Девушка попыталась отстраниться от когтистых пальцев, но не смогла - держали её крепко и опытно, вот только в следующий миг поток плазмы уничтожил человека, осветив ночь жадной вспышкой, слизнув заодно и край шатра, того самого, из которого показался главарь и где оставались ещё люди. Всё ещё активное тепловое видение позволяло видеть происходящее там, как на ладони - случившееся породило суету, отпечатки дрогнули и распались на отдельных людей, причём один из них метнулся в сторону другого и слился с ним, формируя горбатую пародию на человека, и блеяние верблюдов не смогло заглушить полный боли вопль. Молекулярный щит окутал Талию, прикрывая от возможного урона - когда не стало того, кто её держал, пленница попыталась было убежать, но Лекс успел схватить её за шиворот, отгораживаясь от людей стеной огня, что делала тепловое видение бесполезным. Огненное крыло позволило быстро разорвать расстояние, отплёвываясь адскими стрелами, утаскивая свою добычу подальше от ревущего пламени, назад, в то место, откуда поднялась в воздух Гетида, распахивая пасть, в которой Александр мог встать в полный рост и не почувствовать себя стеснённым.
С другой стороны стены дохнул огнём феникс, зашедший на группу обороняющихся с противоположной стороны, пресекая попытки бегства. Сгинули в пламени Гетиды шатры с рабами, которые лишь в последние мгновение подняли дружный вой, подобно хору проклятых душ, оплакивающих свою обречённость на вечные муки, из которых нет спасения, после чего элементаль ринулась куда-то прочь - должно быть, ловить беглецов, оставляя оставшихся на Александра, что стоял посреди этого ревущего пламенем ада воплощением кары небесной - или геенны огненной. Равнодушной, не делающей разницы между благородным человеком и преступником, ведь, в конце концов, все равны перед Смертью, ей плевать, кого увести за Грань, и не важно, предстаёт она как старуха с косой или как беловолосый чародей с тлеющими углями вместо глаз. Его сила давно уже не была силой чародея, слишком много было энергии в чудовищно разросшихся магических каналах, слишком сильны заклинания, слишком чудовищны последствия их применения. Мало кто из смертных магов достигает такого могущества, а те, кто может его вместить - способны померяться силой далеко не только с подобными. Быть может, не сейчас, не сегодня, но однажды... Скоро. Очень скоро.
Ни корона, ни монета не задержат ход часов.
В дверь стучатся дети Смерти - не поможет тут засов...
Всё меньше было тех, кто смел бросить ему вызов, всё чаще люди просто сдавались, умирали, ломались, как скулящая на песке рабыня, свернувшаяся калачиком, в попытке отстраниться от происходящего, не видеть, не слышать воплей, не чувствовать запаха горелого мяса. Как работорговцы, пытающиеся сбежать от призванных существ и всепожирающего пламени. Никто не пытался прорваться сквозь стену и отомстить Министру за нанесённый ущерб, все старались лишь спасти свои жизни - по крайней мере, это стоило предположить, потому что разглядеть что-либо в сполохах пламени было невозможно. Никто...
Но кто-то всё же попытался. Человек вывалился по эту сторону стены огня, воя от боли, потому что температура и сила огня были слишком велики - одежда горела, плоть краснела и вздувалась волдырями, короткие, криво остриженные тёмные волосы сворачивались от жара, взлетая в воздух. Человек, не сдерживаясь, выл во всё горло, перемежая бессвязные звуки с ругательствами, с трудом поднимаясь на ноги - потому что руки были стянуты за спиной. Женщина. Губы и подбородок перепачканы кровью, алые ручейки, что секунду назад стекали по шее в разорванный вырез рубахи, запеклись и потемнели, глаза, почти безумные от боли и ярости, упёрлись в скулящую рабыню.
Женщина: - ТВААААААААААРЬААААААААААААА!!! - Из горла вырвался воющий рык, женщина сделала сделала шаг, закричала от боли - вздувшаяся кожа на плече, проглядывающая в прореху в рубашке, лопнула, заливая плоть сукровицей, шипящей в языках пламени. Упала. Рывком поднялась, делая ещё шаг. Так смертельно раненый зверь рвётся к врагу в бездумном стремлении забрать его с собой, пусть умереть, раз это неизбежно, но сомкнув зубы на его глотке - коли нет возможности использовать что-то другое. Испачканное чужой кровью лицо и яростный оскал придавали лицу совершенно нечеловеческое выражение - но оно как нельзя лучше подходило этой звериной целеустремлённости, в которой, казалось, женщина просто не замечала Лекса. В эти мгновения он понял: она доберётся до цели, не важно, как. Дойдёт, доковыляет, доползёт, прогрызётся сквозь щит зубами, сосредоточив всю силу своей души в стремлении уничтожить, столь сильном, что позволяло удержать хотя бы осколок рассудка, нанизать его на это стремление, как на иглу, направленную в мишень, сосредоточиться не на боли тела, что сгорало заживо, а на ярости, пускай причины её сложно было предположить.
Женщина видела только цель.
И не видела препятствий.