«Сжечь». У этого слова могло быть множество совершенно разных значений, точно так же, как Александру в его жизни пришлось сжечь множество вещей. Людей – дезертиров, врагов, трусов. Чудовищ – существ, которым нет места в этом мире и тех, противоестественных, искаженных, тех, кто перестал быть человеком или... Кем угодно еще, существующим по замыслу Вселенной. Ему доводилось сжигать виновных. И невиновных тоже. Доводилось сжигать страх и неуверенность. Вопреки расхожему мнению, барон сделал большую часть из этого, полностью отдавая себе отчет. Безумие спасало его от осознания совершенного или вины далеко не всегда… Огонь был идеальным средством для уничтожения. И никогда в жизни питавший его колодец ярости в сердце фон Дермента не показывал дно.

Но нур… С Эрилимией дело обстояло совершенно иначе. Безусловно, Лес был в силах выжечь её страх, о да, уничтожить её кошмары, заставить их уйти и не приближаться к собственному Пламени. Но внутри этого тонкого, изящного тела, запертого сейчас в его руках, пряталось нечто вроде… Кукольного сердца. На уровне подсознания фон Дермент ощущал, что с эльфийкой что-то не совсем так даже сейчас. Будто большую часть жизни её огонь горел слишком неровно и тускло, отбрасывая слишком длинные тени, которые затем сплелись в Одну. В Тень. Будто большую часть жизни её Пламени попросту не доставалось того, что действительно могло гореть и раскалённый жар не мог выбраться за пределы грудной клетки, делая тело чем-то чужим. Чем-то непослушным. Непонятным.

– Если тебе не хватает собственного огня, я отдам тебе немного своего… – Отозвавшись на стон тихим шепотом и отстранившись, барон приоткрыл глаза, ставшие тусклыми желтыми угольками, приподнявшись слегка, прижимаясь лбом ко лбу. Ища чужой взгляд, такой же затуманенный наверняка, выпустил девичью ладонь из своих пальцев, обе руки уложив на плечи девушке, потянув и без того свободную тунику ниже, по груди, следуя за тканью прикосновениям горячих ладоней по коже, пока обе руки не оказались на уровне сердца. – Но чем ярче огонь, тем глубже тьма в отсветах… – «И появляются места, в которые теням хода нет» было бы закономерным продолжением. Естественно, это было своеобразным обращением к другой личности Эриль. Сможет ли та смириться с тем, что помимо её мрачного стремления девушку будет поддерживать что-то еще?

На вопрос Эриль барон лишь сощурился, опасно, с вызовом, ногтями царапнув по грудной клетке, будто попытавшись добраться до сердца. А сможешь ли? Естественно, она не смогла бы забрать «слишком много»... По очень простой причине – Лекс отдал бы ей вообще всё, если бы это было нужно. Без сомнений. Но сейчас лишь склонился вновь к чужому лицу, заглядывая в глаза, так близко, как только было возможно, прежде чем удовлетворённо кивнуть, наконец, едва заметно.

Делеври приподнялся, подняв одну руку, протянув ту в направлении камина, заставив пламя сначала сникнуть, а затем и вовсе превратиться в едва заметные язычки, пляшущие по углям. В комнате почти сразу воцарился полумрак, оттеняющий две фигуры у почти угасшего камина. Но Эриль все равно ощущала все тот же жар, нет, даже сильнее, будто огонь за решеткой вовсе не истлел, а наоборот, лишь стал ещё ярче. Вот только это тепло исходило от тела Лекса - и впервые оно было таким мягким, таким размеренным, что, казалось, принадлежит совсем другому человеку... Это была одна из тех самых сторон личности фон Дермента, которых никому и никогда не приходилось видеть... До этого момента. Его пламя могло ужасать своей жестокостью, вызывать уважение мощью, но ещё оно могло быть... Мягким. Пусть горячее и всё-таки обжигающее, но это тепло было мягким, совершенно не злым, будто тепло костра тихой звёздной ночью - оно пряталось в каждом прикосновении к девичьему телу, в каждом касании ладоней, пробивающихся под ткань. И в каждом новом поцелуе, конечно – расцветающие один за одним на бледной коже, они постепенно добрались до сердца.

