Всё началось с того, что он похитил у эльфийки еще одну тайну – её имя. В общем-то, среди всего прочего, случившегося две недели назад, это было не самое большое достижение, по мнению Лекса, но он всё равно чувствовал себя немного неуютно. Первое время. Поскольку подозревал, что принадлежит к очень малому числу живых существ, которым это имя в принципе известно… Но постепенно он привык к этому. И имя это использовал только в те моменты, когда они оставались наедине – посвящать в столь интимные подробности Гретту было ни к чему, поскольку у девушки и без того было достаточно поводов для разнообразных фантазий. Хотя и она, в конце концов, пообвыклась  с присутствием в доме такого странного существа, как тёмный эльф, которых до сих пор ранее не видела.

– …уничтожить любую цель…

– Да, это пожалуйста… - Пробормотал себе под нос барон, выписывая очередной приказ. В последние дни у него было чересчур много работы, приходилось даже брать часть документации домой. Собственно, сейчас он этим и занимался – изучал различные бумаги, так или иначе связанные с деятельностью своего отдела. Какие-то подписывал, какие-то браковал. В основном, сегодня процесс изучения книг, которым была поглощена Эрилимия, прерывался только скрипом пера. Перьев, вернее. Одного – Лекса. И еще трёх – автоматических, переписывающих другие бумаги.

– …уйти из-под любой атаки…

– Тоже есть… - Дермент потянулся за своей рабочей печатью, одной из двух, немилосердным грохотом растянув по листку «В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО». Затем – за второй. Снова стук – на этот раз на листке появляется его личный гербовой знак. Шуршит перо, вытягивая поперек печатей подпись – у Лекса почерк в такие моменты становится совершенно невнятный, угловатый и вытянутый, с сильным наклоном вправо. Но, надо отдать ему должное, слова всё еще читаемы. Подпись узнаваема. Барон тянется за следующим документом на подпись.

– …пережить любую атаку…

Вот здесь проблема. Боевая доктрина фон Дерментов предполагала наличие четырех боевых единиц, которые сменяли бы друг друга, поддерживая постоянный шквал огня. В этой схеме не было места защитным техникам, так что они попросту не разрабатывались. Вообще, его Дом очень мало внимания уделял защите… Ведь зачем думать о ней, если враг обратится в пепел? А если не обратится?

– Ну, вынужден признать, что особенной стойкостью похвастаться не могу. – Александр откинулся на спинку кресла, снял монокль, оставив его висеть на прикрепленной к воротнику рубашки цепочке, потянулся, глядя на висящую вниз головой нур. Зрелище было… То еще. Особенно если учесть почти достающие до пола волосы. Ведьма-метёлка. Барон ехидно сощурился. Но затем натянул обратно более-менее серьезный вид, поднялся из-за стола – нужно было хоть как-то размяться. Снова потянулся – с характерным и, о ужас, слышимым хрустом позвонков. – Что тебе удалось придумать? Огонь не очень хорош… В защитных практиках. Разве что это должна быть весьма специфическая вещь…

– Анатомию я тоже знаю… - И слегка получше тебя, очевидно… – И вот те позвонки, которых ты сейчас касаешься, могут стоить мне возможности ходить. Или еще какой-нибудь интересной возможности, если ты понимаешь, о чем я… - Лекс слегка повел плечами, провожая чужие пальцы вдоль своего позвоночника, едва слышно усмехнувшись. Впрочем, предложение было занятным – во всяком случае, массаж ему делали в последний раз около пары лет назад. Затем как-то приходилось справляться самому – при помощи нечастых, но все же систематических тренировок, банального «повиснуть на двери в свой кабинет»-упражнения.

