В восточном крыле, к сожалению, не было обнаружено ничего, что могло представлять для Ровены какой-то интерес. Быть может, если некромантка решится остаться в этом убежище надолго, ей со временем придётся уделить им определённое внимание, однако пока что в планы воскресительницы не входил переезд в старое убежище её предка. Она быстрым шагом переходила из зала в зал, но, когда осмотр этой части лабиринта был окончен, Ровена и Филипп вновь возвратились к центру, откуда и следовало продолжить изучение прочих комнат. Новых големов по пути не было обнаружено, и потому о восточной части убежища возможно было лишь сказать, что в ней не было ни чего-то особенного, ни опасного. Так или иначе, после возвращения шаманка решила посетить помещение в северном направлении: какой-либо логики в этом решении не было, однако варинтов оставалось всего два, и следовало обойти их по порядку.

Когда некромантка приблизилась к этой комнате и оказалась на её пороге, она немедленно остановилась, не решаясь войти: её словно сдерживала невидимая стена, не позволяющая сделать и шага вперёд. В новых помещениях, которые удалось обнаружить Ровене, все предметы и обстановка выглядела так, будто кто-то что-то искал здесь второпях и не заботился о том, в каком виде оставляет помещение, уходя. Взглянув на всё это, воскресительница не сомневалась, что к увиденному ею хаосу была причастна Аррука. Или же те, кто бывал здесь до этого?.. Ровене пришлось побороть себя для того, чтобы войти в комнату, которая вполне могла оказаться личными покоями Рэймела. На мгновение она подумала, что не имеет право находиться здесь: чувство вины, преследовавшее некромантку после её пробуждения от ночных кошмаров, ощущалось так ярко, как никогда прежде. Более того, теперь оно было ещё сильнее по причине того, что Ровена позволила Арруке проникнуть сюда. Тем не менее, когда шаманка решилась и, коротко осмотревшись, подошла к письменному столу, на котором лежали загадочные предметы - записка, дневник и какое-то кольцо - она лишь убедилась в том, что лич явно побывала здесь. Ровена узнала её почерк - в прямом смысле этого слова. Очевидно, что записка была написана ею.
- Она и здесь успела побывать. - холодно констатировала этот неприятный факт воскресительница. - Нужно быть наготове. Мы всё ещё не можем исключить, что Аррука скрывается где-то тут, и записка явно была написана её рукой.
Некромантка первым делом взглянула на кольцо, лежавшее поверх дневник, а записку небрежно отбросила в сторону, как будто прикоснулась к чему-то омерзительному; и именно омерзением возможно было охарактеризовать те эмоции, которые испытывала Ровена по отношению к немёртвой. Шаманка взяла кольцо в руки, внимательно осмотрев его, но, несмотря на необъяснимое притяжение, не стала надевать его на палец, отложив в сторону. Дневник представлял для неё наибольший интерес, и Ровена поспешила открыть его.

Ровена благодарно кивнула в ответ на слова Филиппа, и в более или менее спокойном состоянии приступила к изучению объектов. Она хотела лишь осмотреть кольцо, но, когда некромантка взяло его в руки, всё резко изменилось. Ей показалось, будто она вновь слышит его шёпот: не во сне, а совершенно наяву... слишком знакомый голос для того, чтобы его игнорировать. И нужно ли это было? Возможно, именно в этом кольце заключилась истинная суть визита некромантки в это место? Ничего на свете ей не хотелось настолько сильнее, как надеть этот перстень на собственный палец и услышать голос, ставший едва ли не родным за все эти годы и месяцы, яснее. Ничего на свете Ровена не желала настолько сильно, как приблизиться к тайнам собственного рода, и ничего на свете не было ей настолько дорого... нет. Это неправда.
Арон Хвади проявлял огромный - возможно сказать несколько нездоровый - интерес к различным артефактам и магическим объектам: в особенности к тем, что имели какое-либо отношение к магии Смерти. Достаточно часто Ровене и Филиппу приходилось доставать для него эти вещи, и воскресительнице были знакомы возможные эффекты подобных артефактов. Тем не менее, несмотря на то, что кольцо, в которое жадно впивался её жаждущий ответов взгляд, несомненно являлось чем-то совершенно особенным и не могло идти ни в какое сравнение с любыми другими вещами в мире, шаманка понимала разумом, что не стоило совершать поспешных действий. У неё была жизнь за пределами этого убежища, и Ровена не спешила рисковать привычным порядком вещей ради того, чтобы поддаться собственному желанию в этот момент. Ей удалось сопротивляться голодному творению Терния, пожиравшему её магическую энергию. и воскресительница была уверена в том, что сможет сопротивляться и этому зову. Ей вновь пришлось собрать всю свою волю в кулак. Немедленно отложить кольцо в сторону. Приступить к изучению дневника, не отвлекаясь.

