Было ли зерно разума в том, чтобы воюя с мёртвыми, избегать живых? К сожалению, да. Таков уж род людской, со всеми его пороками. Этого было не изжить, не выжечь, ни пламенем волшебного огня, ни священными кострами. Пожалуй, действительно только смерть и могла бы навсегда очистить эту червоточину. И тем не менее, где-то там, далеко в столице, воевали за жизнь. Впрочем, вопрос о том, кого бы было предпочтительнее встретить на тракте, живых или мёртвых, для некоторых был не так уж и прост. А для других, ответ на него был очевиден. И не в самую ожидаемую сторону...
Шада, конечно же не была из числа тех высокородных благочестивых дев, что взирали на мир сквозь призму аристократического воспитания и страниц выхолощенной художественной литературы. Именно поэтому сейчас, когда сумерки спускались на широкое раздолье валенсийской провинции, Шада была здесь. На воле. Именно поэтому она вдыхала похолодевший, свежий вечерний воздух, который так по-особенному пах весной. И именно поэтому, она была осторожна.

И всё же, если она действительно хотела бы максимально скрыть своё присутствие от лесорубов, то столкнулась бы с рядом трудностей. Здесь, возле дороги, царило раздолье. Такое, какое крайне редко можно было встретить в западных областях Империи, густо покрытых лесами, деревья которых своими боками тесно подпирали пути и тропы. Валенсийский тракт же, наоборот, вольготно бежал среди полей, оставляя лесные массивы на довольно большом от себя расстоянии. Во всяком случае так было здесь, на первой половине пути. Деревья конечно были - небольшими островками рощиц встречались они то тут, то там, но возле единственной такой на всю ближайшую округу и расположились пришедшие сюда раньше, люди. И чем гуще становился крадущийся навстречу вечер, там ярче выделялось на фоне этого мрака мерцающее сияние костра в их лагере. И было бы странным предположить, что если Шада тоже разведёт костёр, то он не будет также виден с другой стороны.
Предстояло либо помёрзнуть, либо выдать своё присутствие.
Впрочем, это же были Люди. Живые. Чего их бояться?...

С наступлением темноты воздух стал зябким и влажным, как частенько бывает в весеннюю пору. Мир наполнился особым ночным песнопением - пока ещё редким и едва слышным сверчковым посвистом да мышиной вознёй на самой границе света. Здесь, в валенсийских полях, было очень много мышей. Как и змей, для которых первые являлись основным источником пищи. Треск пламени, хрустящий, приятный слуху, вносил в этот ансамбль дикой природы немного уюта. Впрочем, всякий, кому было не впервой оказываться в пути весной или осенью, когда ночь могла продирать до костей холодом ещё не прогревшейся солнцем земли, знает, что уют этот всё же весьма относителен. Путников могло изрядно поджаривать с одного бока и подмораживать с другого, так и Шада сейчас чувствовала как подпекаются протянутые к костру ноги, а прохлада, на контрасте, так и норовит укусить её за лопатки. Необычное ощущение, которое тем не менее, могло показаться даже приятным тем, кто действительно соскучился по настоящей  свободе.
Сытость и растекающееся изнутри тепло разморили девушку и та, даже несмотря на не самые комфортные условия, начала чувствовать подступающую сонливость. Из этого состояния её вывел фыркнувший и затоптавшийся на месте конь, который до того момента, дремал повесив голову и поставив на край копыта поджатую заднюю ногу. Шорох, куда более навязчивый чем естественные полевые отзвуки послышался со стороны далёкого мелькающего пятнышка костра чужого лагеря.
- Ах тыж... гадюка... - отдалённый, и тем не менее пронзительный в кристальной чистоте ночного воздуха, шепот отрывками касался слуха Шады. Говорили мужчины и судя по грубости, различимой даже сквозь намерение приглушить речь, это явно не были достопочтенные господа...
- Тише ты... уж это...
- Сам ты ... уюж...
- Тшшш... вдруг таки тать какой, а ты орёшь...
- Да баба это, сам видел...
- Ты то увидишь...
Судя по всему, говоривших было трое, но увидеть точнее не получалось из-за густой темени сгустившейся за пределами круга света. Так всегда бывает, после того, как посмотришь на яркое пламя...

