Духи благосклонны. Духи мудры. Они знают где и когда затянется и оборвется нить жизни верных им степняков, некогда, тысячелетия назад, заселившие эту благодатную, открытую всем ветрам и поистине свободную землю. Духи не требуют слепой, неистовой веры, но жаждут видеть в сердцах кочевников рвение и смелость, ничем не сломимое желание оставаться собой, жажду оберегать свой многовековой уклад жизни и личный очаг, горящий, как и сердце любого из воителей Степи. Они благоволят тем, кто стоит за свое, тем, кто умеет отдавать долги с торицей, даже самые горькие, кровавые, загаженые в копоти пепелищ и пламени пожаров. Они с молчаливым согласием принимают ту кровавую жертву, которые приносят бесправные глупые чужаки, посмевшие нарушить Закон и покусится на самое драгоценное, что может быть у степняка - Свободу... Именно этот долг не так давно, перед возвращением, и был возвращен тем самым отрядом, ведомым сейчас к месту, где стоял сейчас их родной улус. Воин становится воином не тогда, когда обретает силу достаточную для того, чтобы крепко держать меч, а тогда, когда в состоянии сказать, что он сможет вынести всю ответственность и горечь деяний, им совершаемых. Иногда откровенно бессердечных, иногда откровенно варварских, по чьим бы то ни было меркам. Эта та мера грехов, которые воины Степи несли с собой от своего рождения до самой смерти. И лишь Великие духи способны рассудить их за их деяния.
В ушах всего отряда ещё стояли отчаянные крики и визги пустынников. Перевалочный лагерь "воров людей" в предгорьях был выслежен. Но давать бой в открытую этим псам явно никто не собирался, их участь была в том, чтобы хотя бы на последок они познали малую кроху того ужаса, который сами пытались нести. Черен их бог, чёрны их сердца, чёрны от запекшейся крови их руки и умереть они должны были в этой самой непреглядной чёрноте, в которую сами себя окунули...
Есугей вместе со всеми сейчас подготавливаю все для будущего огненного погребения погибших. Не все вернулись из того боя. Не всех захваченных пустынниками удалось спасти живыми. Бой был начат бодро, резко и под покровом ночи – налёт на лагерь работорговцев, в предгорьях. Но закончился он откровенной бойней. Виновнить в этом Есугей мог разве что самого себя. Под напором степняков падали не только мерзкие пустынники, но и сами воины Степи отдавали свои жизни для того, чтобы спасти пленников. Шедимцы достаточно быстро очухались от внезапной паники от нападения и давали отпор. Ровно до тех пор пока до них не дошло, что силы явно не равны. Есугей слышал некий приказ о их командира и дозорные, засевшие на возвышенности с луками начали попросту расстреливать пленных, а часть пустынников попыталась отступить к своим лошадям. Понимать это, как военную хитрость или же размен жизни потенциальных рабов на время, чтобы сбежать самим Есугей не стал. Он лишь отдал приказ группе разведки отряда открыть ответный огонь по дозорным и отступаюшим, а сам, с основной массой воинов, продолжил упрямый прорыв к тому месту, где держали пленных, усиливая натиск. Это была мерзкая, патовая ситуация, но следовало спасти хоть кого-то… И это степнякам удалось. С потерями, ценой собственной крови, но они пробились. Разведчики же, в этом бою тоже собрали богатый урожай среди отступающих. Они не вели преследования, следуя приказу, однако они захватили ценных раненых, которые в последствии и были переданы Есугею. Способных ещё стоять и ходить степняки ослепляли с помощью горящих головен и заковывали в их же цепи, в которых держали пленников. Тех же, кто был ранен более тяжело – заковывали и складывали кучей в шатрах, забрасывая тряпьем и ветошью, после этого лагерь был подожжен. Скованных вместе цепями слепцов же отпустили брести вглубь их пустыни, как предупреждение тем, кто возжелает нажиться там, где их ожидает лишь смерть…
Однако сейчас Есугею приходилось лишь смириться с тем, что смерть настигала его соплеменников. И возможностью похоронить их тела по обычаю Степи. Это было мерзкое, гнетущее его чувство. Ярость то и дело рвалась из груди, вместе с редкими слезами и лишь чудом парню удавалось себя успокоить и отдать погибшим дань уважения в последний раз. Ярость же никуда не исчезла, наоборот, она росла и крепла и как она выплеснется в следующий раз – представить было тяжело. Однако в тот момент, сжечь целое поселение пустынников в отместку, вместе с его жителями – для него не представлялось чем-то слишком уж отвратительным.
Есугей сойдёт с лошади и окинет взглядом родной народ улуса. Все, что ему и его воинам пришлось сделать в ту ночь - было лишь во имя их всех. Тяжело выдохнув сын нойона склонит голову перед отцом и матерью.
- Мы вернулись с победой, мой господин и госпожа, народ улуса. Мы вернулись с кровью наших врагов на наших волчьих клыках. Врагов осмелившихся не считаться с Законом. Они были наказаны, мой господин. Страшно, с муками, граничавшими для них с безумием. Мы пока не вырвали гнилое сердце того, кто посылал их в Степь, но я смиренно молю дать нам ещё время. Ибо я верю, что то, что мы совершили лишь первый шаг к тому, чтобы устрашить жалких глупцов, истово верующих в то, что их чёрный бог несёт им право на безнаказанность. Великие духи, молю вас быть моими свидетелями в том, что мне, и готовым пойти за мной, уготовано. А я истово верю в то, что единая Степь станет тем кулаком, что будет способен сокрушить даже самый крепкий череп, идущего против Свободы степняков! Мы потеряли в том бою многих, но враги трусливо бежав заплатили свою кровавую дань за содеянное, я чту ту жертву, которую мы приносим, как воины и я молю Отца-Небо простить нас за наши свершения из мести и даровать душам моих некровных братьев и сестер право вновь вступить на нашу землю... Нашу землю, которую мы, как воины, будем защищать до последней капли крови!
Наконец, выдохнув, и ощутив, как морок истошных визгов в ушах постепенно отступает, поддаваясь шепоту порывистого сентябрского ветра в родной Степи, Есугей наконец вздохнет полной грудью. Не он первый, не он последний, каждый, взявший в руки оружие однажды пройдёт через подобное. Цель не оправдывает средства, но все что не делается все делается, чтобы твои люди жили, а враг был мёртв...
Есугей не станет дожидаться чего-то он просто крепко обнимет мать у которой были глаза полны слез, а затем погладит по голове выглядывающую из-за спины матери Верну, слабо ей улыбнувшись.
– Мы дома, родные мои… Мы наконец-то дома.
Отредактировано Есугей (Вчера 16:38:31)