Ровене удалось сопротивляться настойчивому зову, который исходил от кольца, что она держала в руках. Это было сложно, однако сила воли воскресительницы оказалась достаточно сильна для того, чтобы противостоять голосу того, кто был в разы сильнее её. Шаманка бережно открыла дневник, но страницы были настолько хрупкими и ветхими, что ей казалось, будто записная книжка вот-вот обратится в пыль от её прикосновений. Тем не менее, настоящее осознание, настоящий шок пришёл тогда, когда Ровене удалось прочесть одну из записей Рэймела... в первые секунды после прочтения шаманка не поверила своим глазам, и вынуждена была перечитать запись ещё раз. И ещё раз. Пускай всё выглядит так , как нападение Инквизиции? Могло ли это означать, что Рэймел на самом деле был жив, обведя всех вокруг пальца?
- Филипп? - позвала она чародея с явно различимой дрожью в голосе. - Посмотри. Прочитай.
Более она была не в силах ничего сказать, объяснить. Филипп должен был увидеть запись собственными глазами. Тем временем некромантка ощутила, что после прочтения не может сопротивляться зову кольца так сильно, как буквально несколько минут назад. Она вновь взяла его в руки, посмотрела внимательно. Голос стал звучать отчётливее...
Ровена не заметила, как перстень оказался на пальце её правой руки. Было ли это правильным решением?..

Случилось то, что должно было неизбежно случиться. Ровена попалась на уловку своего предка, и вот она уже потеряла полный контроль над собой, надев кольцо на палец. Оставалось лишь надеяться, что Филипп сообразит достаточно быстро и попытается снять кольцо или же избавиться от него иным способом.
Теперь он стоял прямо перед ней, заполнил всё её сознание: тот, кого воскресительница едва ли не боготворила. Он кричал, и шаманка даже не пыталась перебить его, позволяя чародею высказать всё то, чем он пытался спровоцировать некромантку на какую-либо реакцию. К великому сожалению самого Рэймела, Ровена не реагировала на его очевидную провокацию. Она поняла, что совершила большую ошибку, однако теперь воскресительнице было необходимо сохранять спокойствие. Никогда она не позволяла никому говорить с собой в подобном тоне, и, кем бы ни являлся для неё великий Рэймел де Мортикус, она не была его рабыней. Позволив некроманту высказаться, Ровена взглянула на него, внимательно рассматривая его лицо: в действительности, между ними возможно было наблюдать определённое сходство. Однако это сходство заканчивалось на определенных внешних признаках.
- Так вот ты какой. - в сравнении с голосом Рэймела, голос его внучки звучал абсолютно спокойно и размеренно. - Похоже, тебя тоже этому не учили. Кроме того, это именно ты сказал, что я должна прийти сюда и найти нечто в твоём старом доме. Я прикасаюсь только к тому, что считаю нужным.
Шаманка сделала паузу в своих словах, ожидая очередной беспрерывный поток ругательств в свой адрес. Рэймел был совсем не таким, каким она представляла его себе. Становилось явно, что всё это время некромантка идеализировала его образ, воображая его мудрым и достойным заклинателем. Тот, кто стоял перед ней, вызывал у Ровены явную неприязнь: яростно кричащий старик, разбрасывающийся оскорблениями направо и налево.
- Я не твоя Орнелла и не позволю говорить со мной так. Насколько мне удалось понять из твоих записей, это ты нуждаешься во мне, и никак не наоборот. Я могла и вовсе не приходить сюда.