Отредактировано Нейтральный персонаж (2016-09-30 15:04:00)

Глаза постепенно привыкали к темноте, и девушка уже могла выхватывать из сплошной ночной пелены силуэты приближающихся фигур. Их действительно трое.  Впрочем, предполагать, что лагерь лесорубов пришёл к ней в гости полным составом, было весьма опрометчиво. Даже несмотря на то, что ещё на подъезде девушка окинула его взглядом лишь вскользь, этого было достаточно, чтобы отметить, что там обосновалось не менее восьми, а то и десяти человек. Так что не спалось, скорее всего, именно этим троим, а вот по какой причине - оставалось только догадываться.
Девичий возглас внёс сумятицу в нестройный рад приближающихся фигур, заставив их остановиться и воззриться на хорошо освещённую пламенем костра Шаду.
- Говорил же - не тать... - зашептала одна из фигур, но получив лёгкий тычок локтем под бок от своего товарища, притихла.
- Хе-хей, красавица... - один из них, довольно крупный мужчина с чёрной, вьющейся мелким бесом, бородищей, примирительно махнул рукой и вышел на границу света, наконец позволяя себя рассмотреть.

Человек: - Мы тут это... с друзьями глянуть пошли, что да как, и кто же знал что у нас такие очаровательные соседи окажутся...
Вот уж кого нельзя было принять за благородного мужа не при каких условиях и в любом состоянии сознания. Широкий, коренастый, он довольно сильно походил выросшего до человеческих размеров гнома, с крупным носом и кустистыми бровями, похожими на две тёмные волосатые гусеницы. Манерами он тоже не отличался, совершенно не стараясь как по-особенному и витиевато строить фразы. С сальной усмешкой на полных, тающих в бороде, губах, он рассматривал Шаду с неприкрытой наглостью. Возможно, с его точки зрения это был своеобразный акт внимания, но в благородных кругах так никогда не стали бы смотреть на леди.
Вслед за ним на свет показались ещё двое. Один высокий, с суровым лицом и жесткими глазами, другой на вид самый обычный, почти ничем непримечательный. По сравнению со своими приятелями он казался серым и маленьким, и в отличие от первого, который вёл себя так, будто бы был хозяином обстановки и вторым, который своим видом источал лишь непоколебимую суровость, казался немного взволнованным и явно не зная куда себя деть, мял в ладонях край своей рубахи.

Человек: - А к тебе и держим, красавица! - разухабисто усмехнулся лесоруб подходя к костру и протягивая к огню широкие ладони, венчающиеся толстыми, на вид не слишком цепкими пальцами - колбасками, - неужто к своему костерку не примешь?
Несмотря на хозяйское поведение Шады, индивид этот, чувствовал себя полноправным хозяином положения. Да и другие не отставали и следуя примеру своего заводилы, оказались вблизи костра с явным намерением здесь задержаться. Оставалось только гадать о том, как подобные формы жизни умудрялись раз за разом просачиваться в генофонд человечества. Впрочем, само человечество было к подобному, в большинстве своём, предельно терпимо, так что и удивляться тут было особенно нечему.
Даже если мужчины и заметили фибулу девушки, и даже если и сумели вот так сразу различить символику, то здесь, среди ночной тишины, бескрайних полей и мышиной возни, это едва ли имело какое то значение. Куда более значительной в их глазах стало показавшееся из-под тканей плаща, оружие.

Второй Человек: - Смотрик, чой тут у нас, - голос высокого мужчины с жестким лицом оказался грубым и неприятным, а сама по себе речь, для аристократического слуха Шады, была корявой даже в сравнении с её первым собеседником, - ещё небось и крутить ентим могёш?
Внимание всех троих теперь было приковано к бёдрам девушки. Не самое приятное осознание...

Человек: - Ого, да ты, красавица, совсем серьёзная, смотрю, - ожидать трепета, восхищения или страха со стороны мужчин, было пожалуй, слишком наивно. Сами они ведь тоже не были безоружны - на поясе каждого висел нож, простецкий, не боевой, но несомненно хорошо заточенный - необходимая вещь в любом деле за пределами городских стен и неустанного бдения стражи.
Человек: - Не бандитка случаем? - зычно загоготав, предложил широкий, судя по всему, совершенно не расценивая Шаду как боевую единицу.