– Ладно. Давай попробуем проверить твои знания на практике, только, ради всех богов, не пытайся выдавить из меня душу, ладно? – Лекс поправил зажимы на рукавах своей рубашки и, оглядевшись, направился к кушетке у камина. Вообще, этот предмет мебели появился здесь не так давно, неделю назад, примерно. Принадлежал он, очевидно, Эрилимии – последние несколько дней, расположив эльфийку на этом ложе, Лекс зачитывал ей по вечерам трактаты по мистической науке собственного написания, сидя в кресле, напротив, у камина. Хотя к кушетке все-таки ближе, чем к камину, хотя в любом другом случае было бы все наоборот. Их знания в этой сфере были примерно сопоставимы, но фон Дермент знал все-таки чуть больше. И ему было чем поделиться, да и не жалко. А сейчас барон намеревался оккупировать кушетку уже сам. Это был довольно… оригинальный способ времяпрепровождения, нужно отметить. – Не против, если я арендую твое место ненадолго? И что там про бессмертие? Я вижу, у тебя уже начали появляться какие-то коварные планы на мой счет…

– Для той, кто учился на мертвецах, ты на удивление неплохо справляешься. – От рубашки пришлось всё-таки избавляться, что быстрым процессом не назовешь – выпутаться из самой ткани было не так сложно, как снять зажимы с рукавов и вытащить заколку, удерживающую воротник. Тем не менее, после некоторой паузы, вызванной приготовлением, Лекс всё-таки устроился на кушетке, предоставив себя чужим рукам. Шрамы, да. Они действительно всё еще могли болеть – особенно в холодные, дождливые дни, которые фон Дермент ненавидел. Возможно, Эрилимия задавалась вопросом – почему они не были стёрты? В таком случае ответ был бы очевиден – память. Не напоминание о собственной слабости, о своем провале, об ошибках, вовсе нет. Это была память о том, что Лекс выжил. Память об испытаниях в прошлом, которые сделали его тем, кем он был. Убери хоть один…

Объятия застали Александра врасплох – секунду назад он был еще занят собственными мыслями, в следующий момент был вырван из них. Это в принципе было для него необычно, как для человека вечно напряженного, ожидающего удара откуда угодно, пребывающего в состоянии вечной готовности. Редкий случай, чтобы у Лекса не было плана против кого-то, который позволил бы ему выкрутиться из любой ситуации. Барон недовольно цокнул языком, сам на себя по большей части, поворачивая голову, чтобы взглянуть на нур через плечо, сощурившись.

– Как эгоистично, Эри. Думать только о своём желудке… - Пусть не полностью, но их взгляды всё-таки встретились. При упоминании смерти страха в глазах Лекса не возникало… Точнее, он не становился явным. Как и все смертные, барон знал цену жизни, возможно, даже слишком хорошо. Но, возможно, он уже бывал мёртв, раз или два. Всего на секунду. Там, в Нальдерме. Много раньше, в подземельях столицы, глухих переходах под Академиях. У тех, кто видел ту сторону, именно такой взгляд – внешне кажущийся полным презрения к смерти, но на деле отражающий нежелание вновь видеть то, что находится там. Александр поднял одну из рук, заводя её назад и зарываясь пальцами в черные волосы, притягивая к себе чуть ближе. –  Но посмотрим… Что ты сможешь сделать с моей любовью к самоубийственным атакам. Сможешь ли ты победить смерть? Свою – возможно… Уверен. Но чужую? С интересом понаблюдаю…

– Хочу. – Лекс убрал руку, пропустив чужие волосы между пальцев, в самый последний момент поймав одну из прядей на палец, оставив после этого несколько колец-завитушек, снова улёгся на кушетку, как был, укладываясь на сложенные руки. Прозвучало довольно двусмысленно, на самом деле, если воспринимать это прикосновение к волосам и изменившийся за секунду до того, как Александр ответ его, наконец, взгляд вместе. – Что тебе удалось найти в моей библиотеке такого, что не видел ранее я? Или ты хочешь попытаться использовать собственный опыт, адаптировав его к моей стихии?

Это и в самом деле было интересно, а вызвать у Лекса интерес чем-то в его собственной магии было довольно сложно. О красном эфире барон знал если не всё, то приближался к этому самому «всё», даже если и медленно. Использовать его для защиты себя каким-то совершенно непривычным способом... В том, что Эрилимия предложит ему нечто, далёкое от хрестоматийного мышления огненных магов, Лекс не сомневался, так что оживился практически сразу. Возможно, в его неподвижной, казалось бы, сейчас фигуре угадывалось нетерпение. Что ей удалось придумать? Что?

