Анкета персонажа

1) Имя, Фамилия (прозвище или псевдоним, если есть):
Гвендолин Рикетт (Арчер); Гвен – для друзей.
Немногочисленные друзья в шутку называют её Сестрой Скорби (по аналогии с Братьями Скорби), и вслед за ними это именование подхватили соседи и пациенты. Гвен бесится, но терпит.

2) Ученик/Учитель/Свободный персонаж:
Свободный персонаж.
Деятельность:
Целитель по профессии, диагнозу и образу жизни, с детских лет и навечно; ныне – лекарь в городской лечебнице Иридиума и по совместительству частный практик.

3) Раса и религия
Человек.
Искренне верует, с охотой и полным осознанием следует заветам Инноса, Люммина и, особенно, Этерии. Бывает, что молится Жнецу за выздоровление очередного лежащего при смерти, но в покровительство этого бога и в его милость не верит.

4) Дата рождения и возраст/На сколько выглядит по человеческим меркам:
Родилась 15 июля 17061 года.
Девушке двадцать три года, выглядит в зависимости от одежды, освещения и самочувствия то на свой возраст, то немногим младше.

5) Характер:
Гвендолин – это очень неоднозначный человек: с одной стороны, она прекрасный медик и профессиональный целитель, с другой стороны – ужасный, просто невыносимый человек. Всё хорошее, что в ней есть, проистекает от стихии, избравшей её своим сосудом и адептом. Впрочем, наверное, не будь в ней этих качеств от рождения – магия Жизни не далась бы ей.
Если рассматривать частности, она отзывчива, иногда слишком: влезает в чужую проблему, даже если её об этом никто не просит, и пытается решить её, даже если никаких шансов на благополучный исход нет. Как сказал один из немногих близких друзей Гвендолин – «ты страдаешь хроническим желанием оказывать помощь». Может быть, и правда страдает, а может, это лишь следствие почти неконтролируемого тщеславия, но только остаться в стороне от чужой беды она не может. И даже более: почти универсальным лекарством для её души и разума служит необходимость кому-нибудь помогать. Она гораздо быстрее приходит в себя после потрясений, если рядом есть люди, которым необходима поддержка, защита и исцеление.

Есть в ней ещё такие прекрасные качества, как верность, ответственность (ни за что не бросит начатого дела), надёжность и чудесное умение выбирать из двух зол воистину меньшее. Все остальные – плохие. Или, по крайней мере, делают характер волшебницы крайне тяжёлым: она крайне придирчивая особа, воинствующая чистюля и аккуратистка, та ещё привереда и капризница, весьма бесцеремонна, язвительна и критична (из-за чего её попытки оказать помощь, даже удачные, нередко выглядят форменным издевательством).
Лекарка очень строптива, иногда – до абсолютного отрицания чужой воли. Единственными нормами, которыми она хоть сколько-нибудь руководствуется (если, конечно, не считать "Канона врачебной науки"), являются веления сердца. С её переменчивым настроением, но довольно жёсткой системой принципов, которой подчинена вся её порывистая, искренняя душа, эти веления могут быть как целесообразны, так и абсолютно лишены смысла и логики.
Её жизненные установки множественны, но, в общем, выражаются всего в двух словах: "будь стойким". В любой книге она подняла бы на борьбу с тиранией, поиск лучшей доли и ударную прополку огородов целую нацию; в жизни она вдохновляет лишь некоторых особенно сумасшедших поэтов, а большинство остальных людей ужасно раздражает. Если уж девушка начинает говорить, то ей свойственны речи, пронизанные какими-либо идеями; справедливости ради стоит заметить, что она выполняет львиную долю того, о чём говорит. Гвендолин деятельна, нет, очень деятельна: её энергия бьёт ключом, постоянно находя занятия и для неё самой, и для других людей. Она не может быть ничем не занятой, для неё состояние ничегонеделания смерти подобно, особенно если в таком состоянии, помимо самой девушки, пребывает большинство её окружения. Целительница – настолько командный игрок, насколько это вообще возможно; в команде её роль несколько двояка – девушка ни в коем случае не лидер, но никогда не потерпит беспорядка, разброда и шатаний, а потому нередко выступает в роли буфера между спорщиками. Громкие скандалы, ссоры на ровном месте - всё это её утомляет и раздражает куда больше тяжёлой нудной работы. Гвен иногда бывает суетлива, но при этом она говорит о себе, что не терпит суеты.

Часто она бывает жестокой, особенно с теми, кто с ней на равных: к пациентам или людям, находящимся под её опекой, девушка всё же проявляет больше доброты и человечности, чем к тем, кто сам способен позаботиться о себе. Гвен вступает в перепалки только тогда, когда надо отстаивать нечто принципиально важное; гораздо чаще – воздерживается от них, несколькими ёмкими короткими фразами выражая свою незыблемую позицию по обсуждаемому вопросу. Ценя и уважая слова родного языка, она сначала думает, потом говорит; как правило, высказанного не повторяет, боясь упустить точно выраженную суть.
Самый сильный её грех и самая большая болячка – это уже упомянутое тщеславие. О, это качество можно описывать долго: девушка любит и комплименты, и благодарности, и даже откровенную лесть, а уж тот восторг, с которым она разглядывает себя в зеркало, передать словами почти невозможно. Пусть даже Гвен никогда не говорит об этом, заметно, что она считает себя много лучше других: этакой старшей сестрой, умной, красивой, доброй и заботливой, ответственной за всех и достойной всяческого уважения за то, что исправно несёт эту ответственность. Умелая лесть может иной раз заставить её сменить гнев на милость – в наименее принципиальных вопросах, конечно. Гвен вообще очень чётко разграничивает обыденное и глобальное, личное и рабочее, зёрна и плевелы – именно это качество позволяет ей не увлекаться собой настолько, чтобы забывать обо всём остальном, что важно в этом мире. Кроме того, есть у лекарки страсть ко всякого рода азартным играм; несмотря на то, что она не знает ни одной карточной игры и ни одного шахматного правила, Гвендолин остаётся яростной болельщицей. Когда волшебница охвачена этим удивительным чувством неизвестности и предвкушения развязки, всё, что есть у неё внутри, словно скручивается в тугой узел, в такой момент девушка способна на любую выходку (как правило – деструктивного характера): может крепко выругаться, ударить кого-нибудь, швырнуть кружку на пол. В остальное же время она, со своим постным лицом, осеняемым редкой улыбкой, и с манерой поджимать губы, напоминает скорее пожилую дуэнью, чем юную девушку. Фактически, именно эта черта (в совокупности с общей мрачностью вида) и обеспечила ей прозвище "Сестры Скорби".

