Переход из Крепость Нокс: Стены и ворота
Загнанный в угол зверь, отчаянно сломленная своим существованием тварь, бегущая в бездумной тяге выжить. Что осталось в мужчине человеческого? А что должно было остаться? Подточенный инфернальными событиями разум медленно скатился в пучину безумия, наполненного образами женщин, причинивших лишь боль, зеленым огнем таверны Лесная Глушь и смертью брата. Кажется, сам мир не желал, чтобы в мутное болото сознания дворянина попало хоть что-то светлое, хоть одна радостная мысль... Боль.
Невообразимая боль. Нет, это не пытка, от которой скрипят и трескаются зубы. Это не судороги, заставляющие опустошить легкие и надрывно пытаться вдохнуть. От этой боли не хочется кричать и не хочется с ней бороться. Эта боль - словно мягкая шелковая вуаль, окутавшая образ воина, стала его новым взглядом на мир. И сколь много раз можно его менять? Ему далеко за тридцать лет, пора бы обрести устойчивое мировоззрение, но, кажется, цемент его души постоянно подвергается испытаниям.
К черту.
Что ещё может иметь ценность в этом мире, как не жажда жизни? Столько раз его хотели убить, столько раз пытались, но сама природа Альфария Магнуса де Кэсселя отрицала возможность умереть! И теперь весь его инстинкт, вся сущность обратилась в эту жажду, отбросив разум... Так ли это? Последнюю неделю так и было. С тех пор, как Альф сбежал из госпиталя, где ему было суждено в очередной раз погибнуть, не было времени обратится в свой внутренний мир. А сделай он это - могло ли все обернуться так? Увидел ли бы он след отвратительной зеленой энергии в своей душе и смог бы с этим что-нибудь сделать?
Ахахаха... Какой к черту след! Да будь воля Альфария, он бы просто нажрался в кабаке, ища смерти на дне бутылки рома или погиб, проткнутый стилетом бандита в почку. А может и на плахе, вздернутый, за дезертирство. Да, это наиболее возможный исход, если бы не война, отвлекшая все внимания комендатуры и прочих сил правопорядка. Хороший шанс, чтобы убежать. И бежать теперь, ощущая, как живот крутит от голода, а сознание жрет червь, вселяя странную разрушительную злобу.
Дворянин бежал, разрубая мечом грубые заросли, если таковые попадались на пути. Но, преобладающий в этом месте папоротник ничуть не задерживал его движения, а рубить его туповатым, старым солдатским мечом, найденным в роще перед этим странным лесом, все равно что бить палкой. Альфарий старался запомнить расположение противников, преследующих его, так же, как их вооружение... И наибольшее его внимание было обращено к одноглазому арбалетчику. Прежде всего так и не удавалось выяснить, какой из двух его глаз перебинтован, а так же бежит ли он четко позади, или немного в стороне. На месте преследователей, Альф постарался бы поймать жертву в клещи, но эта троица больше походила на каких-то бандитов, которым за коим-то чертом понадобился обезумевший отшельник. А может это давнее эхо интриг Верхнего кольца Иридиума? В сознании тут же всплыли воспоминания прошедшей зимы, а так же те дела, которые он проворачивал, утверждая свое право на наследие династии, которое теперь было полностью его, после смерти Залнарика. Конечно, его отец мог бы решить и иначе, но только если отречься от своего отпрыска, а это сродни самоубийству - высокий имперский чиновник ни за что не пойдет на это. Теперь они пытаются убить его? Всегда пытались.
Гори они в Вечном Инферно, но ни грамма наследия не достанется ни одной грязной дворянской собаке во всем Императорском дворце! Только он - единственный наследник Магнусов де Кэсселей!
Вот только, правда, честолюбивая улыбка, всплывшая на бегущем воине, лишь тень было просыпавшего аристократизма. Может, время ещё не настало, но пока эта ухмылка обратилась хищным оскалом и Альф продолжал бежать, оценивая лес и, по возможности, врагов, ища хотя бы малейшую возможность оторваться или дать бой...