– А ты знаешь, как заинтриговать. – Фыркнул Александр, потянувшись с кушетки за футляром на столике рядом, в котором хранилась его трубка, неожиданно миниатюрная, неожиданно изобилующая тонкими, слишком плавными, деталями в резьбе, которой была покрыта. Как для характера хозяина.

– Атаковать? – Дермент изогнул бровь, обернувшись обратно к нур, держа в руках свой футляр, но воспользоваться ни им, ни его содержимым как-то у него не вышло. Вид у эльфийки был... Весьма вызывающий. Лекс сощурился, чувствуя подвох в этой просьбе, заодно пытаясь навскидку определить, что это за странное украшение. Скорее всего артефакт или рунический предмет... – Мхм...

Затем барон поднял руку, привстав на кушетке, и выдохнул слово. Магическое слово, служащее спусковым крючком для Протуберанца, не имело перевода. Оно было очень странным набором звуков, в основном, согласных, и звучало крайне противоестественно - вряд ли кто-то смог бы повторить его кроме самого Лекса, не потратив несколько десятков попыток. Слепящий плазменный жгут сорвался с руки и ударил - в живот. Это было бы страшное, крайне болезненное ранение, ничем не защищенному человеку разряд уничтожил бы большую часть внутренний органов брюшной полости... Да, фон Дермент не собирался сдерживаться. Наоборот, в его взгляде на секунду мелькнуло нечто, почти ожидающее провала...

Пробивший насквозь, очевидно, некий аналог «Водяного тела», Протуберанец встретился с потолочной балкой и оставил после себя глубокую выжженную каверну в дереве, после чего Лексу пришлось несколько секунд заниматься тем, что тушить огонь, вознамерившийся расползались по сухому дальше. Барон что-то ещё проворчал про порчу имущества, но, когда вновь перевел взгляд на Исэру, понял, что, в общем-то, это не самая высокая цена за открывающийся вид. Потому что как раз застал ту склонившейся над столом, спиной к себе. Но тело - это ещё не всё.

Натягивая рубашку, фон Дермент наблюдал за полётом... Нет, за хищным скольжением чужой мысли. Ему было прекрасно знакомо это состояние, состояние краткого прозрения, в котором ты полностью отстраняется от мира и мирских забот, в котором твой интеллект, наконец, находит решение для неразрешимой задачи и ты работаешь, работаешь, работаешь, переплетая строчки магических формул, выписывая из хлесткими, рваными строчками, пометками, которые затем сам рискуешь не понять, когда перо в твоих пальцах превращается в скальпель, а пергамент - в чужое тело. И тебе нужно добраться до сути. И ты режешь.

– Надо же, как неожиданно... – Тихо прокомментировал происходящее Лекс, едва заметно щурясь, отведя, наконец, взгляд ненадолго, облокотившись о кушетку, уже усевшись на ней, чтобы было удобнее. Как неожиданно, что кому-то в принципе удалось совместить в себе не только тело вроде этого, влекущую к себе личность, но ещё и ум. Настолько живой, что способен сжечь её до тла, лишь бы выиграть себе время... Александр фыркнул, тряхнул головой, скрыв за длинными волосами одно из самых непривычных и редких для себя проявлений эмоций - прикушенная на пару секунд нижняя губа. Убрал пряди на сторону, закрыв поврежденную часть лица. – По ауре... Надеюсь, против этого у тебя тоже найдется контрмера. – Поднятая в коротком плетении рука, указательный и средний палец, вытянутые, со вспыхнувшим огоньком над ними. Воспламенение.

Отредактировано Leks Delevry (2020-03-18 03:18:58)

Лекс наблюдал, анализировал и учился. В своей практике он уже сталкивался со случаями, когда боевая магия не наносила цели вреда по тем или иным причинам, но чтобы магическое плетение попросту исчезло, а затем оказалось доступно для применения кому-то, даже не способному контролировать эфир необходимого для этого плетения сорта... Такое он видел впервые.