Тело нур было тонким и хрупким и казалось почти невозможным, что в нем может ужиться и уместиться столько... Всего. Оно было слишком изящным для силы, которой обладала Эриль и слишком утонченным для той силы воли, которую та демонстрировала. Ни единой отметины, ни единого шрама на белом, почти противоестественно - выпестованное... Нет, будто высеченное из мрамора. Быть может, Эрилимия заметила это ещё тогда, две недели назад, а может быть - нет... Но сейчас Лекс уже не мог спрятать от неё собственного тихого восторга. Эмоции, обычно не очень охотно пропускаемые на поверхность, вырвались наружу, им было позволено вырваться - чтобы она могла увидеть, наконец, что способна заставить чувствовать Александра. Жгучее, обжигающее желание, плещущееся во взгляде, тлеющее под кончиками пальцев, касающихся бёдер, в каждом прикосновении. И в конце концов оно вырвалось тоже...

Отредактировано Leks Delevry (2020-04-05 19:51:42)

Избавить Эриль от туники, вернее, её остатков, парой нетерпеливых движений под треск ткани, было куда проще, чем от собственной рубашки – впрочем, брызнувшее во все стороны пуговицы тоже не стали серьезной преградой перед желанием барона из неё вывернуться. Ненужная одежда полетела куда-то прочь, на пол… Спустя несколько секунд они оказались там тоже – приподняв эльфийку над кушеткой, за талию, воспользовавшись моментом, когда стройное тело выгнулось в очередной раз, Александр стащил девушку с кушетки, заставив охватить ногами свою талию, прежде чем сползти на ковер перед камином, на этот раз оказываясь снизу. Горячие ладони вновь скользнули от бёдер выше, по полуобнаженному телу, по животу, к груди, к спине – короткие ногти царапнули по лопаткам, вдоль позвоночника, пока ладони не упёрлись вновь в плечи, мягко отталкивая, заставляя усаживаться поверх, на бёдрах. Лекс приподнялся навстречу – на этот раз вступая в игру «Кто кого передразнит» коротким укусом в основание шеи, нарочито плавно спускаясь ниже, к ключицам – так же мягко, как и раньше, прикусывая бледную полупрозрачную кожу, чередуя укусы с поцелуями, выдавая своё нетерпение и желание лишь сбитым горячим дыханием. Эриль не хотелось отталкивать, незачем было испытывать к ней презрение, требовать что-то взамен,  наоборот, хотелось лишь сдавить в объятиях, грубо, почти болезненно, оставить на непозволительно чистой коже несколько своих меток. Теперь своих, да… Лекс редко когда позволял себе пойти на поводу у эмоций, как бы ни воспринимали окружающие всплески его деструктивной ярости, за которыми всегда стоял разум, дозволение, но в этот раз… В этот раз он чувствовал, что может себе это позволить. И единственная, кому позволено это видеть...

…высечена искра, звезда сияет.
Позже. Кабинет, зона экспериментов.

– Нет. Так ничего не выйдет. – Вспыхнула, с шипением, спичка, голубоватый огонёк которой, в руках мага усиленный, на секунду исчез в тонком срезе чашки трубки, чтобы через секунду появиться вновь. Барон встряхнул рукой, затушив спичку, и выбросил ту в горящий камин, снова подойдя к стойке, на которой сейчас располагался раскрытый фолиант по эфирологии. Принялся листать, выискивая нужный пункт, снял с подставки перо – несколько пометок, прямо в книге. – Мы должны найти лучший метод адаптации, чем этот. Просто скопировать твоё заклятие недостаточно, чтобы реализовать принцип… - Речь, естественно, шла об обсуждаемом накануне заклятии Эрилимии. На его основе Александр теперь пытался написать собственную конструкцию. Которая подходила бы ему. «Вуаль» была слишком сложна для повторной реализации, даже владей Лекс соответствующим порядком магии Воздуха, ему бы пришлось попотеть. Сейчас же… Дермент перевернул свою тонкую, вытянутую трубку и ударил ей по краю пепельницы, выбив из чашки пепел. Завозился, не глядя укладывая новый шарик табака – фактически, трубка была на пару затяжек. Множество действий, которые требовались для того, чтобы хоть что-то выкурить с её помощью, помогали сосредоточиться. – Нужен другой метод передачи, другой способ активации каналов… - Дермент вернулся к своему столу и выдрал из рабочего альбома очередной лист пергамента, исписанный формулами. Смял и выбросил в камин – кучка пепла понемногу росла. Взглядом барон нашел Эриль, беззвучно вопрошая – «Идеи?»

