Казалось бы, Траст был готов к тому, что божественное озарение ниспосылается не кем иным, как самим Люммином, Всеотцом, однако, констатация этого факта вслух произвела на полуангела неизгладимое впечатление – словно бы и сама Габриэль представала теперь пред ним в образе Святой сущности, проводника божественной воли. Архону сложно было принять всё это, сложно было представить, что смертный способен «говорить» с Люммином, но даже и это не шло ни в какое сравнение с тем, что Всеотец передал предостережение ЕМУ - Трасту! ПЕРЕДАЛ! Центурион с запозданием медленно выпустил из лёгких воздух, ощущая, как сильно колотилось его сердце, как кровь билась о виски, как начал отдаляться пол – Криптал вдруг понял, что уже некоторое время стоит на своих двоих, а не сидит на перине софы. Он виновато сел, сомкнув свои высохшие губы, про себя повторяя слова Габриэль: «слушай своё сердце…» И вновь решительно поднялся на ноги! Кто-то иной, быть может, не сумел бы выдержать груз столь невыносимо тяжёлой ответственности и начал бы задаваться вопросами в духе: «почему я? Смогу ли…?» – но не Траст. Подобной слабости позволить себе он не мог. Шагнув к Габриэль, уже завершившей свою речь, архон склонился пред ней, без смущения встав на одно колено – так, что едва не задел своим локтем стоящий рядом чайный столик, – после чего заговорил на одном дыхании, всем видом давая понять, что продолжит, даже если Святая начнёт его перебивать: – я… я клянусь, Габриэль. Клянусь, что сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу – несмотря ни на какие преграды. Клянусь, что не покину пустыню, пока не искореню угрозу высвобождения Скверны. Клянусь, что ни при каких обстоятельствах не утрачу веру в себя и в торжества Света. И клянусь, что буду следовать напутствию Милостивого Всеотца и не раскрою никому его содержания. Таков мой обет, Габриэль, перед тобой и нашим Богом в твоём лице, и да не будет мне прощения, если я отступлюсь, – произнёс он, смотря в глаза женщины и с каждым словом становясь всё увереннее, спокойнее. Таков его обет. Криптал не отдавал себе отчёт, говорит ли тихо или слишком громко, ибо в порыве чувств не обращал внимание на подобные мелочи, даром что в соседней комнате находились Нурэлия и матушка – всё это было не важно. После, кивнув то ли Габриэль, то ли самому себе, он поднялся на ноги и вновь сел на софу, извинившись перед Святой за то, что, возможно, смутил её, ибо для них обоих всё это было неожиданностью. И пока Габриэль рассматривала древний пергамент с картой, полуангел задумчиво сверлил глазами стену, раз за разом повторяя услышанные фразы, содержание которых не сумел ещё осмыслить:
«...слушай своё сердце, путь не всегда идёт по прямой.
Иногда несколько путей могут становиться единым целым, а выбор одного из них не ставит крест на другом.
Они лишь взаимно усилят друг друга. Слушай своё сердце…»
Вдруг из уст Габриэль полились стихотворные строки. Первая. Вторая. Оторванный от своих мыслей, Траст, пусть и не сразу, но всё же уловил смысл произведения, и на лице его засияла искренняя улыбка! Слыша знакомые слова, обозначавшие названия топографических объектов, архон подсел ближе к Габриэль и склонился над картой, водя пальцем по пергаменту, словно бы воспроизводя путь автора стихотворения: из-под Тенистой горы – к опасному ущелью, в обход змеиного каньона, предостережение о смертоносности которого Криптал запомнит накрепко. И конечной точкой на карте, где остановился палец мужчины, оказалась открывшаяся теперь Долина солнечных теней. – Прости меня за такую бестактность, Габриэль, но если бы я не был женат, то, ей-богу, расцеловал бы тебя! – вдруг произнёс Траст, будто бы и позабыл уже, что ещё несколькими минутами ранее ставил Габриэль в один ряд с самими Ангелами, – солнечные тени, великолепно, – кивнул он, соглашаясь с выводами Святой и всё ещё продолжая ухмыляться, – выходит, автор этих строк каким-то образом раздобыл «путеводный» агат именно под Тенистой горой, и почему-то у него ушло на это пять дней и шесть ночей… Если, конечно, всё это не выдумка. Любопытно, – центурион ненадолго замялся, признавая, что произведение не лишено, скажем так, литературных преувеличений, мистических образов – то есть не является военным докладом, как он предпочёл бы, происходи всё в идеальном мире. – Это всё стихотворение или имеется продолжение? На карте присутствует ещё одно неразличимое название ориентира: некое «Мэри». И ты ведь не будешь против повторить строки? Я запишу, чтобы не позабыть детали, – попросил он и приготовился, соответственно, начать записывать за Габриэль, если та не станет возражать, – и, пожалуйста, расскажи стихотворение Селлиоре Венилион, когда вновь увидишь её – легат должен узнать, что у нас появился «ключ» к карте, пусть и такой замысловатый. Сам я уже не успею возвратиться в Септинакс, – добавил Траст, воодушевлённый разговором. После же, впрочем, он не преминул уточнить и ещё кое-что, уже заметно понизив голос, дабы последующие слова точно не достигли посторонних ушей: – насчёт самой карты… Габриэль, ты правда уверена, что пергамент, скажем так, «чист»? От магических проявлений, разумеется. Дело в том, что мы предполагаем, что культисты прознали о беспокоящих нас событиях лишь недавно – как раз после того, как я отыскал эту карту на дне северного моря. И потому я хотел бы сразу отсечь этот вариант, – центурион кивнул в сторону карты, разъясняя свои мысли на этот счёт и предполагая, что Святая обладает в этом отношении куда большими возможностями, чем легионные маги, наверняка уже проверившие находку по требованию легата. – Если же карта «чиста», то одним из многих вариантов утечки информации могут быть так называемые аномалии. Легат рассказала мне, что в твоём озарении говорилось также о том, что культисты выискивают некие аномалии, и это беспокоит меня, ибо я своими глазами наблюдал то, что произошло в Каньоне теней и его окрестностях. Неужели подобное происходит где-то ещё? Столь дикие силы, пожалуй, способны перевернуть всё с ног на голову и потревожить спящие доселе древние тайны. Быть может, об этом и предостерегает нас Всеотец, – задумался архон.