Гвендолин шла следом за провожавшим её слугой с таким видом, словно каждый день слушала чьи-то семейные истории, и ей всё ещё не надоело. Вообще-то, это было правдой, и это было очень плохо. Некоторые дамы и бабушки-одуванчики нередко делились с нею болячками (точнее, их очевидной симптоматикой) всей-всей-всей родни, включая дальнюю и ближнюю, но волшебница терпеть не могла семейных историй. Ей и своих родственников хватало; а ещё такая болтовня иногда сильно затрудняет постановку диагноза.
Однако тут, на удивление, оказался случай поинтересней. Это могло бы стать душераздирающей по накалу страстей пьесой, если бы не должно было быть похоронено в том самом подвале, где бесновался одержимый Каркат. Хотя бы потому, что у Гвендолин у самой будут проблемы, если кто-то вдруг узнает, что за ужас здесь творился. До момента, когда волшебница увидела пожираемую проклятием магию пациента, она всё ещё всерьёз принимала идею подробно и обстоятельно накапать на "некогда обширное семейство" в Министерство Магии, а заодно - священникам и городской страже... но теперь эта идея покатилась в дальние, глубокие архивы памяти. Никакого Министерства Магии. Только не сейчас, когда она спасла Карката, чуть ли не разорвав собственную ауру в клочки.
Не столько мальчишку было жаль, сколько сил собственных. Тем более, что если Каркат изначально был куда более болезненным, чем думала Гвендолин, и ей пришлось постараться, вытаскивая его из-за грани.
"Если всё было плохо, а потом, с появлением человека, обещавшего сделать всё хорошо, стало ещё хуже... ох, да как они вообще умудрились стать обширным семейством хоть на какое-то время, если у них тут все поголовно такие идиоты? Нет бы хотя бы установить для начала, имела ли на самом деле место какая-то порча, или здесь в самом деле столько безмозглых неудачников, допустивших в ходе своей основной работы такое количество фатальных ошибок? В самом деле, неудивительно, что некто, прикинувшийся дворецким, с такой лёгкостью их всех извёл. Не хотела бы я попасться тому типу, которому они перешли дорожку... впрочем, со мной бы им пришлось потрудиться. Какое счастье, что я так далека от этого серпентария," - раздумывала Гвендолин, подразумевая под серпентарием то, что другими словами называлось высокосветким обществом.
Когда девушку впустили в комнату, где, судя по всему, обитал юный дворянин, волшебница была... немного удивлена. Да нет, Гвендолин поначалу не поверила своим глазам! "И это вот с этим сопляком Луар Олдрен вёл какие-то научные дела?! Книжку у него хотел одолжить?" Когда мальчишка был одержим, он, конечно, выглядел не намного мощнее, но при этом казался старше. Но теперь... Да ему же лет четырнадцать, не больше!
Гвендолин в свои четырнадцать уже лихо ставила диагнозы, готовила снадобья и углубленно осваивала анатомию, причём, положа руку на сердце, не совсем правомерными методами... но то она. Лекарь, дочь лекаря.
Нечего тут и говорить обо всех других, особенно о малолетних представителях аристократии. Вот этот конкретный малолетний представитель, кстати, едва не подорвался мчаться ей навстречу и чуть только не обнимать. Глаза мальчишки наивно и радостно сияли - настолько ярко, конечно, насколько вообще они могут сиять у человека, которого едва ли вчера вытащили чуть ли не из ада. Он, кажется, был уверен, что в безопасности, что полностью исцелён и что теперь-то всё пойдёт здорово, просто лучше некуда. В самом деле, нечего тут и говорить.
- Молодой человек, я, в свою очередь, счастлива, что вы очнулись так быстро. Честно говоря, я была уверена, что с таким лежат по меньшей мере недели две, а то и вовсе не встают. Мне говорили, вы довольно болезненны, так что ваше раннее пробуждение - это действительно приятная неожиданность, - лекарка хищно усмехнулась, завышая на словах свои ожидания (к счастью - не сбывшиеся). Тут бы, конечно, рявкнуть как следует на этих клуш (что они вообще тут делают в таком количестве, хотелось бы знать?!), но Гвендолин старалась сохранять лицо в любой ситуации. - У меня есть несколько рекомендаций на период восстановления. Сами понимаете, ваше состояние на нынешний момент - это следствие истощения не столько души, сколько тела.
Слегка переведя дух - и заодно убедившись, что няньки её внимательно слушают - волшебница подошла к кровати, мимоходом коснулась ладонью лба пациента, определяя температуру (совершенно нормальная), и снова уставилась на нянек. Следовало их немного припугнуть.
- Сном и пищей пренебрегать нельзя ни в коем случае, но гораздо важнее кое-что ещё. Пока молодой человек пребывал в коме, самым важным и необходимым условием было тепло. Теперь настолько же важным является движение... иначе рискуют полностью отняться мышцы, и пациент попросту потеряет способность ходить и вообще двигаться каким бы то ни было образом, - переведя взгляд на Карката, Гвендолин продолжила говорить. - Запоминайте: активное движение будет вашим главным союзником в выздоровлении. Ещё придётся примерно с месяц пить травы. Корневища девясила или, если найдёте, цикория - дважды в день, утром и днём перед приёмом пищи. Девясила брать по четверти унции, цикория - вдвое меньше. Заваривать кипятком в средних размеров чашку и отстаивать в течение пятнадцати минут, после процеживать и пить.
Ещё одна пауза. Гвендолин понимала, что нянькам надо позволить это запомнить. Укрепляющие отвары и настои - это всегда скорее дополнительная рекомендация, чем обязательная, в конце концов, аптекарское искусство не развилось бы до нынешних высот, если бы на всё хватало действия водички, в которой вымочили лекарственное сырьё. Да и вообще – не лекарствами лечат истощение, нет, не лекарствами. Но лекарства могут значительно облегчить процесс восстановления.
Волшебница вновь пристально смотрела на нянек - и вновь, после небольшой задержки, перевела взгляд на Карката и внимательно уставилась ему в лицо.
- Теперь, молодой человек, будьте добры, попросите слуг выйти из комнаты, - вежливо, но абсолютно непререкаемым тоном заявила девушка. - Я не собираюсь просить денег или драгоценностей, но мне нужно задать вам несколько вопросов. Возможно, от них будут зависеть некоторые дополнительные рекомендации.
Гвендолин договорила и замерла, прямая и гордая. Она смотрела очень, очень спокойно, на лице не было и тени улыбки. Могло показаться, что она сейчас вообще ни о чём не думает, а просто ждёт, пока её распоряжение (а просьбу свою она высказала именно так, как отдают очень вежливые распоряжения, и не иначе) выполнят. Без сопротивления и лишних вопросов.
Но её спокойствие было мнимым.
Не то что бы Гвендолин всерьёз волновалась о том, что с ней могут сделать разъярённые клуши. Но в голове лекарки отчаянно крутились шестерёнки, отвечающие за подбор слов. Детей, как и многое другое на этом свете, волшебница отчаянно не любила - просто жалела чуть больше, чем остальных, но это нисколько не помогало ей с ними разговаривать. Будь у неё хоть какое-то право на выбор, она бы работала исключительно с подростками и разумными людьми средних лет. Но сейчас ей предстояло именно что разговаривать - и, что немаловажно, именно с ребёнком.
Не тянул Каркат в своём нынешнем состоянии на подростка. Никак не тянул.
"Не мой профиль", - вздохнула где-то в мыслях лекарка. "Но кого это волнует, в самом деле?"