Скорее всего, принцип действия этого барьера каким-то образом был связан с астральным отражением. Насколько плотной должна быть тень на незримом уровне, чтобы остановить заклятие прямого действия? Каким образом произошел «захват»? Как заклинание было реализовано, что позволяло обойти подобные ограничения? Всё это крайне интересовало фон Дермента, как и второе озвученное эльфийкой заклинание. Оно, правда, уже было чуть более близким к тому, что способен создать привычный человеку интеллект... Кажется. А ещё, конечно же, Лекс думал о перспективах.

– Это будет сложно сделать. Потребуется сложная калибровка, нет, потребуется заново написать базис, активные функции, механизмы распознавания, ответные реакции... Потребуется, в конце концов, каким-то образом адаптировать созданное Заклинателем заклинание для Чародея... – Дермент прошёлся по комнате, кинул взгляд на трупик мертвой птицы, за несколько секунд обратил его в пепел, прежде чем закрыть окно. Было видно, что он думает о чем-то своем... Подобрал несколько пергаментов с пола, бегло пробежав заметки. Приблизился к столу, бесцеремонно вторгаясь в чужое пространство, толкнув женские бедра ладонями, заставив пропустить себя ближе, подобравшись к сидящей на столешнице нур фактически вплотную, нос к носу, руки поставив по бокам от девушки. Не давая ускользнуть. – Почему я?

Снова это принуждение к зрительному контакту, острый взгляд, перехватывающий чужой, выцветшая синева единственного глаза - повреждённая сторона лица барона сейчас скрыта несколькими сел прядями.

– То есть... Ты осознаешь предполагаемый эффект? Если нам удастся подобное, меня будет невозможно проклясть. Практически. Заклятия прямого действия будут большей частью бесполезны. И вместе с этим моя собственная сила продолжит расти. Я - финал вековых усилий программы по созданию сильнейших огненных магов, даже если сам я не так силен, как мои предки, кровь постепенно возьмёт своё. Если я не погибну раньше или не сойду с ума, в какой-то момент моя сила станет совершенно безумной. Ты уверенна, что хочешь снабдить нечто вроде меня защитой от того, что против этого нечто может быть единственно по-настоящему эффективно?

Лекс позволил ей убрать волосы со своего лица. На самом деле, у барона не было сознательного желания прятать шрам, это как-то выходило само собой, просто из-за прически. Обычно-то волосы удерживала заколка, но дома её носить было практически ни к чему… Ответ фон Дермента устроил не то чтобы полностью… Поначалу. Точнее, только слов было недостаточно – остальное подсказали неуверенные прикосновения. Александр слегка прикрыл глаза, вздохнув – остановившиеся на пульсирующей жилке артерии пальцы… Сердце могло его выдать. Слишком быстро.

– Тогда… – Барон поднял одну из рук, без особой спешки проведя той от чужого бедра вверх, по животу, до груди, выше, по шее, уже кончиками пальцев, чтобы только указательным потянуть за подбородок чуть вверх, заставить поднять взгляд себе навстречу, аккуратно царапнув ногтем по нижней губе, уколов едва заметно, щурясь, так и не убрав затем руку. – Тебе придётся наблюдать за моим ростом отныне. Это ведь такая ответственность, не правда ли? К тому же, если ты спровоцируешь разносящий по этому миру тлеющие уголья и огненные искры ураган, тебе придётся держаться в самом его центре. В самом оке бури. Значит, тебе тоже нельзя сломаться. Смерть… Неприемлема для нас обоих.

Секунду еще вглядывается в эти лихорадочно блестящие серебристые глаза, пристально, испытующе, проверяя чужую решимость на прочность. Щурится сам, пряча едва тлеющие угольки в бездонных черных зрачках, прежде чем убрать руку, отстраниться… нет, придерживает пальцами за подбородок, и без того отсутствующее расстояние между ними стирая в абсолютный ноль, прихватывая за нижнюю губу кончиками, как выясняется вот сейчас, довольно острых клыков, вовлекая буквально в поцелуй, не давая опомниться – но зато достаточно времени затем предоставляя, чтобы медленно осознать. Это почти как контракт, который оба заключают, опираясь на собственные интересы. Куда хуже непреложных обетов, почти как сделка с чем-то тёмным, одобренная теми, что присматриваются друг к другу из глубин этих оболочек уже достаточно долго…

Еще несколько секунд мир сжимается до мягкости чужих губ, шуршания ткани, пока руки овивают чужую шею, обнимая, привкуса крови – слабый, металлический, он только заставляет не прервать поцелуй вовсе, а наоборот, удерживать в нём дольше. Пустить в ход клыки еще раз, оставляя на губах несколько царапин, углубить поцелуй, уже не так мягко и осторожно касаясь, скорее более алчно, нетерпеливо, прежде чем, наконец, отстраниться – растягивая между кончиками языков тонкую, почти невидимую нить розоватой слюны. Кровь.