О привычках и увлечениях… не пьёт, и категорически, очень настойчиво не советует никому, но зато всегда носит с собой флягу, полную настоем травяного сбора, полезного для глаз. Редко, но очень громко и заливисто смеётся; говорит всегда сухо и коротко. В речи иногда допускает забавные ошибки, эта особенность пошла ещё с детства, откуда именно – сказать сложно. Подпирает рукой голову или прикусывает нижнюю губу, когда задумывается. Она интровертна – в том смысле, что скорее слушатель, чем рассказчик (с удовольствием, правда, даёт советы и вообще поучает). Любит читать (увы, не располагает книгами, но охотно покупает свитки с короткими рассказами и стихами, если вдруг обнаруживает их у какого-нибудь торговца). Бывает, что тихонько напевает что-либо за каким-либо кропотливым занятием. Ценит красивые вещи (особенно вышивку и кружево), немного вышивает и сама. В основном, наощупь.
Она - человек, которого сложно заинтересовать чем-то незнакомым; в то же время, круг своих познаний о том, за что удалось схватиться в более раннем возрасте, Гвен постоянно расширяет. Целительница вряд ли покажет на публике свой интерес к какой бы то ни было области знаний; все вопросы по интересующему её предмету она скорее задаст лично, кому-то одному, в чьей компетенции уверена, или прояснит для себя самостоятельно. Влезть в разговор, не имея мнения по обсуждемому вопросу, для неё дико и странно; девушка и не влезает, предпочитая послушать других и обдумать услышанное. Зато если мнение уже сложилось - Гвендолин обязательно выскажет его. Несмотря на то, что ей трудно вывернуть перед кем-то душу, волшебница легко вступает в разговоры и устанавливает контакт, если хочет того сама: профессиональная деформация, приучившая понимать даже самые странные заявления, сделанные самыми неадекватными людьми.

Друзей у неё немного. Во-первых, конечно, из-за яда, которым эта девушка полна до краёв. Во-вторых – из-за разборчивости, которую Гвендолин проявляет, общаясь с людьми. Волшебница обладает феноменальным чутьём на сволочей: ей нужно совсем немного времени повседневного общения, чтобы понять, кто хвастливый трус, кто – просто урод, а с кем не стоит иметь никаких дел, если не хочешь разочарования. Почему-то этот же фокус  не проходит с хорошими людьми, и разглядеть хорошего человека для неё трудно. К тому же она тяжело воспринимает попытки влезть в её микрокосм: Гвен крайне недоверчива, почти до паранойи. С другой стороны, она не может быть совсем одна, поэтому недобор общения она компенсирует его качеством и собственной уверенностью в людях. Всем своим друзьям она верит, как себе, и старается не терять их доверия. Однако, несмотря на эту взаимную связь, девушка старается даже им не рассказывать о своих страхах и проблемах (которых у неё от этого меньше не становится). На нынешнее время лекарка больше всего боится, что однажды получит известие о гибели брата, или прекрасным осенним утром найдёт матушку мёртвой. Другие страхи – оказаться беззащитной в критической ситуации, например, или потерять конечность, разум или магию, или ослепнуть окончательно, или застыть в паутине, или даже её вечная фобия задохнуться или быть похороненной заживо – блекнут и почти гаснут по сравнению со страхом потери близких. Иногда, когда страх становится слишком силён (особенно если выдаётся время, не занятое делами), ей хочется рыдать, кататься по полу и лезть на стенку, особенно когда ночь выдаётся тихая и остаётся время на раздумья… Но, всё-таки, где-то в глубине души, она всегда надеется. На богов, на удачу, на других людей, да, в конце концов – на саму себя и свои силы. И, опять же, таит свои надежды, тем не менее, очень сильно обижаясь, если они не сбываются. Она вообще обидчива. Неосторожное слово может задеть её не хуже намеренного унижения, и очень сложно потом заслужить её прощение: нужно сделать что-то воистину красноречивое, чтобы целительницу проняло. Сама же Гвен извиняется лишь тогда, когда действительно чувствует себя виноватой. Это бывает редко - чаще волшебница бывает на кого-нибудь зла или из-за кого-нибудь раздражена. Поводов хватает всегда, а если не хватит - она подключит своё богатое воображение и охотно придумает себе новые.

Гвендолин и сама частенько страдает от своего непростого характера, однако ничего не может с ним поделать – а иной раз, сталкиваясь с трудностями в жизни, даже начинает подозревать, что попытка измениться к добру не приведёт.

6) Внешность:
Гвендолин – молодая девушка человеческой расы; между тем, если не считать роста чуть выше ста шестидесяти сантиметров и маленьких круглых ушек, она родилась вылитым эльфом. У волшебницы – хрупкие и тонкие кости и изящное строение скелета, узкие плечи и бёдра, маленькие ладони и ступни - полное врождённого изящества тело, не склонное набирать мышечную массу. Округлости форм вовсе не отличаются обхватом, однако вполне женственны. Впрочем, за последние полгода Гвен несколько подурнела, и похудела настолько, что стала выглядеть не просто стройной, но даже костлявой и болезненной.  Её кожа, от природы золотисто-смуглая, поблекла и приобрела несколько землистый цвет, округлые и мягкие черты лица заострились и вытянулись, даже вены на запястьях стали заметнее. Прямой нос, и раньше заметный, крупный, стал ещё крупнее; так же резко очертились светлые брови, напоминающие изгибом чаячьи крылья.
Зато глаза у неё как были, так и остались очень яркими, блестящими, живыми, выразительными – большие-большие, зелёные-зелёные, как весенняя листва. Зрачок у девушки, как правило, уже необходимого, из-за чего её взгляд кажется булавочно-острым и цепким; светлые ресницы такие пушистые и длинные, что круги под глазами можно, до известной степени, принять за тень от них. Гвендолин плохо видит, поэтому часто щурится и оттягивает пальцем уголок глаза, стараясь разглядеть мелкие детали. Нередко можно увидеть её с гномьим моноклем в бронзовой посеребрённой оправе.
Верхняя губа девушки чуток вздёрнута, нижняя, наоборот, тонкая, как будто всё время поджата. Очень удобные губы, чтобы изображать недовольство и разочарование – и целительница частенько пользуется этим удобством: улыбка Гвендолин – это редкость даже при общении с любимыми целительницей людьми, гораздо чаще можно увидеть недовольство, превосходство, а иной раз – откровенную неприязнь. Самое же частное выражение – безразличие; если не наблюдать полыхающих чувством и мыслью глаз, можно решить, что Гвен вообще не способна проявлять эмоции. В уголках губ и глаз у волшебницы уже образовались первые, пока ещё очень маленькие, мимические морщинки, но, в целом, Гвен выглядит весьма юной.