- НЕТ! - единственное слово, единственный крик сорвался с губ Ровены, когда она поняла, увидела, что Рэймел намеревался сделать... время шло на секунды, на доли секунды, и в это мгновение, лишь в это мгновение некромантка поняла, какое значение имела вся её жизнь, к какой единственной цели её должны были привести многолетние тренировки и обучение. Все двадцать шесть лет своей жизни воскресительница посвятила тому, чтобы научиться сражаться против других адептов Смерти и немёртвых. Ей удалось достигнуть определённых высот в  изучении соответствующей Стихии, однако то, что всегда бесспорно отличало Ровену от других некромантов, не было доступно им. Более того, они называли это стыдом, позорным клеймом Света: сам Рэймел сказал нечто подобное буквально несколько секунд назад... шаманка помнила о том, что добровольно отторгла стихию Света во время проведения ритуала Нарождения, однако теперь пришло время вернуть то, что принадлежало ей, являлось неотъемлемой частью её, и обрушить эту мощь на того, кто страшился и ненавидел Свет более всего: на призрака! Лишь увидев, что может потерять нечто, что было поистине дорого, Ровена осознала, что ничто иное в огромном мире не могло идти в сравнение с любовью, которую ей удалось обрести спустя много лет. Некромантка ощутила ещё более сильную и обжигающую ненависть, чем когда-либо прежде, однако она также чувствовала прежний Свет внутри себя: вера и ненависть перемешались в единую эмоцию, сильную настолько, что Ровене казалось, будто она была способна разрушить этой силой весь мир.
- ТЫ НЕ ПОЛУЧИШЬ ОТ МЕНЯ НИЧЕГО, ЕСЛИ ПОСМЕЕШЬ НАНЕСТИ ЕМУ ХОТЬ КАКОЙ-ТО ВРЕД!
Воскресительница никогда не кричала настолько громко. В следующее же мгновение в Рэймела де Мортикус немедленно должно было направиться наполненное яростью изгнание, а затем и изгнание нежити, луч и все прочие заклятия, которые только могли быть в распоряжении Ровены. Она будет повторять их до тех пор, пока ставший ненавистным дух Рэймела не оставит её возлюбленного, а если противостоять будет слишком сложно, шаманка вновь попытается собрать всю волю в кулак и немедленно снять кольцо с собственного пальца!

- Ты хочешь увидеть ненависть? - слова эти были произнесены сквозь зубы, словно Ровена говорила не со своим предком, встречи с которым вожделела все эти годы, а с ничтожеством, ненавистным созданием, пытающимся подчинить себе её волю. С каждым словом, сказанным Рэймелом, некромантка ощущала, как какое-то пламя охватывает её изнутри: никогда прежде она не ощущала подобного гнева ни к кому из всех, кого знала или же не знала воскресительница. В руках некроманта находилась вся жизнь Ровены, и ей крайне не нравилось это: она никогда не позволяла обращаться с собой, как с марионеткой, а когда дело доходило до тех, кого она любила - до её семьи, настоящей семьи, а не того омерзительного отродья, что стояло перед ней - шаманка была готова уничтожить всё на своём пути, так как её задача состояла в том, чтобы защищать то, что ей было ценно. Тем не менее, Филипп представлял для неё намного более высокую важность, чем Арон Хвади, ставший почти родным отцом, или же его наследники. Никто и никогда не был дорог Ровене так, как Филипп, и не существовало никого на свете, кто смог бы однажды стать для неё чем-то подобным. И она вцепилась в его жизнь, словно когтями, не намереваясь ни при каких обстоятельствах отдавать: что смыслил Рэймел де Мортикус в этом? Разве он когда-то любил кого-то, кроме себя?
- Ненависть обретает силу лишь в сочетании с надеждой. Ни Орнелла, ни ты, никогда не обладали ничем иным, и куда это привело вас? - Ровена сконцентрировалась и смотрела прямо в глаза своему предку: они были такими же зелёными, как её собственные, однако в них не отражалось ничего, кроме пустоты и злобы. Злобы настолько сильной, что, казалось, ни одно существо, ни мёртвое, ни живое, никогда прежде не ощущало ничего подобного... однако такой человек существовал, и этим человеком была Ровена. Когда ей казалось, что невозможно ненавидеть сильнее, Рэймел произносил следующее слово, совершал следующий жест, и пламя ярости в её душе разгоралось ещё сильнее. Нет. Она не позволит. Ни за что.
- Но думаю, в моей вере сейчас даже нет необходимости. ОТПРАВЛЯЙСЯ К БЕЛИАРУ, МЕРЗКИЙ УБЛЮДОК!
Очередное изгнание должно было настигнуть Рэймела де Мортикус, а затем и ещё одно. И ещё одно. И ещё одно до тех пор, пока этот крикливый ничтожный призрак не отпустит из своих рук Филиппа. Ровене хотелось, чтобы Рэймела разорвало на клочки, не оставив от него ни единого следа.