Отредактировано Leks Delevry (2020-04-29 22:24:42)

– Это не сработае-ет… - Снова протянул барон, задумчиво поводя по кончику собственного носа пером. Задумался, заново прокручивая в голове почти всё, что знал о красном эфире и, с недавних пор, не такие уж полные знания о голубом. В принципе, были общие черты – и много. Зашуршало перо, когда Лекс снова начал писать. – Ладно, начнем с начала… Обращать свое тело в огонь я уже умею, изменим некоторые элементы из моей «Формы истинного пламени» для того, чтобы это было иным видом огня… Э-э… Взаимодействие с аурой… Формула, формула очистки… Есть в этом заклинании. Встроить её сюда… - Речь, естественно, шла о заклятии «Взрыв», с помощью которого Лорды Огня имели возможность избавиться от некоторых негативных эффектов. – Нужна будет калибровка по методу воздействия, но это не так сложно. Будем опираться на твои идеи по использованию этого метода очистки ауры…

Это была сложна, кропотливая работа, занявшая несколько часов. Лекс переписывал будущее заклинание раз за разом, каждый раз что-то в нём изменяя – гонял его по циклу, выискивая ошибки, раз за разом находя новые и исправляя. Усиливая слабые стороны. Наращивая стабильность. Медленно, осторожно – тестировал некоторые отдельные части, проверяя устойчивость магической конструкции и пытаясь оптимизировать процесс плетения. Из грубого наброска идея начинала превращаться в нечто, имеющее форму, как если бы скелет заново обрастал плотью.  Для Дермента магия была наукой, по большей частью – род же, из которого он вышел, много веков назад знал лишь гнев спонтанной стихийной магии, когда заклятия создавались по наитию или вообще случайно. Тот, кто мог пережить применение собственного заклятия, уже мог считаться неплохим колдуном…

– …ну, возможно, это меня не убьет. С некоторым шансом. – Наконец, подвёл итог собственным стараниям фон Дермент, глядя на чересчур длинный свиток, заполненный формулами и пояснениями так плотно, что на пергаменте не осталось места. Оставалось еще много проверок, но их барон предпочел бы провести на испытательном полигоне Министерства, при поддержке собственных подчиненных, хотя уже сейчас можно было сказать, что созданные на основе идеи Эрилимии чары «выглядят более-менее жизнеспособными», как выразился Александр. И даже эта далеко не самая полная уверенности формулировка стоила им обоим довольно большого количества умственных и физических тоже сил. Лекс свернул свиток и затолкал его в тубус, прежде чем, наконец, свалиться в свое кресло и вытянуть ноги. Даже до колокольчика, чтобы вызвать горничную, тянуться ему было лень – Делеври заставил его звенеть, двинув при помощи слабого Толчка. Гретте, явившейся на зов, было наказано принести чай.

– Или у кого-то, у кого больше опыта, знаний или таланта. – Усмехнулся фон Дермент, предостерегающе поднимая руку, останавливая любые возражения, какие могли бы последовать. Коротко постучал себя по виску указательным пальцем. – Я научил эти глаза видеть не только цели, дорогая, но еще и собственные недостатки. Всегда есть кто-то, кто чуть лучше меня в чем-то… И если у кого и получится «точно», то это именно у него. Тем не менее, именно поэтому я тоже преуспею, потому что какие бы ни покорил высоты полёта научной мысли, я не остановлюсь.

В этот момент появилась горничная – как всегда, пунктуальная, исполнительная, Гретта принесла именно то, что от неё потребовали и ничего больше – поднос, на котором располагался исходящий паром чайник и чайная пара, после чего горничная удалилась. Лекс же, разлив чай по чашкам, предложил одно из блюдец эльфийке, второе взял сам.

– Казалось бы, в синхронизации с красным эфиром, своим главным элементом, я достиг практически абсолютного максимума. Дальше осталась только работа с аурой, настройка ёмкости каналов, накопление опыта перед получением титула чародея, признания мастерства… И попытка преодолеть пропасть между среднестатистическим магом, пусть с «исключительным», как его называли в мои академические годы, талантом, и Архимагом. Я буду не я, если не попытаюсь прорваться, даже если это будет стоить мне моей собственной магии… Ты ведь в курсе, что попытка стать АРхимагом только одна на всю жизнь, верно? Нельзя отступить и свернуть с этого пути – как только твоя аура начинает бунтовать, а магия бесконтрольно выплёскиваться, что свидетельствует о возможности прорыва, ты либо ломаешь себя и прорываешься… Либо ломаешься и становишься посредственностью. Но это не всё…

Александр сощурился в пустоту, настороженно и задумчиво, напряженно. Такой взгляд, как успела уже заметить Эрилимия, бывал у мага в моменты, когда ему на ум приходила какая-то идея из «опасных», по его мнению. Крамольных, так сказать.