В одежде волшебница довольно разборчива, однако здесь она проявляет куда меньше капризов, чем в общении с людьми. Несмотря на то, что девушка очень любит (прямо-таки нездоровой любовью) платки, палантины и шарфы, она лишь на работе повязывает на голову большую косынку из лёгкой ткани, убирая под неё волосы, имеющие манеру падать на лицо. Её светлая, желтовато-льняная шевелюра настолько суха, ломка и склонна топорщиться дыбом, что не поддаётся почти никаким способам приведения в порядок (даже коса треплется и расползается почти моментально). Ей подошла бы стрижка-шапочка, но стричься коротко Гвен не хочет, считая это прерогативой вшивых женщин или блудниц – длиной своих волос, опускающихся ниже бёдер, девушка очень гордится, и старается о них заботиться. Когда волшебница не на работе, и нет необходимости убирать их совсем, она придерживает волосы простеньким латунным обручем, заправляя под него самые норовистые пряди.
Гвен, как правило, одевается довольно просто: в умеренно закрытую однотонную одежду из простых и недорогих тканей. Основные детали её повседневного наряда – лёгкая рубашка, поверх которой - жилет или перешитый на женскую фигуру мужской камзол, юбка или бриджи, и, в зависимости от времени года – крепкие кожаные боты на шнуровке и меховой подбивке, кожаные полусапожки или туфли на отсутствующем каблуке. В дополнение к костюму девушка иногда повязывает на плечи или на бёдра большой узорчатый платок, и обязательно надевает ремень из крепкой кожи. На осень, зиму и начало весны у Гвендолин предусмотрен тёмно-зелёный плащ из плотной шерсти на овчинной подкладке. На нынешний момент она носит траур, поэтому старается избегать ярких цветов; как следствие, зимний плащ скорее всего будет окрашен, а платок - убран в дальний ящик.
Обязательные детали её наряда – это небольшой медальон с изображением рябиновой ветки на крышке и две поясные сумки из некрашеной мягкой кожи.

Несколько особых примет: голос – высокий, хрипловатый, несколько потусторонний; над правой грудью имеется крупное родимое пятно, которое своей расплывчатой формой напоминает всё, что угодно, кроме каких-либо конкретных предметов. Тонкие руки усеяны мелкими родинками. На спине чуть ниже лопатки, на плечах и на ногах у неё чётко заметные белые шрамы: это раны, полученные в ночь на Чёрный Понедельник. Гвендолин всегда окружает лёгкий лекарственный запах трав, в котором особенно выделяются ноты герани, можжевельника и мяты.

7) Биография:

Рождение Гвендолин пришлось на тяжёлый для её матери год. Лавиния (так звали родительницу), едва успев выйти замуж, осталась вдовой. На имущество, принадлежавшее её мужу Арчеру, пусть небольшое, но ценное, претендовали все без исключения родственники мужа, параллельно умудрявшиеся жалеть "несчастную одинокую девочку", которая "осталась совсем одна и без ничего". Лавиния не знала, что делать - бороться за право наследовать имущество мужа или уносить ноги поскорее; её колебания в итоге привели к тому, что рожать пришлось в мужнином доме, который больше ей не принадлежал. Родстенники приютили одинокую мать с ребёнком "из жалости", поэтому, когда Гвен научилась ходить и более-менее внятно говорить, Лавинии пришлось снова начать работать, чтобы не терпеть попрёков каждым куском; лекарка была люмминисткой, верила в милосердие Божье и человеческое, но не в милосердие этих конкретных людей, которые не постеснялись судиться с беременной вдовой. Хотя, даже если бы это было не нужно, она бы всё равно вернулась к работе: Лавиния никогда не могла сидеть без дела. В своё время эта женщина отучилась в военной академии на полевого медика, и, кстати говоря, своего Арчера встретила по месту службы. В городской лечебнице Ярнхейма (а семья жила именно в этом городе) женщину встретили с радостью.

Из раннего детства - до трёх лет - Гвен помнит, как мать её воспитывала. В основном потому помнит, что такое воспитание продолжалось и далее. Лавиния была суровой воспитательницей, однако будущая целительница никогда не чувстововала себя лишённой материнской любви. Слёзы и крики обрывались пощёчинами и умыванием ледяной водой - это да, это было; однако каждую минуту свободного времени мама старалась уделять дочери, играя с ней, рассказывая что-нибудь и постоянно ненавязчиво привлекая к какой-нибудь работе по дому.
Со временем, когда девочка научилась понимать, где находится в определённый момент, и как надо вести себя у мамы на работе, Лавиния стала брать её с собой в лечебницу. У девочки был крепкий иммунитет, поэтому проблем с заразой не возникало, да и сама Гвен в лечебнице чувствовала себя лучше, чем дома. Там, дома, часть родственников смотрела на неё с противным притворным умилением, а часть - с отвращением и даже ненавистью. Ситуация тем более усугублялась, что семей с детьми в соседях не водилось, общаться и играть было не с кем. А лечебница находилась почти в центре города, и там уж точно было интереснее. Дома, правда, был младший двоюродный братик, Кенбрет, сын младшей из всех тёток, но он был на три года младше самой Гвендолин, и её не подпускали к малышу: боялись, что уронит, взяв на руки, или просто как-нибудь обидит.