Отредактировано Нейтральный персонаж (2016-10-03 15:28:57)

Раздался приятный слуху звон извлекаемой стали и огненный блик пойманный на кромку меча по дуге расчертил темноту валенсийской ночи. Когда Шада вскочила на ноги, порыв прохладного ветра растрепал её тёмные пряди, а пламя, отражённое в ореховых глазах полыхнуло жгучим янтарным отблеском. Оказавшийся слишком впечатлитеньным, или вовсе того не ожидающим, худой мужичонка, до того момента не произнёсший ни единого слова, громко вскрикнул и отшатнувшись от костра, запнулся о спутанную траву и повалился навзничь. На вопрос девушки он лишь ещё шире распахнул глаза и отрицательно замотал головой, судя по всему будучи готовым отползать от неминуемого падения статьи прямо так - на локтях и по земле. Второй же, здоровый детина, также отпрыгнув в сторону, среагировав для простого деревенщины довольно резво и нахмурив густые, кустистые брови одним движением вытащил из чехла свой нож. Он, кажется вообще не понял что имела ввиду Шада и теперь взирал на неё недоумевающе-злобно.

Человек: - Воу, воу... - заводила отступил назад поднимая вверх свои короткие руки. Он не казался испуганным или трепещущим, но пыл явно по умерил - насмешка, всё ещё красующаяся на полных губах человека стала казаться натянутой и неестественной, - не горячись ты так... будто шуток не понимаешь...
За казалось бы примирительным тоном, в голосе лесоруба читалось напряжение, которое вполне можно было списать на тот же адреналин. Однако же и без того было понятно, что сдача позиции была ему неприятна вдвойне - под тяжестью век, в глубине глаз поселилась промозглая жесткость, которая раньше была незаметна под мороком насмешливой непрезентабельности. Что и сказать, с людьми всегда было сложнее, но даже так, был ли смысл их жалеть? Был ли резон полагать, что сейчас все люди были на одной стороне? Был ли резон полагать, что люди хоть когда-то были на одной стороне? Каждый решал за себя. Кто-то принципиально, кто-то теша себя иллюзиями.
Человек: - Чевой, чевой? Нет тут никакого свода, красавица, только небо звёздное, - конечно, было бы глупо полагать, что после угрозы, мужчина сразу перейдёт на высокий слог, да и понимания сути вопроса, похоже обошло стороной выходцев из простого народа. Однако, витиеватая речь Шады, оперирующей законодательной терминологией внесла коррективы в их положение - мужчины теперь смотрели на неё настороженно, и столь вальяжно приближаться к костру пока не стремились.

Третий человек: - Да магиня она, каменная, вот чевой, - заговорил едва оклемавшийся от пережитого потрясения тощий и стал осторожно подыматься на ноги, - сейчас как долбанёт тебя сводом и поделом...
Поднявшись, он юркнул за спины товарищей, но без них никуда уходить не торопился и теперь уже с откровенным опасением рассматривая новоиспечённую магиану.

Человек: - Да ладно те, магиня, то то и верно, что наш костёр поболе будет, - хмыкнул себе в усы заводила, растирая уже успевшие озябнуть толстые пальцы, - не хочешь тогда в гости заглянуть, а? А то небось замёрзла тут с этой фитюлькой. Как раз растолкуешь про свои эти, своды, хах... отогреешься...

Манипуляции с метательным ножом не остались незамеченными для рослого мужчины с рефлексами бойца. Злой взгляд быстро метнулся в сторону её рук с прищуром и явным недовольством. Вообще, из всей троицы, он мог вызывать особое беспокойство - Шада даже могла бы предположить, что жизнь он свою провёл не только в поле и за рублей дров. Бывший военный? Наёмник? Разбойник?... осевший дезертир? Вариантов было много. Но даже так, лицо его нельзя было назвать "лицом простого доброго, но необразованного человека" - откровенная жестокость, примеченная девушкой ещё в первый раз, сейчас собиралась в действительно плотную, грозовую массу. Он не улыбался, и в отличие от своего приятеля, как и сама миледи, шутки шутить был не настроен. Впрочем, в разговор он при всём при этом не вступал, да и каких либо физических поползновений в сторону Шады совершить не стремился. Что, впрочем, не отменяло исходящего от него ощущения опасности.
Что же касается остальных, то худой мужичонка, похоже, только рад был оказаться подальше от подозрительной "магини" - простой люд порой относился к обладателям дара с суеверным трепетом, а этот человек действительно мог бы подойти под описание "проще некуда" и поверить в наличие волшебных возможностей даже если таковые и не были продемонстрированы в открытую. Надолго ли? Даже самого недалёкого человека невозможно было дурачить вечно... если конечно речь не шла о каких-либо по-настоящему серьёзных отклонениях в развитии.
Заводила же оставался при своей манере, то ли в угоду упрямости, то ли из-за недостаточного понимания предмета беседы. А скорее всего из-за всех этих факторов вместе взятых.