– Я думаю, это не вся глубина моего дара, моя Воля Огня передавалась из поколения в поколение шесть-семь сотен лет, но я подозреваю, что моя родовая линия на самом деле гораздо длиннее. Сколько существовало племя воргонов, из которого вышел основатель рода, сколько практиковали в нём эту магию? Нет… Есть что-то еще, что не отзывается по какой-то причине. Возможно, просто не понимаю, как заставить его отозваться. Вот почему я продолжаю эксперименты с видами пламени, его цветностью и насыщенностью, с самим эфиром. Не из научного интереса, нет. Я уже знаю, что мне чего-то такого не хватает… – Задумчивое, хмурое молчание, на несколько секунд. – Возможно, целостности сознания. Мы об этом уже долгое время думаем…

– Все части… – Эхом повторил Александр, звякнув чашкой о блюдце. На секунду его взгляд стал пустым, барон сощурился в пустоту. Все части… Это была правда, что две личности – это еще не всё, что составляет его общность.

Темно. Сыро. И глухо. Пахнет сырым и гнилым, разлагающейся плотью, пахнет гноем, тошнотворно и отвратительно, пахнет свернувшейся кровью и… озоном. В воздухе плывет отвратительный сизый дымок, отражающий во мраке искусственный бледный свет… Этот же свет выхватывает из темноты медленно бредущие к нему фигуры – живые трупы, как дьявольские мотыльки, тянутся к этому свету. Гудение, напряженный взвизг – будто пила, застрявшая в дереве, вырвана с силой плотником. В воздух взмывают отрубленные гнилые руки и часть головы… Во мраке, среди тел, стоит единственный человек. Его руки укрыты мерцающими, теряющими на глазах плотность и стабильность, лезвиями из бледного пламени. Человек поднимает руки и скрещивает клинки, готовясь встретить очередную волну таких слабых и медленных, но бесчисленных врагов. Лекс смотрит чужими глазами – и эти глаза принадлежат кому-то другому, третьему. Поврежденные воспоминания… Воспоминания, зашитые в его тело шрамами, в том числе тем, что перечеркивает лицо.

– Да, возможно, в этом всё дело. Хотя, честно говоря, некоторые вещи, которые могли бы помочь мне осознать всё в полной мере, я просто не помню. Или не хочу помнить, не уверен. Хотя, скорее, первое. Ранений тогда было… Много. – Александр бесконтрольно коснулся шрама на лице свободной рукой. Последняя война отняла у него не только фрагменты воспоминаний и хоть какой-то намек на красоту, а так же жизнерадостность и оптимизм, но еще и последнего близкого человека фактически, заменившего ему родителей, когда те погибли, деда. Нет, непрекращающихся страданий вопреки каким-либо ожиданиям фон Дермент не испытывал, но это заставило его начать смотреть на мир совершенно иначе. Так, как большинство других людей вокруг видеть его было не способно или сознательно не желала.

– Я просто не хочу делать с тобой тоже, что сделали со мной...
– «Сделали»… - Делеври сделал глоток чая еще раз, откинувшись на спинку кресле, посмотрев на свою визави снизу вверх. Барон немного подумал, сопоставляя факты, собственные догадки, собирая из уже услышанного так или иначе ранее общую картину. Едва заметно сощурился – во взгляде синих глаз отразилось сначала подозрение, затем поверхностное понимание… Не полное, конечно. Затем прищур снова стал хищным. – «Сделали», да? То именно с тобой сделали? Я, конечно, начинаю медленно догадываться, принимая во внимание твои повадки и твои способности, а так же особенности… Но давай устраним любое недопонимание. Расскажи мне. Если считаешь возможным, конечно.

Александр слушал, не перебивая, обдумывая полученную информацию. В общем-то, он даже не шевелился, просто следил за передвижениями Эрилимии глазами да изредка постукивал пальцами по подлокотнику кресла.