Когда дочка стала постарше (ей было пять-семь лет), она часто спрашивала, где папа, и кто он был. Лавиния рассказывала ей о лейтенанте Арчере, которого полюбила и с которым обвенчалась, и о том, что за две недели до рождения дочки пришло похоронное извещение, гласившее, что Арчер погиб в бою с орочьим племенем, устроившем набег. Несмотря на эти рассказы, Гвен с самого детства была уверена, что отец просто-напросто ушёл к какой-то дуре, а мама рассказывает ей красивую неправду, не желая оставлять об отце дурную память.
Эта уверенность рассеялась, когда Лавиния, в День поминовения усопших, взяла дочку с собой на местное кладбище. Там, читая на скромном надгробии имя отца (полностью его звали Джонатан Уэмбли Арчер), дату рождения и дату смерти, эпитафию - девочка впервые понимала, что мир не так уж и прост, чтобы думать, что ты много о нём знаешь.
"Когда я вырасту, я тоже буду лейтенантом. Старшим лейтенантом", - потом заявила Гвендолин. Мать, конечно, посмеялась, но впервые всерьёз задумалась о будущем дочки.

Вскоре будущая целительница выяснила, что лейтенантом ей не быть, как не быть даже просто солдатом: девушек в армию, конечно, берут иногда, но точно не таких тощих и слабеньких, какой обещала вырасти Гвендолин. Странную для девочки мечту служить в армии можно было воплотить только одним способом: отправиться туда в качестве врача.
Мать была не просто лекарем; она была потомственным лекарем. Она и предложила дочке - разумеется, с уверенной серьёзностью в голосе - обучить её как преемницу семейного мастерства, чтобы та "могла заниматься тем же самым в армии". Лавиния даже пообещала перейти на частную практику, чтобы дочь могла учиться на её опыте. Поэтому, когда Гвен исполнилось семь, она не пошла в школу. Она осталась дома и стала изучать лекарское дело: травничество, анатомию, хирургию, и даже частями алхимию. Кроме того, Лавиния преподала дочери то, чему учат в школе: математику и основы родной речи (в девять лет Гвен читала по слогам, зато в двенадцать - за месяц освоила "Канон врачебной науки").
Конечно, родственники шипели: ничего не получится, вырастет нахлебницей, кому нужна будет? Девочка сначала огрызалась, потом отвечала с достоинством, потом - когда допекли постоянной дерготнёй - огрызалась снова, и, наконец, научилась игнорировать идиотские вопросы и гаденькие намёки о том, кем юная лекарка станет в будущем.
Точнее, ей стало просто не до того, ведь каждое рабочее утро для неё начиналось с того, что Гвен отчитывалась по вчерашнему дню: что запомнила, что поняла. Потом следовало какое-нибудь задание, вроде перебора трав или смешивания сборов или составов эфирных масел (постепенно усложнявшихся в ходе обучения), потом, после выполнения задания, следовало чтение какой-то из нескольких книг об анатомии, травах или о медицине, которые были в распоряжении Лавинии, а значит, и её дочери. Пока дочь занималась, мать уходила в лечебницу на работу - полностью она так и не перешла на частную практику из-за того, что не хотела зависеть от родственников ни в чём. Вечером девочка отчитывалась по пройденному материалу: показывала получившиеся составы и рассказывала сделанные выводы. Где уж тут думать, кто на неё зыркает, и кто чего говорит?
Иногда (со временем - всё чаще) старшая лекарка устраивала практические занятия: в комнате матери обе лекарки в меру своего разумения и книжных знаний изучали кровь, кости, кусочки плоти - чистой и поражённой разными болезнями. Мама приносила даже заспиртованные органы, которые одалживала у неких "добрых знакомых" - рассказы об этих знакомых ограничивались туманными словами "успеешь ещё узнать" и печальным взглядом.
Самым главным событием этого периода - то, что принесло Гвендолин страшное, неодолимое желание углубиться в определённую отрасль науки - было показательное вскрытие трупа, какие иногда, очень редко, устраивались одним хирургом, частным практиком. Туда приходили в основном лекари - и всегда присутствовал хотя бы один священник, следивший, чтобы органы умершего предавались земле или огню, и не подвергались мерзостным колдовским воздействиям. Совсем юной целительнице, впервые попавшей туда вместе с матерью, повезло оказаться в первых рядах... душный, тяжёлый, гнилостный запах трупа бил ей почти в нос, но, переборов головокружение, Гвен всё же кое-как притерпелась. Как зачарованная, наблюдала она за хирургом: тот блестел скальпелем, извлекал и каждый извлечённый из тела орган демонстрировал публике на поднятых вверх руках. Комментировал: "Сердце. Здоровое", "почки, из-за них пациент и скончался". Эту комнату, освещённую множеством свечей, Гвен запомнила на всю жизнь - и свой страстный интерес к этой тайне, что хранилась за неодобрением, как за семью печатями, тоже не забыла. Зато забыла, как смутный сон, детскую мечту о службе в армии.
Но такие страшные и странные дела творились обычно зимой. Летом же Гвендолин и Лавиния нередко выбирались в ближний лес за травами, оставались там на несколько дней, днём собирали травы, грибы, ягоды, коренья, а по вечерам беседовали, что-то друг другу рассказывали. Мама много говорила об отце, но не печально, а с улыбкой, словно знала, что ему хорошо там, в Светлых Чертогах; рассказывала мама и о бабушке-покойнице, целительнице и люмминоиннотистке-проповеднице, бывавшей даже на Каталии. Гвен слушала и не могла наслушаться.