– Почти клятва на крови, м?... – Снова коснувшись чужого лба своим, Лекс заглядывает в глаза нур ещё раз, облизывается украдкой, проскальзывая по губам кончиком языка. Привкус металла всё ещё чувствуется. Расходится по телу, словно яд, медленно и одновременно быстро, словно он что-то забрал у Эрилимии... Или нет, скорее, получил от неё. Частичку её настоящего «Я» вместе с этим поцелуем и слишком много доверия к себе, кажется.

– И аккуратнее с этим. Вдруг я... привыкну? – Ладони ложатся на чужие плечи, пальцы сжимаются на них, чуть сильнее, наверное, чем нужно, в этом прикосновении воплощается одновременно предостережение и вместе с тем нежелание отпускать. Точно так же, как Эриль не желает позволить ему умереть, просто потому, что не хочет, Лекс не желает позволить ей... Что? Уверить саму себя в том, что чудовищам нет места в этом мире однажды? Проиграть демонам, спящим в каждом человеке или нур? Ладони с плеч поднимаются выше, ложатся на чужие щеки, кончики пальцев аккуратно скользят по коже. – А теперь ещё раз...

Лекс кивает, больше самому себе, чем словам Эриль – да, он всё-таки в ней не ошибся. Еще многое в ней ему неизвестно, а в фигуре нур прячутся наверняка тайны более страшные, чем перебирающаяся под кожей, Тень. Или, скорее – «Она, Другая», как называет её про себя сам барон. И, тем не менее, суть… Он понимает её суть, форму и наполнение. Не произошло самого страшного в этой ситуации – никто из них не отступил в самый последний момент, не было неоправданных ожиданий. Дермент неловко ведёт плечами, чувствуя чужое дыхание на своей шее, теплое прикосновение, подается навстречу, приобнимая за талию… тянется куда-то дальше, шарит по столу. Пока не находит то, что ищет.

Теперь он отстраняется, ненадолго, не слишком далеко, явно без большой охоты, прикладывает к чужим губам указательный палец. Выдыхает почти беззвучное «Ш-ш», пресекая вопрос, даже немой. Затем в его руке появляется узкое, миниатюрное, но такое холодное и острое лезвие ножа для писем. Вот это мгновение – самое сложное. Возможно, сейчас, всего одним простым движением, всё может рухнуть, а жизнь вытечет из Эрилимии через отверстие в грудине, которое может проделать в ней этот нож. Возможно, она даже этого ждёт и даже готова смириться, но…  Александр не отпускает её взгляда, качает головой. «Нет». «Такого не произойдёт».

Лезвие рассекает кожу, отворяет кровь – Лекс прочерчивает по своей левой ладони тонкую линию, которая мгновенно расцветает сначала каплями крови, а затем и вовсе тонкими струйками. Затем он подбрасывает нож в руке, ловя тот уже за лезвие, предлагая его уже эльфийке, одновременно протягивая иссеченную руку.

– Против всех кошмаров. Лишь вместе. – «Лишь вместе мы выстоим, как один мы подымемся». Древний, полузабытый девиз. Взгляд у барона такой же острый, как нож – для него клятва, подобная этой, смертельна. Потому что если когда-нибудь нур обратится ко Тьме, настоящей, присущей вовсе не картинным злодеям банальных пьес провинциальных театров… Ему придётся последовать за ней. Это его плата за доверие и за её риск собственным разумом, все, что она имеет. Пожалуй, единственное, по-настоящему достойное, что он мог бы предложить Эриль.

– Ты хоть понимаешь, что сделал? Ты... Ты!...