– Такова ваша политика? Нур, я имею в виду. Социальный строй. Допускаются довольно жесткие методы… Но приносят ли они по-настоящему стоящие плоды, все эти усилия? Или различие в психике рас… - Дермент задумчиво потер подбородок, силясь выразить собственное ощущение, которое возникло у него относительно всей ситуации. Вздохнул, поводя рукой. – Ну, в общем-то… Мой род прибегал к схожим методам. Браки на основании родословной, обязательное условие – рождение ребенка, иногда – строго определенного пола. И для детей, естественно, тоже свои условия. Нет, нас не отсылали куда-то и не отбирали у нас так называемое «детство», но часть нашей жизни всегда нам не принадлежала… Обучение, подготовка. Начиная с утробы матери, мы всегда находились в контакте с красным эфиром. У нас не было права выбрать, какой путь в магии мы пожелаем избрать – Огонь уже пробирался в нашу кровь, когда мы еще себя не осознавали. А рождались мы с гигантскими песочными часами за спиной.

Лекс коротко указал на одну из вещей в своем кабинете. На одну из витрин, в которой хранился уцелевший пергамент, на котором витиеватыми буквами, украшенными золотом и серебром, тлели строчки, выведенные алыми чернилами. «Тот, кто не открыл в себе дар Огня до совершеннолетия…». Это был фрагмент «Игния Доминат», документа, регулировавшего всю внутреннюю политику и ритм жизни Дома Феникса.

– С момента, как ты понимаешь человеческую речь и осознаешь себя, эти чертовы часы начинают заваливаться на бок, пока из них вытекает песок. Никто не говорит тебе, что ты должен постараться овладеть Огнем как можно быстрее, никто не делает тебе даже намека на это, тебе просто показывают гобелен в главном зале особняка. И ты все понимаешь. В какой-то момент. Что времени у тебя мало на самом деле – года летят быстро… И в конце концов ты становишься пленником этой идеи. Ты либо овладеешь тем, чем должен, либо тебя выбросят, как отбракованную заготовку. Любовь твоей матери и отца, уважение слуг – какими бы ни были твои достижения прежде, в тот самый момент, как ты переступишь порог совершеннолетия без огня в своей руке, все это останется за спиной. Ты будто умрешь. Будто тебя никогда не было. Впрочем, мне трудно осудить моих предков и мой род за это… - Александр подался в кресле вперёд, складывая руки вместе. – Сильные рождаются в страданиях. И не так важно, что было в прошлом. Прошлое сделало тебя тем, что ты есть, и меня тоже. Мы должны быть благодарны этим испытаниям, но слезать с вершины, на которой стоим, чтобы поглазеть на себя «тех»… Зачем? Не позволяй своей воле трепетать. Впереди нас ждут испытания в любом случае более жестокие и жертвы более страшные.

Проникновение в разум Александра, поначалу, прошло без каких-либо проблем – именно так и должно быть, когда тебя сознательно допускают до собственного сосредоточия эго, но затем… Затем все пошло совершенно по другому сценарию.

В этот раз все вообще было по-другому, отлично от прошлого раза. Обстановка… Никакой обстановки не было, в общем-то. Был только мрак и пустота. Бешеный поток воспоминаний, круговорот хоровода образов, способный свести с ума, наверное, кого угодно – но у Эрилимии было достаточно сил, чтобы устоять. Впрочем, разум, в который она шагнула, не преследовал этой цели. Он просто вывел её… Вниз. Туда, ниже всего остального.

Вряд ли нур сталкивалась с чем-то подобным в своей жизни. Не важно, кто или что привело её сюда, но открывшаяся ей картина ужасала. Точнее, она заражала её против воли самой идеей страха. Потому что под ногами Эриль больше не было ничего – лишь воздух. А еще ниже – покоилась оно.

Бескрайний океан пламени. Огня настолько горячего, что он, казалось, плавил сам себя. Это была звезда… Солнце, слепленное целиком из чистого, губительного гнева. Светило, излучающее такую ярость и безумную жажду уничтожения, что одного взгляда на слепящую тьму поверхности было достаточно, чтобы почувствовать их всей глубиной своего естества. Это было что-то вроде… Супер-Эго? Нет, дело не только в этом. Здесь так же читались чужие воспоминания… Недоступные. Запертые. В этом океане ярости находились смутные образы, унаследованные через непрерывную линию крови. Вместе со всем безумием, которое терзало поколения фон Дерментов. Это была их родовая болезнь, проклятие и одновременно благословение. Это был ГНЕВ, сверхчувство, вещь сама в себе, синоним всего разрушения и уничтожения в известном этим людям мире.