В возрасте десяти лет Гвендолин заново открыла для себя некоторых родственников: в частности, брошеную мужем, тихую, забитую тётку Лору и её сына - того самого двоюродного брата, выросшего в того ещё бузотёра. Кенбрет стал первым другом Гвен, и девочка относилась к нему покровительственно. В то же время он стал её помощником, а позже - и соучеником, вторым учеником её матери. Сейчас Кенбрет, отучившийся три курса в военной академии, работает на фронте в качестве полевого врача, периодически присылая сестре письма.
Именно он проявил в девочке талант к магии жизни. Тогда ей было тринадцать, ему - десять; Гвен ожидала четырнадцатилетия, а с ним - окончания обучения у матери и начала "практики" (иными словами, первой самостоятельной работы в лечебнице), а мальчишка - бегал по дворам и отлынивал от учёбы. Частенько он приносил домой вместо хороших отметок синяки и царапины, полученные в драках с другими мальчишками - Гвен дотрагивалась до них, и эти мелкие знаки отличия заживали на глазах. Дети никому не говорили о том, что может девочка - она всё же побаивалась злых языков родственников. А потом, однажды поздно вечером, Кенбрета принесли домой с разбитой головой. Мальчишка откуда-то очень удачно свалился.
Мать, осмотрев рану, сказала, что может помочь только магия, а, поскольку, как она думала, магов жизни  семье не было - значит, только гроб готовить: до утра умрёт. Гвендолин не могла смириться с этим. Слишком крепко она с ним дружила, чтобы эта дружба ушла в могилу.
Она просидела в детской комнате всю ночь, у постели Кенбрета, не засыпая, не зная, что надо делать, но делая... что-то. Интуитивно творя магию...
Наутро совершенно истощённую девушку нашли спящей рядышком с полностью исцелённым братом.

Родственники стали говорить, что Гвендолин - самый настоящий талант, и её надо отдавать в Аклорию. Это была единственная здравая мысль, которую она когда-либо услышала от Арчеров, и самые добрые слова, однако, как бы то ни было, по крайней мере три года она собиралась работать в местной лечебнице, чтобы закрепить уже полученные знания. Вернее, на этом настояла мама, снабдив дочку рекомендательным письмом и непререкаемыми ценными указаниями. Лавиния посоветовала ей отправляться к кому-то из аптекарей, поскольку знания, данные девушке, относились скорее к составлению лекарств и умению определить болезнь и назначить лечение... но в тот раз целительница впервые пошла против воли матери и, скрепя сердце перед многичисленными лицами будущих кошмаров, отправилась проситься в ученицы к тому самому хирургу - его звали Дэвид Рой, и он до сих пор устраивал показательные вскрытия - правда, теперь куда реже, раз в полтора-два года. Кажется, ему всё чаще и чаще запрещали это делать.

Гвен начинала работу  под началом Дэвида Роя в качестве его ассистентки. Там, на этой работе, она насмотрелась всякого - первое время снились кошмары с реками крови и воплями разрезаемых, потом - притерпелась, успокоилась. Вообще, работа девушки состояла в том, чтобы подавать разные инструменты в ходе операции, следить за наличием необходимых медикаментов, фиксировать пациентов в неподвижном положении, убирать операционную комнату после каждой операции... много чего она делала. По ночам она спала мало: её, как самую заинтересованную, Дэвид привлекал к помощи во время его тайной, ночной работы над уже умершими пациентами. Из-под глаз юной лекарки не исчезали тёмные круги, кожа и волосы пропитались запахом трупов и крови - но Гвен чувствовала себя на своём месте, и жадно впитывала всё, что ей могла дат такая практика. Крепкие нервы, терпение, полностью вытравленная брезгливость - и доскональное знание внутреннего строения тела.
В общем, время зря не прошло. Если умалчивать о ночных наблюдениях, Гвен научилась обрабатывать раны, даже проводить простые операции и назначать восстанавливающее лечение ничем не хуже своего учителя. А через два года такой собачьей работы, Дэвид Рой взял ещё одного ученика, а девушку отправил ухаживать за послеоперационными больными, для которых в его доме были отведены целых две комнаты. Эта работа была чуть менее сложной, но более ответственной, и, самое главное, Гвен работала самостоятельно: никто за ней не следил. За ней были закреплены несколько больных на восстановлении, и девушка всячески следила за ними: вела записи об их самочувствии, выдавала им лекарства, наводила в "восстановительных палатах" чистоту, приходила на помощь, когда кому-то было плохо, и бесстрастно (со временем - всё более) констатировала факт смерти. Два года Гвендолин проработала там, и за это время почти смирилась с тем, что человек, как и любое живое существо, смертен, и в своей смертности слаб, уродлив и достоин всяческой жалости. Очень многие погибали на операциях и в период восстановления, что всегда бросало тень на любого практикующего хирурга - и даже те, кому Гвен смогла помочь своей магией жизни, которую она в то время использовала направо и налево, побаивались и не любили её и её коллег.
Родственники, само собой, перестали называть её талантом, и снова в один голос затвердили, как она гробит свою жизнь. В другое время Гвен могла бы проигнорировать - но не тогда; тогда она ругалась до изнеможения, кричала до хрипоты и ненавидела всей душой эту гнилую семейку и всё, что они успели сделать плохого ей и матери...
Единственной её поддержкой оставались мать, младшая тётка и Кенбрет, объявивший, что собирается поступать в военную академию и становиться армейским полевым врачом. Не жалея собственных сил, Гвен всё свободное время помогала ему в учении - а он платил тем, что внимательно слушал сестру и неукоснительно исполнял её указания. Это грело душу лучше, чем любое сочувствие... и всё же, этого было мало. Гвен с ума сходила от ощущения того, что её работа, её дело, которому она посвящает все без исключения свои молодые силы, никому не нужно.

Одинокие сердца всегда тянутся друг к другу - и девушка душевно сошлась в общении с двумя молодыми полуэльфами, юношей и девушкой, так же, как она сама, учившимися у Дэвида Роя, и точно так же оказавшимися во всеобщем презрении. Они оказались почти что её ровесниками - только смотрели на мир как-то более взросло, чем сама Гвен. Это были дети городского архивариуса, он, говорят, сошёлся когда-то с эльфийкой... девушку звали Анной, юношу - Арктосом; работали они уже давно. Первые полгода молодая целительница ходила, как влюблённая: её восхищало в новых знакомых буквально всё. Именно тогда она заинтересовалась религией Этерии - сначала из-за того, что в эту богиню верили Они, а потом и потому, что сама деушка тоже изрядно прониклась верой. Пережив потрясение совершенно новыми для неё характерами, Гвен всё-таки смогла общаться с ними на равных, а впоследствии - заскучала даже с ними. Знакомства временно исчерпали себя, а молодая целительница до самого поступления в Аклорию ушла в изучение мистики и родной стихии, и в углубление и расширение той части своих знаний, которые могли бы сделать из неё хирурга - то есть, в анатомию. Какое-то время после отъезда она ещё переписывалась с полуэльфами, но потом переписка сошла на нет.
Нынешние события вновь свели Гвендолин и Анну; их дружба, начавшаяся заново со случайного или неслучайного столкновения в Иридиуме (полуэльфийка так и не пояснила, приехала она сюда в поисках былой подруги или просто в числе других беженцев с запада), сейчас продолжается регулярными, хоть и не слишком частыми, встречами и обменом новостями из полученных писем. Арктос же погиб на фронте в одном из первых боёв; об этом Гвен узнала от подруги.