- КАЖЕТСЯ, Я СКАЗАЛА ТЕБЕ ОТПРАВЛЯТЬСЯ К БЕЛИАРУ! - в очередной раз закричала Ровена, когда Рэймел вцепился в неё своими когтями. На какое-то время Филипп был в безопасности, однако теперь некромантке следовало позаботиться о собственной жизни. Она изо всех сил вцепилась в палец, на который было надето кольцо Рэймела, чтобы снять его: воскресительница в буквальном смысле была готова оторвать собственный палец, чтобы избавиться от перстня и, ощущая, как жизнь покидает её тело, шаманка поняла, что не имеет права показать какую-либо слабость. Несмотря на то, что Рэймел что-то говорил о чистоте стихии и путеводного чувства, он в действительности не имел об этом понятия. Он никогда не знал ничего, кроме Смерти, однако невозможно обрести мощь, концентрируясь лишь на одном-единственном элементе: слишком много ограничений, слишком много уязвимых мест... и Ровена прекрасно знала об уязвимых местах немёртвых. Несмотря на то, что Рэймел был силён, он всё ещё не смог полноценно возвратиться в этот мир, и в этом его внучка превосходила его в данный момент: воскресительница умела обращаться с мятежными призраками лушче других некромантов, потому что имела то, что никогда не было доступно им. Пришло время сменить ненависть на чистую ярость Света и показать предку, на что была способна комбинация этих двух разрушительных Стихий: Ровена выпустила из своих рук волну ослепления, сопроводив её лучом и изгнанием нежити. Руками она готова была впиться в лицо Рэймела де Мортикус, разорвать всё его существо на части, лишить зрения; и вцепилась воскресительница мёртвой хваткой, продолжая отправлять в Рэймела любую возможную магию Света, а если и этого будет недостаточно, его в очередной раз настигнет приправленное горсткой сильнейшей ненависти изгнание. Ровена верила в то, что она была сильнее его, и она не позволяла ему забрать собственную жизнь. Она имела большее право на существование, чем он: ослеплённый собственным самолюбием и не наделённый ничем, кроме своей единственной Стихией. Что бы он представлял их себя, лишившись её, не будь он некромантом?

