручивается в петли бесконечности, секунды для тебя будут неделями, дни – месяцами, а недели – годами! Что ты знаешь о том, что здесь происходит? Твоё имя – Энтони Балертон? Твоя правая рука – левая для меня, а правая – левая? Сколько тебе стандартных лет?
Они набросили на старика аркан безумного круговорота вопросов и затягивали его всё туже – Лекс и Александр. «Что он знает о том, что происходит здесь?» Этот вопрос вдалбливался в мысли Балертона насильно, под разными углами, в разных вариациях, в самые неожиданные моменты. Он дышал им вместе с парами испаряющегося от жара пота. Чувствовал на языке вместе с кровью. Он вибрировал в его голове, брошенный вместе с прикосновением стальных когтей, проносящих звук прямо к черепу. ЧТО ОН ЗНАЕТ? ЧТО ОН ЗНАЕТ? ЧТО ОН ЗНАЕТ? Барон бил по убеждениям Балертона, приводил логические доводы и исторические факты, упоминал известных магов и политических деятелей, расшатывал систему ценностей старика, медленно, нарочито грубо, аккуратно и почти незаметно одновременно. Он лгал ему – явно и не очень, пошел в ход блеф. Он выжег свой вопрос в мозгу Балертона, фактически, задавая его раз за разом, стремясь выбить из Энтони остатки самообладания. Надеясь дать Хочкесс шанс для ментальных атак, Лекс задавал вопросы относительно событий в Аклории таким образом, чтобы Балертон не мог ответить однозначно и почти сразу – тот же вопрос следовал в форме, на которую ответить «Да» или «Нет» ответить было еще можно. Миг слабости, в который можно было вогнать в ментальную защиту Энтони еще одну иголку – какой-нибудь вопрос, не относящийся к делу. Кажется, лекс даже спрашивал у него, почему небо голубое, по затем хаос круговорота допроса захлестывал Балертона снова.
Тактика допроса фон Дермента была крайне жестока и не имела никакой логической структуры – так мог бы допытываться только безумец. Им Делеври и был – однажды упав в Бездну безумия, не справившись с эпизодом гибели собственной семьи. Ему потребовались долгие месяцы, чтобы выкарабкаться оттуда. Но Лекс вернулся не один. О нет… Помимо Лекса и Александра в тёмных и извилистых переходах лабиринта, который служил разуму барона визуализацией, вместе с ними существовало что-то еще. Оттуда. Снизу. Из-под всего. И сейчас оно спрашивало Балертона – в сотый, в тысячный раз…
«ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В АКЛОРИИ? КТО ВРАГ? КАКОВЫ ЕГО ПЛАНЫ?»