В Аклорию девушка поступала под девичьей фамилией своей матери, на семнадцатом году жизни. Тогда она ощущала, помимо почти заглохшего смутного благоговения перед образом героически погибшего родителя, некую гадливость ко всем остальным родственникам, поэтому и рискнула назваться не совсем своим именем. Что стало для девушки неожиданностью, на это многие плевать хотели: неважно, как тебя зовут, важно, есть ли дар и знания. Формально, по крайней мере - а неформальную подоплёку Гвен даже не собиралась выкапывать. Молодая целительница сдала экзамены не совсем отлично, но очень даже неплохо - и прошла на бесплатное место обучения. На ближайшие пять лет Аклория стала её домом.
Особенно в этом доме Гвен любила библиотеку, где и проводила всё свободное время. С сокурсниками она не сошлась - она и остальные первогодки разошлись в жизненном опыте и мировоззрении; обошлось без идейного противостояния одинокой героини и конформной толпы, но ни ей не было интересно с ними, ни им с ней. Непонимание тем более усиливалось, чем чаще Гвендолин влезала в проблемы совершенно незнакомых людей, решала их, а потом ровно и спокойно обрывала всяческое общение с собой. О ней говорили, как всегда говорят в таких случаях - "странная какая-то". Несколько друзей её студенчества были со старших курсов, но тогда они общались редко - и случайно, как правило: стихийно набегая в библиотеку, без всякого повода устраивая посиделки в "Жёлтом Обормоте" или собираясь в чьей-нибудь комнате в общежитии. Гвен любит это вспоминать и старается поддерживать связь с теми, кто не потерялся после выпуска из Академии.

Всего молодая целительница отучилась в Аклории пять лет - и эти пять лет она безвылазно провела в Иридиуме. Со студенчества у неё до некоторых пор хранилась огромная стопка писем, которые ей присылали из родного дома и из других городов и посёлков - от мамы и Кенбрета, от друзей... Ещё за время учёбы Гвендолин посадила себе зрение и заработала периодические приступы мигрени, которые на данный момент вполне успешно подавляет. Училась она настолько усердно, насколько могла - а когда не могла, травами поддерживала себя. Уже тогда ей опротивели успокоительные и бодрящие сборы, но Гвен твёрдо знала, что результат стоит того, чтобы преодолеть себя и пить набившее основательную оскомину лекарство как можно систематичней.
К концу первого курса девушка вновь начала работать - закончились те несколько лионов, которые она умудрилась растянуть почти на два семестра. На этот раз - не совсем по "специальности" и в ночную смену; талант девушки к целительной магии и её опыт работы сочли достаточным, чтобы доверить ей работу мага-целителя.
На третьем курсе Гвен сдала свой самый важный экзамен, и вышла с него с дипломом мага, в котором значилось магическое направление "волшебница". В принципе, на этом можно было заканчивать обучение - однако Гвендолин осталась в Аклории до конца пятого курса.
К тому времени она сумела скопить небольшие средства, которых хватило, чтобы выкупить комнату в доме одной женщины, Юлианы-старьёвщицы. Тогда же она уговорила мать переехать к ней: на двоих жителей с вещами этой комнаты хватало. Гвен перевелась на дневную смену и потихоньку поверила, что она теперь будет жить счастливо: заниматься пусть не хирургией (её зрение не мешало ей в жизни, но стало слишком уж слабым для кропотливых операций, требующих осторожности), но всё равно любимой работой, а главное - никаких родственников, зато много хороших людей вокруг. Особенно - Джек, сын хозяйки дома, котого Гвен в глаза и за глаза звала "племянничком". Этот луч солнца в человеческом обличье казался ей её собственным сыном, которого девушка хотела бы однажды воспитать - потом, разумеется, в прекрасном и далёком будущем.

...Наверное, молодой целительнице просто повезло с годом обучения: на следующий же год после её выпуска начались кошмарные странности. И если эпидемия Благодати Астара ничего не принесла ей, помимо леденящего страха за себя и других магов, и бессонных ночей в попытках разгадать эту тайну, то грянувшая ночь на Чёрный понедельник и начавшаяся война просто-напросто разрушили всё, что успело более-менее устояться. В тот вечер Гвендолин как раз возвращалась домой с работы - спустя несколько минут ей уже пришлось пробиваться через толпу восставших мертвецов к дому. Там была её семья. Там были близкие ей люди, и соседей было слишком жалко, чтобы оставлять так!..
Она опоздала. Дверь была выбита, мертвецы уже ворвались в дом. Гвен наскоро осмотрела пустой первый этаж, услышала крик, побежала наверх...
Мать, истошно визжа, держала Джека за плечи, сам мальчишка цеплялся за диван - а какой-то упырь вцепился в его ноги и тянул на себя. Мальчика просто разорвало напополам, потому что хватка обезумевшей Лавинии не уступала по мертвенности хватке упыря...
До самого светоносного спасения, волшебница всё отбивала и отбивала эту единственную комнату, баррикадируя дверь, сбрасывая мертвецов с окна магией жизни... в какой-то момент рядом грохнуло, и девушку с матерью выбросило из окна взрывной волной. Гвен кое-как сумела сгруппироваться, но обо что-то ударилась спиной, чудом не сломав позвоночник... вообще, всё, что в эту ночь спасло, помогло, не оправдало страхов - всё можно назвать чудом.