Всё было кончено. Всё то, к чему с самого своего рождения стремилась некромантка, оказалось ничем иным, как обманом, тёмной иллюзией: благо, что Ровена обладала достаточным Светом для того, чтобы различить истину во тьме. Эта простая вещь всегда была очевидна воскресительнице, как ясный день, однако когда дело касалось её фамилии, она будто бы переставала осознавать это: не существует в мире такой силы, которой позволительно слепо следовать. Не существует такой силы, ради которой позволительно потерять себя. Шаманка всегда негативно относилась к поклонению богам, считая, что каждый определяет свой путь самостоятельно, формируя свою судьбу поступками, намерениями и целями. Рэймел успел стать персональным божеством Ровены де Мортикус, и все годы своей жизни она принимала его за то, чем он никогда не являлся: за достойного, мудрого и сильного некроманта, осознающего суть и пользу собственной Стихии и того, на что она была способна. Смерть поистине была способна на многое, однако Рэймел никогда не жаждал ничего иного, кроме личной власти и воображаемого могущества. Он обвёл вокруг пальца всех: других обитателей Безымянных Земель, Ровену, Орнеллу... и если Ровена не испытывала ничего, кроме презрения и ненависти по отношению к этому магу, то Орнелла, будь она жива, в очередной раз осознала бы собственное одиночество. Он никогда не любил её: ту, что готова была отдать ради него всё, следовала за ним в вечность и до самой последней секунды своего существования продолжала верить в то, что её Учитель был единственным, кто ценил её. Любил. Возможно, в том, что Орнеллы больше нет, есть что-то хорошее: она никогда не ощутит ту боль и разочарование, которые бы попросту разрушили её, весь её мир. Тем человеком, которым Ровена воображала себе Рэймела - мудрым, рассудительным и разумным - была она сама, и никто иной. Разум, вера и любовь одержали победу над слепой, бесцельной жаждой могущества.
Воскресительница открыла глаза и ей подумалось, будто она в действительности умерла и потеряла всё. Вокруг было настолько спокойно - она более не находилась в убежище Рэймела - что Ровена и сама не смогла поверить в то, что ей удалось вырваться из цепких когтей некроманта. Первым, о чём она подумала после пробуждения, был Филипп, и резкое беспокойство охватило бы её в этот момент, если бы она не услышала его голос. Ровена и вправду победила. Она попыталась подняться - резко и спешно - и ощутила сильную головную боль. Тем не менее, воскресительнице это было безразлично и, не веря собственным глазам, она немедленно крепко обняла чародея, всё ещё не веря в то, что он - настоящий.
- Я думала, что потеряю тебя. - она выдохнула, пытаясь прийти в себя. - Да, это был он, и лучше бы я никогда не имела удовольствия встретить это отродие лично.
Ровена несколько перевела дух, отпустив Филиппа и садясь прямо.
- Я хотела показать тебе записи, но затем я надела кольцо, и он, похоже, получил полный контроль над моим телом. - говорила она крайне быстро и взволнованно. - Кричал, но не сказал ничего нового: лишь в очередной раз назвал меня позором семьи и омерзительным клеймом на его имени. Говорил что-то о кровосмешении и о том, что убьёт тебя, чтобы этого не произошло, и я думала, что это конец... утверждал, что путеводное чувство Стихии непозволительно осквернять другими элементами. В моём случае - Светом. Когда мне удалось добиться того, чтобы он отпустил тебя, он схватил меня. Ему необходимо было моё тело, чтобы переродиться... я совсем не помню, как мне удалось снять это проклятое кольцо со своего пальца, но на этом всё закончилось. Не могу поверить, что считала этого ослеплённого ублюдка своим личным примером всю свою жизнь.

Ровена приложила пальцы к вискам, ощутив ещё более интенсивную головную боль, когда Филипп сказал о том, что филактерию не удалось уничтожить. Несомненно, в одну из ночей Рэймел вновь вернётся к некромантке: радовало лишь то, что в обыкновенных снах он не имел над ней такой власти, как буквально несколько часов назад. Ровене предстояло ещё множество бессонных ночей, но ей казалось, что теперь она в силах справиться с чем угодно, пережив едва ли не конец всего своего мира, своей жизни.
- Завтра отправимся в башню Хвади. Когда разберёмся с этим, вернёмся домой. - теперь воскресительница говорила более спокойно, пытаясь сконцентрироваться, обдумывая что-то. - Понятия не имею, что делать с филактерией, но пока что следует оставить её там, где она лежит. Никто кроме меня не может пройти в убежище - только если у этого кого-то не окажется моей крови. Когда вернёмся в Торговую Лигу, нужно будет попытаться отыскать моих родителей и жену Рэймела - если та ещё жива. Как бы мне ни хотелось избежать этого знакомства, им может быть известно больше, чем мне. Какие-то зацепки...
Пока что все эти мысли больше напоминали хаотичный поток сознания, чем какой-то адекватный план. Тем не менее, в одном Ровена была права: завтра им следовало поторопиться к башне Хвади, чтобы наконец покончить с этой миссией. Неизвестно, что поджидало их там, и касательно этого у шаманки также имелись определённые догадки... тем не менее, ей не хотелось высказывать их немедленно и омрачать сегодняшний день ещё больше. Меньше, чем за сутки, Ровена и Филипп пережили больше, чем во всё остальное время, исполняя кое-какие прихоти Арона Хвади и выполняя его поручения. Эта миссия не шла ни в какой сравнение с предыдущими, но пока что им удавалось достаточно успешно пробиваться вперёд. Не будучи более в силах выдерживать мигрень, воскресительница попыталась сконцентрироваться на заклятии лечение для себя, чтобы проверить, не вернулись ли к ней прежние способности.
- Не могу. Голова раскалывается. Не могу ни о чём думать.