Нагрузка на разум здесь была запредельной. Даже мастерства месмера было недостаточно, чтобы блокировать это чудовищное излучение ненависти. Если первое знакомство с Красным Безумием прошло относительно успешно – в этот раз оно угрожало эльфийке по-настоящему. В конце концов, оно было вовсе не красным, а черным… Помести такое в обычного человека и он моментально лишится рассудка. Навсегда. Бесповоротно. Только теперь было понятно, какой именно силой воли на самом деле обладает Александр. В этом плане он был практически чудовищем…

Агана фон Дермент: Ужасно, не правда ли? – Эрилимия узнала её, эту женщину. Она видела её в холле множество раз, поскольку вынуждена была постоянно проходить мимо её портрета. Но, конечно же, это была вовсе не Агана сама по себе… Лишь воспоминания фон Дермента о своей прабабушке, о том, какой он её запомнил, какой понял её личность из её дневников и рассказов матери и других членов Дома. Это была просто проекция мыслей, образов, чувств. В каком-то смысле, это тоже был Лекс… Просто в другой форме. Желтые глаза женщины наблюдали за звездой из черного пламени и тлели сами, той же самой яростью. Но в этом взгляде Эриль видела следы не только родового безумия, но и мастерского контроля. – И, тем не менее, это должно оставаться здесь. Со временем ты поймешь, почему. Прекрати свои попытки вмешаться. Того, что ты сделала, уже достаточно.

Саркофаг пошел трещинами. Холод вырвался наружу, ледяная вьюга поднялась вокруг, переодевая тьму на мгновение в непроглядный снежный хоровод. Эрилимия уже знала, что лёд, в основном, является синонимом воли… Во всяком случае, именно в этом разуме, что порождало некоторые противоречия. Почему у мага Огня проявление каких-то волевых установок сопрягается с образом льда и холода? Впрочем, долго раздумывать над этим вопросом у эльфийки времени не было. Вьюга улеглась, тьма вернулась. Носа нур достиг запах горящей плоти.

Пространство исказилось, откуда ни возьмись появились древние стены, сжавшиеся со всех сторон и образовавшие длинный узкий коридор. Под ногами у Эрилимии возник ветхий пол, устланный растрескавшейся кладкой, поросший мхом, какими-то отвратного вида грибами и залитый нечистотами… Нет, кровью и гноем. Под ногами у девушки из полумрака проступали трупы и те, кому трупами полагалось быть. Но по какой-то причине свои обязанности – лежать и не доставлять проблем – эти твари не выполняли. Не смотря на то, что были расчленены или вовсе разрублены пополам…

Пахло гарью. Сгоревшей плотью, кипящим гноем, свернувшейся кровью. Пахло гнилью. В воздухе висел запах разрытых могил, древних саванов, разъедаемых личинками внутренностей – нежить, относительно свежая, заполняла этот коридор… Тоннель, если быть точнее. Катакомбы. Нур чувствовала, что она будто бы глубоко под землей – таково здесь было давление потолка над головой, воздуха и невнятного ощущения, оставшегося после подземных городов. Ступать по полу было тяжело – повсюду валялись тела и части тел. На стенах еще светились выплавленные ужасным жаром росчерки, там, где оружие, которым убивали мертвецов, проходило через них, как нож через масло, и цепляло стены. Оно же было единственным источником света здесь.

Темно. Сыро. И глухо. Пахнет сырым и гнилым, разлагающейся плотью, пахнет гноем, тошнотворно и отвратительно, пахнет свернувшейся кровью и… озоном. В воздухе плывет отвратительный сизый дымок, отражающий во мраке искусственный бледный свет… Этот же свет выхватывает из темноты медленно бредущие к нему фигуры – живые трупы, как дьявольские мотыльки, тянутся к этому свету. Гудение, напряженный взвизг – будто пила, застрявшая в дереве, вырвана с силой плотником. В воздух взмывают отрубленные гнилые руки и часть головы… Во мраке, среди тел, стоит единственный человек. Его руки укрыты мерцающими, теряющими на глазах плотность и стабильность, лезвиями из бледного пламени. Человек поднимает руки и скрещивает клинки, готовясь встретить очередную волну таких слабых и медленных, но бесчисленных врагов. Лекс смотрит чужими глазами – и эти глаза принадлежат кому-то другому, третьему. Поврежденные воспоминания… Воспоминания, зашитые в его тело шрамами, в том числе тем, что перечеркивает лицо.