Наутро, через несколько часов после того, как бой погас, целительница, наконец, перестала дрожать и занялась делом. Мать её к вечеру Чёрного Понедельника окончательно помутилась рассудком и не узнавала вообще никого, остальные - погибли. Гвен же долго ещё ходила вокруг дома и собирала почти по кускам Юлиану, Джека, и других соседей...
Через неделю, когда Гвен уже схоронила всех, кого смогла найти, примчался Кенбрет со своей матерью. Вкратце узнав, кто выжил и каковы потери, он лишь скупо кивнул, передал сестре свою родительницу и заявил, что уезжает на фронт. "В качестве медика, а там посмотрим, - заявил он, и тут же добавил почти умоляющим тоном. - Гвен, я знаю, что ты сорвёшься на войну. Ты не сможешь это оставить просто так. Пожалуйста, потерпи. Не оставляй свою мать без своей заботы, а мою - без поддержки, хотя бы пока я не погибну". На прощание он вложил в её медальон, подаренный когда-то давно на день рождения, прядь своих волос - просто потому, что волшебница попросила Кенбрета об этом.
Гвендолин и сама согласилась с его требованием, да она и знала, что её несчастная мать без неё не обойдётся. И всё-таки это обещание медленно убивало её: она чувствовала, что ничего не может сделать, оставаясь в неосаждённом и почти невоенном Иридиуме.
Более-менее оживала она только на работе. Колоссальные толпы больных приходили в лечебницу, особенно в первые две недели - потом поток чуть-чуть схлынул, но всё равно оставался огромным - и Гвен, нужная всегда, потому что большинство целителей ушли всё туда же, на фронт - была постоянно занята. Она жила, она дышала болью пациентов. Можно даже сказать - паразитировала на них, но при том не понимала этого, и сама желала их выздоровления.

В конце концов, Гвен на время оклемалась и почти начала жить: произошло это весной, когда город, наконец, почти отошёл от потери половины жителей и зажил привычной шумной жизнью. Девушка снова начала бояться мелких бытовых катаклизмов,  успела даже похлопотать о жилье - и ей достался почти весь полуразрушеннй дом, поскольку она была единственной выжившей совладелицей имущества. В заботах о доме, о работе, о том, как бы всё успеть и нигде не проколоться, девушка почти забыла о сумасшествии войны... но вот все хлопоты на какое-то время окончились - и наступила пустота, быстро заполнившаяся внешним миром и страхами.
Сначала её нашла Анна с новостями об Арктосе, потом стали приходить письма с фронта (от друзей, брата и ушедших на войну коллег) - и целительница не знала, куда деваться от войны, окружившей Империю. Гвендолин стала спать днём и опять поменялась на ночную смену, потому что ей стали сниться кошмары, а ночью она вообще не могла сомкнуть глаз. Гвендолин затворничала целыми днями, выходя лишь на работу. Война находила Гвендолин... да и удивительно, как не найти, если фронт осаждают толпы мертвецов, и все значимые новости - только оттуда? Помня о просьбе Кенбрета, Гвендолин держалась, не оставляла свою и его матерей на чьё-то попечительство, не срывалась на войну. Однако ей никак не даёт покоя жажда действий и чувство вины за собственное неучастие в войне, которую ведёт вся страна, да и просто подаёт голос боль и страх за всех умирающих, наверное, впервые за всю жизнь молодой волшебницы проявившиеся в полной мере.
Сейчас она держится уже полгода - работает в ночную смену, а днём (вернее, с утра - с девяти до двенадцати) принимает частных пациентов. На лишние мысли времени и сил почти не остаётся. Есть чем гордиться, наверное. Не так давно ей пришло письмо от Арчеров; они просили лекарку принять их, бежавших с запада, в своём доме. Гвен твёрдо намерена забыться в отказах и ругани, а так же в поисках нового жилья для обожаемой родни. Может, получится - до поры, до времени.

8) Мирные умения:
Собиратель
Травник
Парфюмер
Грамотность
Ботаника
Математика
Литература
Анатомия
Мистика
Религия
Психология
Лекарь
Ориентирование в лесу
Концентрация внимания
Ловкость рук

9) Боевые способности персонажа:
Совокупность хрупкого телосложения, напрочь убитого зрения и исключительной предрасположенности к магии Жизни дали в итоге только один возможный для Гвендолин путь: путь магической поддержки. У Гвен не слишком много реального боевого опыта, но зато достаточно знаний в области магии и конкретно своей стихии, Жизни, чтобы вовремя подобрать нужное заклинание и успешно его применить.
Возможные в будущем склонности к магии: Свет, Кровь, Огонь, Земля.
Всегда носит с собой нож, хотя дерётся с его помощью постольку, поскольку может перенести в бой что-то из бытовых и профессиональных навыков. Не тренируется, но от природы обладает некоторой выносливостью, на пределе которой живёт постоянно.

10) Тип распределения опыта:
Вручнуэ

11) Ваше состояние:
Недвижимое имущество:
Двухэтажный дом в Нижнем кольце Иридиума, скорее в центре, чем на окраине. Имеется свой колодец.
Движимое имущество:
Самое главное – это запас трав, плодов и кореньев, почти три десятка флаконов с эфирными маслами и необходимые для приготовления снадобий инструменты и посуда. Здесь же прячется пергаментный архив с заметками трёх с половиной поколений лекарей. Также ей принадлежит некоторое количество одежды, много разрозненных свитков со стихами и рассказами и целых три книги («Канон врачебной науки», трактат «О целительстве» и довольно объёмный сборник эльфийских легенд – подарок одного из благодарных пациентов), вышивки и нитки, хозинвентарь и прочая домашняя утварь.

Финансы: заработок – до семи имперских лионов в месяц. Чистой прибыли – до трёх-четырёх, так как остальное уходит на ингредиенты, которые самостоятельно не насобираешь, на уплату налогов и на некоторые инструменты.
Всегда при себе: латунный обруч и «рябиновый» медальон, гномий монокль. Вместительная поясная сумка из мягкой некрашеной кожи, вышитая деревянными бусинами (тоненький рукописный молитвослов, клочок ткани с вышивкой и несколько иголок с нитками, кошелёк, фляга с травяным настоем, флакон гераневого масла и несколько леденцов, связка ключей, булавки, огниво в небольшом мешочке, стальной нож в чехле из кожи, удостоверение мага). На поясе – несколько кармашков с зельями (одно лечебное, одно магическое, одно противоядие). Также всегда присутствует медицинская сумочка, точная копия поясной (корпия и несколько чистых полосок ткани, несколько обезболивающих и обеззараживающих мазей, хирургическая игла, нюхательная соль, флакон спирта, сонное зелье).