Мысль была чужой. Не его. Неуместная и резкая, казалось, в ней сквозило обвинение и страх перед... Чем? Ответственностью? Будущим?

– Это мой выбор... Мой.

Своим сомнениям Лекс ответил впервые уверенно и жёстко, отсекая их. Какая ни была бы цена - он готов заплатить. Ради неё. Барон принял чужую ладонь и сжал её, крепко, отчаянно - на несколько секунд биения их сердец и ток крови переплелись. Сама кровь смешалась. И если верить, что именно кровь - это серебро души, двое только что высыпали всё, что имели, в общий сундук...

Александр заглянул в глаза Эрилимии ещё раз, прежде между сцепленными их ладонями родился жар. Кровь вскипела, сворачиваясь, язычки огня болезненно вцепились в раны, останавливая кровь, прижигая сосуды, края порезов, образуя тонкие шрамы, рассекающие ладони. Им ещё заживать, а боль утихнет не сразу... Но, разъединя руки, Делеври показывает нур свою ладонь и свежий рубец.

– Это будет служить напоминанием... И не будет стёрто. – Справиться с болью Эриль он помочь не в силах, ведь Огонь не исцеляет ничего, кроме освобождённых от груза сгоревшей плоти душ. Но он способен забрать лишнее тепло, чтобы ожог не разросся уродливой алой линией по руке... Что барон и делает, аккуратно поглаживая пальцами девичью ладонь. – Кто бы ни встал у тебя на пути... Я его убью. Кто бы ни встал у меня на пути к тебе... Я его убью. Да...

Лекс смотрит внимательно, слушает, не перебивая – перемена для него очевидна. Бывало ли с ней такое раньше? Смотрела ли она на свое тело чужими глазами, из глубины собственного сознания, пока руки делают, что должно? Пока голос принадлежит кому-то еще? Дермент очень хорошо знал это состояние – с его альтернативным «Я» они менялись, добровольно деля тело на двоих, легко и свободно. Каждый был хорош в чем-то своём. Кто-то делал грязную работу лучше, чем разбирался в магии. Кто-то мог выстоять там, где другой бы пал…

Речь её витиевата и отдает холодом слепящего снега северных пустошей. Сам Лекс не помнит старых сказок, что рассказывала ему прабабка, был слишком мал, но помнит этот излишне сложный, полный причудливых изгибов, слог. Да и не речь это вовсе, песня скорее, с очень сложным смыслом за простыми словами… Такие звучали когда-то за Северным Роковым хребтом – и не сам Александр, но кровь его помнит. И что-то отзывается в нем. Грубо и довольно неумело. Будто что-то из его уставшего, продолжающего биться только на одной силе воли и неугасимой ярости, сердца вырывается, слишком долго спавшее, чтобы заставить изношенную плоть вновь ожить. Не этой фальшивой жизнью вместилища для Огня, по-настоящему.

– Похоже, ненадолго тебе пришлось принять на свои плечи тяжесть лунного затмения… - Барон проводит по чужой щеке прядью собственных волос, стирая тусклый след от скатившейся по коже слезы, прежде чем потянуть Эриль к себе, ближе, обнять, спрятать на груди. Достаточно и того, что он видел – больше никто не должен в целом мире. Достаточно и того, что она почувствует в биении его сердца и напряжении тела, пытающегося оправиться от резкой перемены, Достаточно будет того, что она почувствует, как сжимаются пальцы на её плечах, как ногти царапают через ткань, в желании вобрать в себя целиком, привязать неотрывно. Огню не дано сжечь металл, но они может сплавить их вместе. Вернее, Лесу просто не хочется, чтобы чужое серебро потускнело в копоти. Не в этот раз...

Отредактировано Leks Delevry (2020-03-22 18:18:07)

Иногда нужно просто позволить замереть у себя на груди кому-то, кто тебе дорог, чтобы ощутить, как сдвигается весь остальной мир. Со стеклянным треском, с рваным скрежетом металлического полотна. Просто потому, что ты вдруг становишься слишком… Слишком для этого мира, который больше не может сдвинуть тебя и вынужден сдвинуться сам. Что Лекс и сделал – просто позволил эльфийке какое-то время пребывать в его объятиях, возвращая себе ощущение себя. Ощущать себя, ощущать себя живым – это было очень важно для таких, как Эриль и он сам.