Это чужие воспоминания. Того, кто был насильно заперт в «саркофаге», с которым ей не посчастливилось оказаться рядом. Совершенно случайно. Символом этого человека была скупая, механическая почти жестокость, которую можно было бы приписать скорее автоматону или голему, чем живому существу, и жуткая тяга к достижению цели любой ценой, которая фактически делала невозможным для него саму мысль о том, чтобы сдаться. Он был тем самым каналом, который связывал Александра фон Дермента, подсознательно отрицающего всё, кроме Огня, с совершенно иной стихией. Символом этого человека была Молния.

Образ: Ну? И? – Черты лица у этой личности были куда более резкими, а взгляд куда более жестким, чем у фон Дермента, которого Эриль знала. В этом человеке всё было подчинено одному смыслу - уничтожить врага. Любой ценой. А врагом становился каждый, кто вставал на пути... Даже если это был некогда друг. Одежда человека пришла в негодность от обилия грязи и крови, в том числе его собственной - шрам, который позже Александру просто насколько это возможно аккуратно зашьют, сейчас был еще кровоточащей раной, которая даже через грубую повязку умудрялась кровоточить. Короткий жест - и излучающие призрачный голубоватый свет клинки из одного из наиболее разрушительных видов материи,  погасли. Человек уселся на небольшую горку трупов, большая часть из которых была оплавлена и дымилась... Вот значит откуда у Лекса все эти шрамы. Здесь, в подземелье, была настоящая бойня. И не смотря на достигнутый сейчас результат, победителем он не выйдет...

Образ: Ты вошла сюда, потом что я позволил. Ты выйдешь отсюда, если я позволю. – Перебил нур «Лекс», этот. В его тоне не было ничего, что могло бы послужить хотя бы намеком на то, что эта личность может потерпеть в указанном действии неудачу. Более того, эльфийка уже понимала, что находится в каком-то закольцованном воспоминании, которое, кроме прочего, защищено частичной утратой памяти, этакой рекой бессознательности, через которую ни «Лекс», тот, ни «Александр» не способны сами по себе перебраться. Если Эрилимия спросит их об этом человеке – они ничего не смогут вспомнить… Наверное.

Образ: В отличие от двух идиотов, позволивших тебе быть в этом разуме, я не питаю симпатии к эльфийским малолеткам. Твои манеры ужасны. Твои навыки ораторства и дипломатии похожи на дерьмо. В общем, нам не о чем говорить. Я выйду отсюда, когда это будет нужно. И если я захочу. – Вопреки озвученному, было совершенно очевидно, что осколок личности не испытывает к Эрилимии вообще никаких чувств, ни плохих, ни хороших, не оценивает её стараний никоим образом и вообще полностью безразличен к её существованию. Вообще, если взглянуть на него под определенным углом… То образ становился огромным. Как если бы нечто гигантское, отбрасывающее такую же гигантскую тень, выставило вперёд куклу, дабы собеседник, будучи слишком мал, не чувствовал себя по сравнению с этим гигантским нечто слишком неуютно. Тень осколка, кстати, занимала всё за его спиной, пока здесь еще был свет. Безразличная, бескомпромиссная сила, которой просто всё равно. По стенам пополз лёд.

Образ: Достигни достойного уровня сил, чтобы иметь право быть, когда я выберусь. – Видимо, время истекло. Эрилимию выбросило сначала за пределы саркофага – он снова был цел, хотя и сохранил следы предыдущих манипуляций, а затем и из разума фон Дермента в целом. Возможно, она пробудила то, что будить не стоило. Возможно, она положила первый булыжник в дорогу, которая приведёт её в Ад. Или не её. Или нет.

– Тебе лучше присесть. – Лекс поднялся на ноги, уступив нур свое кресло. Эриль и раньше оказывалась в нём, но всё равно, эффект каждый раз был один и тот же. Не смотря на то, что подход к организации рабочего места у них с фон Дерментом был скорее всего разительно разный, то, как это делает маг, всё равно вызывало непонятное чувство… Готовности работать? Желания работать? Сложно сказать. Когда находишься в этом высоком кресле, когда оказываешься за этим массивным столом – ты видишь весь кабинет сразу. Можешь визуально добраться до любой книги на стеллажах, до любого предмета на витринах. До перьев, бумаги, сшитых пергаментов с заметками, чернильниц, устройств для работы с эфиром… Чего угодно. Это кресло и рабочее место не было её собственным, но тем не менее, оно будто было готово предоставить её всё необходимое. Тонкая персонализация, странно переплетающаяся с доступностью другим.