12) Пробный пост (не менее 11 строк):
Серенькая вышивка по чёрному вороту рубахи - незаконченная цепочка простеньких серых цветочков, соединённыхлистьями и чисто символическими стебельками - уже рябила в уставших за ночь глазах. Гвендолин дважды ткнула иголкой не туда, и в итоге была вынуждена дважды разрезать нитку, чтобы не испортить узор. Обычно ей не приходилось каждый элемент вышивать отдельно, и нынешний промах удивительно раздражал. Теперь два сереньких цветочка с изнанки казались ей выполненными в отдельности от всей остальной цепочки цветов. Этого не было видно со стороны, узелков Гвен тоже не заметила, но, проведя пальцами по изнанке, почувствовала, как эти малюсенькие хвостатые шарики щекочут ей подушечку пальца и уязвляют самолюбие. "Слишком длинную нитку оставила. Торчат, как крысы из нор. Хоть всё переделывай... ладно, подрежу завтра, а то сегодня испорчу ещё, с сонных-то глаз", - досадливо подумала девушка, оставляя иголку в вышивке и аккуратно сворачивая работу. "А ведь мне это носить потом".
Мрачная перспектива, ничего не скажешь.

Пытаясь избавиться от мыслей о почти испорченной вышивке, и заодно от тех мыслей, от которых вышивка была призвана отвлечь, Гвен встала, потянулась и прошлась туда-сюда по пустой приёмной комнате. Половицы скрипнули, и девушка замерла, решив, что кто-то идёт сюда из других помещений лечебницы. Нет, никого; это под её ногой, шагнула неосторожно...
В окне, на день ото дня чернеющем весеннем снеге, показался розоватый отблеск рассвета. Скоро уже можно будет идти домой, к матери, тётке, пациентам, молоку с мёдом и тёплой кровати, однако мысль о близком возвращении домой не принесла ни радости, ни обиды и раздражения. Ей было тоскливо что домой идти, что в лечебнице оставаться - накатила вместе с оттепелями слякотная меланхолия.
Гвен смотрела в окно и думала, что такой паршивой весны на её памяти ещё не было. Мало того, что война - так ещё и чудовищная слякоть, иногда схватывающаяся свеженьким морозцем и прикрывающаяся новым, несвоевременным снежком. Март-месяц к середине, и ни единого подснежника даже в палисадниках. Правда, может, в лесу они уже и зацвели, раскрыли наглые белые бутоны в трёхлучевую носатую звёздочку...
Волшебница даже улыбнулась, думая о лесе и о близком апреле, когда можно будет и выбраться, наконец, как из-за угла, пошатываясь, показалась странная, гротескная фигура (было сложно разглядеть в темноте, сколько именно идущих рядом человек её составляли), и все мысли о цветах словно веником из головы вымело. Сердце девушки вмиг забилось быстрее, у Гвен аж в глазах потемнело - "захолонуло", как выражается тётка. Целительница, в общем-то, не могла бы назвать по-другому это ощущение, такое, будто сердцу дали пинка, и под этим стимулирующим воздействием оно принялось качать кровь вдвое быстрее. Спустя миллионную долю секунды глаза прояснились, а девушка метнулась к двери, зная, что люди, что вышли из-за угла, идут сюда, в лечебницу.
Именно таким образом Чувство жизни, к которому Гвендолин трепетно прислушивалась на всякий пожарный случай, ненавязчиво намекало волшебнице, что кому-то физически плохо, и надо бы оказать помощь.
- Да который из домов - лечебница? - послышался с улицы чей-то растерянный голос. Наверное, приезжий, скорее всего, из беженцев - жители столицы, пусть даже не из этого квартала, знают здание лечебницы, несмотря на его почти безобидный вид.
- Не ори, вот... - ответил другой, повыше тональностью и поуверенней интонациями.
- Сюда, сюда заноси! - отозвалась Гвен, открывая дверь и высовываясь из тёплой лечебницы на сырую и рыхлую улицу.
К лечебнице немедленно устремилось двое замерших посреди дороги помятых молодых людей, которые тащили на себе третьего, бессознательного, очень бледного и забрызганного кровью и ещё чем-то, но удивительно умиротворённого на вид.
- В таверне драка была, он по морде схлопотал, и возьми да рухни на угол стола, - торопливо пояснил уверенный, помогая втащить молодого человека в приёмную.
- Ясно, - первым делом, ещё даже не совсем втащив пациента в приёмную, Гвен проверила, бьётся ли на шее пострадавшего жилка. Пульс был, а значит, следовало прежде всего обработать все раны, которые обнаружатся, и привести в чувство. "Голову поподробней бы осмотреть - треснул череп, или повезло, и просто шишка будет... если об стол ударился, значит, как в анекдоте: был бы мозг - было бы сотрясение".
Её совсем не удивило, что таким ранним утром в таверне случился дебош - если это было в "Жёлтом обормоте", то девушка не сомневалась: пьяницы с активной жизненной позицией и избытком запасных носов и зубов найдутся там в любое время.
Похоже, рабочий день закончится несколько позже обычного, однако целительница, помогая уложить пациента на широкую лавку в приёмной комнате, забыла как о наступающем утре, так и об испорченной вышивке. "Дженни, или Лора, или ещё кто-нибудь должны выйти на шум. Отправлю позвать стражу, нечего всякой пьяни по городу шататься..."

Анкета игрока

1) Имя: Мерг
2) Возраст: 17
3) Пол: условно женский.
4) Связь с вами: Skype – merg.patetika
5) Как часто будете приходить? обычно сижу ежедневно.
6) Оцените ваш опыт в ролевых мирах 6, однако, не 10. Не расту принципиально.
7) Читали ли правила форума, согласны ли вы с ними? с правилами ознакомлен, исполнять обязуюсь. Но все знают, как это будет выглядеть.
8) Каким образом вы вышли на форум? по рекламному объявлению, данному очень давно и вообще неизвестно где.

Отредактировано Гвендолин (2013-09-30 21:25:12)