Он пробил бушующую гладь Черного, как снаряд, выпущенный из требушета, сносит замковые ворота. Он ушел на глубину почти сразу с тем же криком, с каким пришел в этот мир. С той же болью, которую испытал, когда его легкие сделали первый вдох. И чем глубже он погружался, тем сильнее становилась эта боль… Огонь сжигал его заживо, но суть Лорда Огня противилась. С этой звездой, излучающей нечеловеческую ненависть, состоящую из неё, они сцепились намертво и сейчас играли в перетягивание каната. А ставкой в этой игре было… Всё?
…Я РЕВУ МНОЖЕСТВОМ РТОВ
Его разорвало на части. Все три личности были извлечены, но их общность, такая слабая, но еще существующая, играла против того… Кем он был? Кем из троих? Человек, нет, изначальная сущность, у которой не было имени, бытия и понимания, сомневалась. Её одновременно тянуло к каждому из этих троих. Чьё тело ей занять… Чьё? Кем ей быть? Ни Александр, ни Лекс, ни, тем более, Сессил, не смогли бы дать на этот вопрос внятного ответа.
…Я ЛОМАЮ МНОЖЕСТВОМ РУК
Все одинаковые, но немного разные. Все они одно. Но человек знал, что существует фундаментальное различие. И в каждой фигуре оно было выражено вполне явно. На пальце Александа тусклой искоркой зажглось кольцо матери – шедимский агат заискрился совсем тускло под давлением напирающего со всех сторон черного огня безумия. Это кольцо… Оно много значило для него. Единственная вещь, которая осталась у него в память о матери. Свою мать Александр любил такой, какой она была и не важно, что пытался сказать бастард. Даже если это была правда.
На шее Лекса, где-то там, за воротом брони, за воротником-стойкой полевой накидки, тускло, на секунду, сверкнул серебряной медальон. Тот самый, в форме дракона. Последней нитью, что связывала Лекса с реальностью, была Эрилимия – именно благодаря ей в своё время Лекс избавился от гнетущего ощущения ответственности за свое существование, как последнего из Дерментов, как главы своего Дома. На поле боя нет места слабым… Эта женщина и её медальон были свидетельством того, что слабым иногда нужно было давать шанс, чтобы они могли встать и отомстить, сражаться и выжить.
Последним был Сессил. У него не было ничего, кроме его шпаги. Сессил не доверял никому, кроме собственной силы. Он твердо знал, что во тьме предают даже тени, но не его огонь… И сейчас в его руке угадывались очертания той самой шпаги, которой пятнадцатилетний юноша когда-то заколол бросившегося на него разбойника. Тяжелая шпага, не по руке юноше, была в не исчезнувших до конца ржавых разводах. Кровь? Или неисчезающее чувство сомнения в правильности выбранного пути, которое он всю жизнь топит в ярости, выжигающей любую дрожь нерешительности? Все они ошибались.
…ОНИ ЕСТЬ ТЕНИ, НО ОНИ – ЭТО Я
Человек сжал голову руками, закрыл ладонями глаза. Руки перед глазами троились. Это… Кольцо на пальце? Латные перчатки полевого доспеха? Рукоять шпаги касается лица? Океан огня продолжал бушевать. Черная магма сковывала их и тащила ниже и, он знал, пока трое будут бороться порознь – не выберется ни один. Даже пожертвовав кем-то. Даже если одному удастся уничтожить двух других… Ничего из этого не поможет.
Это так смешно… Но что тут смешного? Не помню, почему считаю это смешным… «Все сгорают. Сгорают все, потому что это место подобно болоту. Чем сильнее сопротивляешься – тем быстрее тянет тебя пылающая трясина. Но если сопротивляться не будешь – ты ведь всё равно и исчезнешь в этом море огня, на самом его дне…» Строки из дневника Аганы вспомнились как-то некстати. Или очень вовремя? Её записи всегда были странными, говорили о материях, которые было не понять здравому рассудку… Но была ли Агана Безумная в самом деле не в своем уме?...