Ровена улыбнулась в ответ на слова Филиппа, когда им на секунду, наконец, удалось перевести тему разговора в несколько иное направление. Некромантка спешно отыскала свою сумку, и вынула из неё едва ли не весь арсенал алхимии, который ей удалось получить в Торговой Лиге. Из сумки совершенно случайно выпал дневник чёрного археолога, который взяла с собой шаманка: в него была вложена карта местности, которая являлась единственным ориентиром экспедиции в этих землях, и кое-что ещё. Об этом коё-чем Ровена подумала в тот момент, когда прикоснулась к дневнику, чтобы вновь убрать его на место, и она замерла с ним в руках, на мгновение задумавшись. Необходимо было сделать это сейчас.
Шаманка открыла записную книжку, листая страницы и ища один листок, который был вложен внутрь. Наконец, ей удалось найти предмет поисков: потрёпанный портрет Рэймела де Мортикус на клочке бумаги, который Ровена бережно хранила все эти годы, любуясь на него и пытаясь найти какие-либо схожести с этим человеком в собственной внешности. Порой она часами стояла перед зеркалом, разглядывая собственное лицо и сравнивая себя с Рэймелом. Кто же мог знать, что однажды это лицо, лицо могущественного некроманта, станет столь ненавистно ей?

Ровена взяла потрет в руки, в последний раз посмотрев на него. А затем резко поднялась на ноги и, подойдя к костру, бросила его в огонь.
- Не будет. - ответила воскресительница на последнее высказывание своего спутника, и в этих словах была различима решительность. Затем же Ровена вернулась к чародею и присела на своё прежнее место. Она не знала, насколько ореховая микстура была эффективна в исцелении головной боли, так как обычно пользовалась магией, однако стихия Света по-прежнему не вернулась к ней.
- Зуяб жадничал, но мне обычно всегда удаётся убедить его. - шаманка улыбнулась вновь, и в этот момент она более не выглядела столь утомлённо и несчастно, вспоминая о своей жизни в Торговой Лиге, об упрямом алхимике, о Хвади... обо всём. - Тебе нужна помощь с ожогами?

Когда от портрета не осталось и следа, Ровена ощутила какую-то пустоту внутри себя: словно потеряла кого-то, кто был ей дорог. На самом деле, это произошло ещё там, в подземелье де Мортикус, после того, как Рэймел показал своё истинное лицо и прояснилась вся его ложь, но осознание пришло только сейчас. За считанные часы обожаемый образ стал ненавистным, и воскресительница на мгновение ощутила траур - траур по тому, кого никогда не существовало. С иллюзией было расставаться так же тяжело, как и с реально существующим человеком: фальшивый образ Рэймел настолько въелся в разум некромантки, что она до сих пор не могла поверить в то, что тот, кого она почитала, никогда не жил на свете. Будто из её воспоминаний стёли нечто важное, навсегда оставив там пустоту, которую невозможно ничем заполнить.
Однако это было неважно. Потеряв Рэймела, Ровена обрела нечто гораздо более важное и она осознавала, что её предок был не настолько умён, как ему это казалось. Если бы ему в действительности хотелось достигнуть своей цели, он избрал бы более хитрый путь, убедив внучку в правильности и необходимости своих намерений любой ценой. Ему это не удалось, и попытка убеждения провалилась с первым же сказанным им словом: если бы он только понимал хоть что-нибудь, кроме ненависти и жадности, если бы он только был способен видеть дальше собственного носа.
- Ладно. Нет, конечно не затруднит. - Ровена как-то безэмоционально пожала плечами, и в этот момент в разговоре ощутилась некоторая неловкость. Тем не менее, чародей тут же переключил своё внимание на чай, и воскресительница также поднялась в поисках какого-либо занятия: она пробыла без сознания слишком долго, и теперь ей хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить бесцельно сидеть. Дневник археолога вместе с картой она вновь спрятала в сумку: работу следовало отложить до завтра. Им предстояло преодолеть очень приличное расстояние, и перед этим необходимо было отдохнуть.