– Помню. – Нехотя отозвался барон, звук голоса казался странным и несколько неуместным, будто до этого они общались всё время без слов. Он действительно помнил, как помнил и то, чего это стоило нур. – Но помнишь ли ты, сколько тебе потребовалось для этого сил? Мне кажется, перед тем, как ты попытаешься, следует прийти в себя. И отдохнуть. Возражения не принимаются.

Александр потянул девушку к себе ближе, со стола поднимая затем вовсе на руки, перенося на кушетку, укладывая на неё, усаживаясь рядом, готовый подавить любой протест вроде попытки немедленно вскочить и начать его убеждать в том, что «всё в порядке». В конце концов, решив, что это недостаточно убедительный аргумент, просто сидеть рядом, Лекс забрался на кушетку тоже, улёгшись сбоку и прижавшись, сложив руки на чужой груди и уже ни них – голову, устроившись лицом к лицу.

– Лежи. Пока твой ментальный потенциал не восстановится… Никаких попыток проникнуть в мой разум. Ты ведь помнишь об опасностях, которые тебя там ждут, верно? – Делеври протянул руку, коснувшись пальцами чужой щеки, медленно проводя. В этом вопросе не было предостережения, скорее… В нём нашло отражение опасение, наличие которого сам Дермент вряд ли признал бы добровольно. Страх перед неудачей, учитывая риск, на который шла Эрилимия всякий раз, погружаясь в его сознание.

– О, конечно. Ты сильная. – Отозвался фон Дермент, покачав головой, не без ехидства на этот раз, которое прослеживалось и во взгляде, и в голосе. Звякнул прикрепленный сейчас к одной из палочек в волосах, удерживающих хвост, кулон – как и обещал, маг носил его, всеми доступными способами, причем, и всегда на виду. Но некоторая скованность, появившаяся в Эриль, и её смущение от него тоже не укрылось.

– Итак… Как это будет? – Барон придвинулся к ней еще ближе, насколько это было в принципе возможно сейчас, встречая чужой взгляд прямо, убрав вечно пытающуюся соскользнуть на поврежденную сторону лица прядь за ухо, чтобы не мешалась. Он не знал точно, в курсе ли об этом Эрилимия, но ему зачастую не спалось. Александр прекрасно ощущал, как рядом с ним эльфийка сжимается и скручивается под одеялом, подобно витой пружине спускового механизма в арбалете. Сон был для неё предвестником кошмаров, необходимость отдыха откладывалась, насколько это возможно. Чтобы… Не видеть того, то, очевидно, ждало её там, когда мир снаружи замирает, а разу продолжает движение.

Это заняло какое-то время. Научить её вытягиваться в постели и расслабляться, не съеживаться в попытке выставить иллюзорные иглы. Спать. Для этого нужно было останавливать чужое пробуждение прикосновением к волосам, притягивать к себе и держать в объятиях до успокоения, до тех пор, пока сон снова не станет хоть немногим глубже, чем тревожное ожидание чего-то на самой границе яви. Поэтому сам фон Дермент спал гораздо меньше, чем мог бы, но цена была… Приемлема. Впрочем, сейчас Лекс мог бы заплатить куда больше за спокойный сон Эриль, за саму эту возможность для неё.

– То есть… В этот раз твой план действий должен немного отличаться, не так ли? – Потянувшись, Делеври скользнул руками вниз, в черные волосы, овивая нур за шею руками, приобнимая, склонив голову набок и наблюдая за реакцией, едва заметно щурясь, мазнув взглядом по чужим губам, безотчетно прикусывая свою, нижнюю. Взгляд стал чуть ярче, в зрачках снова поселились желтые искры. Дермент отлично видел, насколько подобная близость нур непривычна, но до тех пор, пока это не критично – третировать её было… «Интересно», «весело» – всё это были неправильные слова. Скорее, тут подходило «вкусно». Вопрос был только в том, сколько он сможет третировать сам себя…