Вспомнился отзвучавший совсем недавно окрик. Этот женский голос… Не её ли? Но она не услышит их на таком расстоянии! Это место, это Черное Солнце, оно ведь ПОДО ВСЕМ! На таком расстоянии… Расстоянии… Да. Тот, кто вместе со всеми погружался вглубь бушующей черноты, потянулся куда-то в неё, рыдая от боли, которую причиняло его эфемерной оболочке из мыслей и воспоминаний пламя ненависти, вгрызающееся прямо в душу. Он висел где-то у пояса, когда у него он еще был… Когда не было никакой магии, а его самого сопровождал только охотничий сокол и собака… Рог. Охотничий рог, отделанный серебром. Нет! Он не желает быть этим! И кто бы ни остался в его обожженном сознании, кто бы ни был тем голосом, что задал ему этот вопрос – он должен знать, что это именно так!
Старый рог, отделанный серебром. Он перешел к нему от его деда.
…Я ОБЛАДАЮ ВСЕЙ СИЛОЙ, ЧТО ВЫ МНЕ ДАЁТЕ
И древний сигнал, который призывает верных твоему знамени союзников. И пусть его легкие выгорят, но вдохнуть как можно глубже и протрубить его он должен – чтобы каждое воспоминание в его сознании, помнящее его, поднялось против пожирающей их злобы… Передававшийся от поколения к поколению, сплошь из резких переходов и длинных рокочущих переливов, сигнал, кажется, принадлежавший еще людям, охранявшим границы воргонского племени, там, на далеком севере – не раз он звучал на полях сражений, в которых участвовали члены дома с гербом Феникса. Он звал тех, кто уже погрузился во тьму смерти, быть может, но не был забыт. Он заставлял дом Дерментов ненадолго отпустить своих мертвецов, чтобы они приняли свое последнее сражение за живых.
«ВСТАВАЙ! БЕДА! ОГОНЬ! ВРАГИ!»
Пламя хлынуло в коридор и попавшиеся на его пути люди в алых накидках дома Дерментов вскинули руки, силясь остановить поток. На секунду им это удалось… Возможно, им это удалось бы и вовсе – отвратить поток. Но огонь просачивался в боковую комнату. Юноша, застывший от ужаса с графином в руках на кухне, у самого входа, видел глаза своих родственников, когда огонь вцепился в них и смел плоть с костей. Он видел их глаза. И знал, почему двум опытным магам не удалось удержать этот поток… Потому что они не пытались. Они лишь хотели выиграть себе жалкую секунду, прожили которую они запечатав тяжелую кухонную дверь. В их глазах не было вопроса – «ПОЧЕМУ ОН ВЫЖИЛ?», который задавали призраки прошлого, чьи когти, сделанные из осуждения, царапали совсем недавно разум… всех их разумы. Нет. В них был другой вопрос. СКОЛЬ ВЕЛИКИМ ОН СТАНЕТ? Так или иначе, свои надежды и чаяния...
Они вложили в него. Кем бы он ни был.
– Помните… ПОМНИТЕ ИХ! – Рог свой тот, кто был никем, швырнул вниз. Всем троим одновременно. – ПОМНИТЕ ВСЕХ! Они не подведут их. Ни один из них. Но чтобы сделать это… Чтобы дотянуться до этого рога… Им придется быть чем-то иным. Чем-то другим, хотя бы на мгновение. – Мы... МЫ НЕ СТАНЕМ РАБАМИ ЭТОЙ ТЬМЫ! МЫ - ПЛАМЯ!
Чем-то единым.
– Заставьте врагов бояться! Заставьте друзей гордиться! Защитите тех, кто слаб! Помогите тем, кто силен! ВЕРНИТЕСЬ К ТЕМ, КТО ЖДЁТ! – И он, пусть всего лишь наблюдающий со стороны, тоже рванулся вниз. Следом. Глубже. За ними. Четвертым. – Этой ночью... НИКТО БОЛЬШЕ НЕ ПОГИБНЕТ!
Пусть ревёт боевой рог. Пусть восстанут все, кого они помнят. Все их друзья и соратники, все те, кто повстречался им на их пути. Все те, кто был убит ими. Все те, кто был спасен ими. Все те, кто был ими отмщен… Эта ненависть их не сожжет – была в их жизни и куда более сильная боль! Эта ярость не испепелит их рассудок! Эти сомнения… будут смыты! Эта глубина, эта пучина отчаяния и всепоглощающей ненависти… Кем бы ни был ОН, тот, кто поднимет голову этой ночью, ЕГО ей НЕ УДЕРЖАТЬ!
Дыши. Основа - это дыхание. Противостоять огню может лишь огонь.