В обычной ситуации Ровена опять же воспользовалась бы магией для исцеления ожогов, однако обстоятельства сложились именно так, что магии у неё на этот момент не было в распоряжении. Поначалу воскресительница испытывала некоторую неловкость, как, впрочем, и её спутник: в конце концов, она не привыкла видеть чародея в подобном виде, практически без одежды. Если задуматься, то Ровена, в общем-то, никогда не позволяла себе с Филиппом лишнего, желая продемонстрировать, что совершенно не интересуется им, однако прошлой ночью всё изменилось, и теперь у неё не было необходимости показывать напускное безразличие. Тем не менее, как и сам некромант, Ровена ощущала себя несколько... странно. Когда он поинтересовался, не была ли ранена она сама, воскресительница вспомнила о неприятном ожоге, оставленном на её спине одним из големов: ощущение навязчивой, стягивающей боли наверняка не позволило бы ей спокойно спать, и обработать рану на спине самостоятельно Ровена не могла. Верхняя одежда была уже снята и, несколько помедлив, некромантка всё же повернулась к Филиппу спиной, убирая волосы вперёд для того, чтобы не мешали.
- Где-то на спине должен быть ожог. Ты можешь... посмотреть.

Через некоторое время им обоим удалось перебороть эту странную неловкость, связанную с крайне непривычной - однако ни в коем случае невозможно сказать, что с неприятной - обстановкой. Ожог был успешно обработан, и головная боль также вскоре прошла: теперь Ровена чувствовала себя намного лучше, однако она также ощущала некоторую бодрость. Шаманка пришла в себя совсем недавно, и ей совсем не хотелось вновь погружаться в сон, в котором, вероятно, её вновь мог поджидать Рэймел де Мортикус, чтобы высказать всё то, что он думал о произошедшем. Она едва только перестала слышать его голос. Разумеется, во сне некромант не представлял для Ровены никакой реальной опасности, но он был последним, что желала вновь увидеть воскресительница. Потому на слова Филиппа она ответила с неохотой.
- Да, ты прав... но мне совсем не хочется спать. К тому же, завтра у нас нет никакой нужды торопиться. Так что... - Ровена осторожно поднялась на ноги и, секунду или две помедлив, добавила: - Пожалуй, мне всё-таки стоит наконец переодеться. В этом совершенно неудобно спать.
В действительности, воскресительница испытывала дискомфорт, не снимая одну и ту же одежду уже вторые сутки. К сожалению, вещей у неё с собой было немного, и в лесу Терния также пришлось оставить часть снаряжения, так что Ровена принялась беспокойно искать что-то более подходящее для сна в остатках оставленных вещей. Она несколько замялась, перед тем, как приступить к переодеванию, покосившись на Филиппа, но ничего не сказала. В конце концов, они находились в одинаковых условиях... когда Ровена наконец переоделась, она вернулась к чародею, присаживаясь прямо напротив него.
- Я тут всё думаю... - начала она говорить неуверенно, остановившись на полуслове. Ей захотелось высказать свои опасения и мысли, которые мучали её касательно пророчества Хвади, но её на мгновение словно парализовало, и Ровена забыла, что она вообще намеревалась сказать. Она взглянула на Филиппа так, будто никогда прежде не видела его. Он всегда казался ей красивым, однако Ровена ощущала себя так, будто осознала это только сейчас, и эта мысль заставила её немедленно замолчать, глупо уставившись на некроманта.