Кроме прочего, Александр вызвал горничную, наказав той сделать очередную порцию чая на двоих, а еще извлечь из кладовой какую-нибудь бутылку хорошего алкоголя. Не столового вина, в котором воды было больше, чем в докладе неопытного клерка, а нормального алкоголя. «Должно гореть» - выдал своё определение «хорошего алкоголя» барон, отослав прислугу выполнять поручение. Долго та, впрочем, не пропадала, демонстрируя чудеса расторопности – у Эрилимии вообще могло создаться впечатление, что у девушки готово всё и всегда еще заранее. Естественно, первым делом Лекс опрокинул в себя стакан грога. Копаться кому-то у себя в мозгах позволять, даже если это Эрилимия, барон не любил страшно и нелюбовь эта никуда не девалась, естественно.
естественно.

– Думаю, на этом мы пока что закончим. Мне нужно будет доставить в Министерство материалы, связанные с новыми заклинаниями – пусть мои клерки проведут анализ плетения и предложат контрмеры. Наберутся опыта и заодно мы сможем улучшить идеи, учитывая их слабые места. – Еще одно достоинство «места работы» Лекса заключалось в наличии рабочего персонала, естественно. Большую часть рутинной работы барон сваливал обычно на них, хотя и не всю – только в строго дозированной на каждого своего человека порции, так, чтобы справлялись все, вовремя и хорошо. Ну и рутинной она была для Лекса, для персонала министр подбирал задачи так, чтобы они касались их пробелов в знаниях, мотивируя личностное развитие каждого в своем кабинете и исследовательском отделе. – А тебе – отдохнуть. Попроси Гретту что-нибудь тебе приготовить… Не уверен насчет мяса, но в готовке салатов и пирогов она уже достигла мастерства.

– Гретта! Распорядись, чтобы готовили карету. – Лекс, тем временем, уже влезал в свою мантию. Откуда-то снизу досталось «Да, мастер Лекс!» и мужчина снова переключился на залезшую в кресло с ногами нур, неодобрительно цокнув языком – этикет явно страдал! – «Больше ничего не нужно», ты говоришь? Так не бывает. Полагаю, меня ждёт еще больше труда, чем раньше – осваивать две стихии одновременно не так просто. Если я изучаю какую-то магию – посредственно делать это я не стану, никаких исключений для стихии Воздуха, если она не моя основная, не полагается. Так что я ожидаю от тебя дальнейших консультаций… Хотя, сразу скажу, подход к магии у нас схож мало. И тем не менее! Опыт – это один из самых ценных даров. Во всяком случае, после сладкого яблочного пирога.

Александр собрал исписанные пергаментные листы в папку, наскоро пробив их шилом и сшив бечевкой, бросил туда еще какие-то свои рабочие заметки, походил по кабинету, собирая различные мелочи, которыми пользовался в повседневной жизни и так, на работе… Когда горничная доложила, что карета подана, барон окончательно засобирался уходить.

– Оставайся, сколько пожелаешь, уходи, когда хочешь, приходи тоже. Не знаю насчет других мест, где ты бывала ранее или останавливалась, но в этом доме тебе точно рады. Во всяком случае, даже у Гретты прибавилось энтузиазма в рутинных делах – один я от неё не слишком много требую, привычка к куда более низким уровням жизни и существования сказывается… Да, еще кое-что. Помнишь своё это «стёрли»? – Дермент остановился в дверях, обернувшись через плечо. Если бы Эрилимия сейчас подняла голову, то не увидела ничего, пожалуй, кроме глаз поверх расшитого ворота мантии, что еще бы могло передать эмоции барона. Ну, судя по голосу, он еще ухмылялся одной из своих улыбок-ухмылок-оскалов, которые обычно приводили к чьей-нибудь тепловой смерти. – В будущем… Когда наш уровень сил будет достаточен… – «Достигни достойного уровня сил, чтобы иметь право быть, когда я выберусь» – МЫ нанесём визит твоему клану. У меня большой опыт сражения в подземельях. У тебя старые счеты к родственникам. Я считаю, из нас выйдет идеальная команда эдаких ростовщиков и твой долг мы получим. Полагаю, после этого одним кланом встанет меньше… Но по ним никто не будет лить слёзы, не так ли? У меня есть кое-какие интересные книги по эфирологии. Они в том шкафу, четвертом, в который ты еще не заглядывала, потому что он закрыт. Ключ в столе, он маркирован номером, конечно, четыре. Я бы на твоем месте начинал уже сейчас… Ну или после пирога, да как голова пройдет. До вечера! – И Лекс хлопнул дверью, направившись вниз.