Вампиры не давали даже мелькнуть надежде на спасение. Галос не отходил от своего "хозяина", не сводил с него внимательного взора, а целый рой вампиров прямо таки кружил вокруг, внутри которого был юный студент. Могли ли простой восемнадцатилетний адепт, не самый лучший и не самый сильный в своей группе, предположить, что окажется в такой вот заварушке, что окажется высочайшим интересом для всей вампирской общности, для Бернэ, для Ануид, для вампиров Марагора, что, кажется, звали себя Ножи Тьмы или Тени, Винсент плохо помнил это название и вообще оно всплыло в памяти только сейчас, когда его "слуга" и по совместительству надсмотрщик вел юношу в каминную комнату. «Неужели отсюда действительно нельзя сбежать? Не возможно же, чтобы не было щели даже здесь, в самом центре вампирского обиталища. Вампиров должны быть и другие хлопоты, не только носитель древней крови, у них должны быть и другие проблемы. Инквизиция и Министерство Магии, от которых нужно скрываться, соседи аристократы, а может и простые случайные гости, которые могли бы сюда заглядывать. Даже если особняк признается заброшенным, кто-то будет проявлять к нему интерес...» С лицом, выражающим отреченное безразличие, юноша следовал за вампиром. В мыслях вновь всплыл тот самый образ, его будущая картина. «Как жаль, что мне не добавить ее к тем, что хранятся в моей комнате в Аклории. Как жаль, что это, возможно, моя последняя картина.» Последняя картина... эти мысли эхом отразились в разуме студента. Отчаяние противной липкой волной накатило, дышать стало трудней, сердце забилось сильнее. Страх был близко. «Пора бы уже и смириться. Отсюда нельзя выбраться. Они всюду, вампиры здесь везде. Лишь какое-то чудо может мне помочь. Но такого чуда не будет...» Пессимизм давил, лишь угнетающе воздействуя на и без того плохое настроение парня. Вот они и пришли в каминную и становилось лишь больше не по себе. Каминная была погружена в полумрак, разрушаемый лишь светом камина, но полыхающие дрова давали не так много света, лишь, казалось бы, тот минимум, что нужен человеку для возможности видеть. Галос уселся неподалеку в кресло, его вальяжная поза и эта непонятная и жутко неприятная ухмылка лишь усугубляли плохое настроение Винсента. «О чем он думает?» В прочем, это было не важно. Ничего не было важно в этот момент. В руках оказалась кисть, которую юноша тут же принялся осматривать, как придирчивый мастер осматривает свои инструменты. Краски и дощечка для смешивания их были рядом. «Что же, если эта картина, возможно, последняя, то я должен выложиться на все сто.» Кисть окрасилась в черный цвет и первые мазки были совершены, лишив холст его девственной белизны. Стоящая перед мысленным взором картина обретала жизнь в первым мазках, осторожных, аккуратных. Движения кистью были плавными, осторожными, словно бы Михаэлис работал с каким-то древнейшим артефактом прошлых эр и боялся его повредить неосторожным движением. А меж тем через кисть выходили мысли, чувства, эмоции и общее состояние юного адепта, он словно бы изливал душу на этот холст, выплескивал то, что копиться в нем. В ход пошла дощечка, на которой юный художник смешал черную и белую краску. Постепенно холст покрывала серая каменная стена, выполненная лишь в приблизительных набросках, легких, осторожных мазках. Вновь пошла в ход черная краска. Плавные, казалось бы даже небрежные движения руки. Мазок за мазком, контуры некоей птицы стали угадываться на зарождающемся рисунке, постепенно обретая все более и более детальную прорисовку. И вновь черный цвет был отставлен в пользу серого, но на этот раз Винсент добавил больше черного, получая темновато-серый цвет. Это были клюв и когтистые лапы птицы, ворона, которого изображал юный адепт. Ворон словно бы стремился улететь из своей каменной тюрьмы, но что-то, чего еще не было на холсте, не давало ему это. В ход пошел светло-серый цвет, для чего пришлось вновь воспользоваться дощечкой и смешать в нужных пропорциях эти две краски. Пока что картина и состояла лишь из черно-белых тонов, отражая пессимистичное настроение, безнадежность и угнетенность автора. На одной из лап ворона стали появляться кандалы, что тянули птицу вниз, не давая ей взлететь и упорхнуть на волю. На миг Винсент остановился, он вглядывался на полотно, янтарные глаза скользили по легким мазкам, по черным, темно-серым, серым и светло-серым цветам. И вновь он взялся за черный цвет и теперь лишь дополнял нарисованное все более мелкими деталями, обозначая контуры, превращая в легкие мазки в перья птицы, наделяя рисунок деталями. Крылья, лапы, клюв, туловище, голова, кандалы... все это постепенно обретало свои конечные очертания, постепенно наполнялось осторожными штришками, мазками. В каменной стене появилось небольшое окно, совсем небольшое, а там, на свободе царила ночь. В ход пошли и новые краски, а за окном появилась яркая, кроваво-красная луна, мрачная и сияющая кровью. Металлические решетки вскоре закрыли окно - нет, не было у ворона выхода, даже найди способ избавиться он от кандалов, вылететь в окно не выйдет, нужно искать другой путь. А каков он, этот другой путь? На холсту этого не видно, лишь определенный участок камеры, а за этим участком - неизвестность. Что мог сделать бедный ворон, плененный кровожадными чудовищами, что он мог сделать, скованный и под неусыпной стражей? Ведь там, в тени этой каменной камеры, слева от плененной птицы, находился некто с пылающими кровью глазами и ужасной, жутковатой белоснежной ухмылкой. Обладатель алых глаз следил за пытающейся вырваться из оков птицы, смотрел, как та отчаянно стремиться к свободе и наслаждался ее мучениями. Они оба понимали, что все эти потуги бесполезны. Промыв кисть от белой краски, Винсент взялся за желтый цвет, в который на дощечке добавил немного красного. Легкими движениями, Михаэлис окрасил глаза ворона, подарив ей два янтарных глаза, что смотрели прямо на кровавую луну, сквозь решетки окна. Последние штрихи черным и сером заканчивали картину, придавали ей завершенный, законченный вид. Ворон, скованный кандалами, крылья, бьющие воздух в пустой и безрезультатной попытке выбраться на свободу, кровавая луна, серые стены и решетки и тень, в которой скрывается обладатель кровавых глаз и злобной ухмылки...