Человек: - Чтож, красавица, это мы запомним, - как-то уж совсем гаденько усмехнувшись, он от души сплюнул на траву и развернувшись, чуть вразвалочку двинулся в темноту. Он явно был не настолько простецки туп, чтобы внезапно проникнутся некими "зловредными тварями", особенно если предположить, что в этих местах лесорубы промышляли не первый день, и возможно даже не первый год.
Его приятели двинулись следом - худенький почти с радостью, высокий же, только после того, как одарил девушку крайне тяжелым взглядом. От такого вполне могло бы стать не по себе - будто бы даже и не на человека он был направлен.
Вскоре все три силуэта скрылись в чернильной темноте ночи, но от беспокойства Шада едва ли могла бы избавится так просто. Пережитая встряска давала о себе знать внезапно накатившей усталостью, а странные последние слова заводилы точно эхо, раз за разом повторялись в сознании миледи.

Беспокойный и тревожный сон захватил Шаду в свои объятия. Смутное волнение, никак не отпускающее девушку после встречи с местными, вышло за пределы реальности и мягко прокралось туда, где у неё было меньше всего власти - в её собственное сновидение. Фигуры, голоса звуки, запахи. Мутным маревом они кружились вокруг. Бессознательное, спутанное месиво из искажённых образов и осколков, разбитых вдребезги чувств. Она чувствовала, как осколки их впиваются в ладони, проникают под кожу, жгучим, горячим пламенем растекаются по венам вместе с кровью, заставляя испытывать нестерпимую, неодолимую боль от потери. От всех потерь одновременно, которые ей только довелось пережить. Здесь, в этом месте не было смысла, здесь, в этом месте не было даже её самой. Только оголённое, неприкрытое ни телом, ни разумом, кровоточащее чувство...
Капля упавшей с неба влаги раздробила спокойствие мутной глади под ногами. Голоса вышли из-за полога туманного савана, забрезжил тусклый свет. Неприятный, белый. Такой, какой бывает промозглым осенним утром, когда последние воспоминания о пряном, тёплом лете уже успели затеряться в череде однообразно серых будней.
Лоточники наперебой зазывали покупателей приобрести их товары, тусклые, словно перемешанные с бесконечно серым, краски одежд и лиц, грязными пятнами мелькали в череде нескончаемого потока людей. Здесь тоже не было Шады. Только пустота да горькое равнодушие, такое, какое можно было ощутить лишь на грани последнего забытья. Или в муторном сне, оставляющем после себя неприятное, прогорклое послевкусие.
На прилавках лежала рыба, испуская в воздух характерный резкий запах, в нотки которого периодически вписывались оттенки разложения и тлена – запах, который будет преследовать её во снах ещё очень и очень долгое время. Но здесь не было Шады… только безликая тень, созданная для восприятия этого испорченного, искореженного её подсознанием мира.
Рыба была повсюду. Мёртвая, живая. Мёртвая, которая казалась живой. Множество серых, подёрнутых белёсой дымкой, глаз не мигая, смотрели  её сторону. Недвижимо. Беззвучно. Гнилые глаза…
Мгновение, за мгновением, растягивающимся в бесконечную колею безвременья. Рыбий взгляд на самой коже. Под кожей. Уже внутри…
- Шада?... – знакомый голос, тронутый удивлением и бесконечной нежностью разбивает пустоту, заставляя девушку, наконец, вспомнить своё имя. Вспомнить свою историю. Она не может не развернуться, безвольная, всё ещё не в своей власти, ещё не до конца в своём времени. Она не может не повернуться к нему, ожидая встретится взглядом с серой сталью глаз возлюбленного. 
Чёрные волосы, тусклые в неверном белом свете и усталая улыбка, тронувшая потрескавшиеся губы. Горечь скользит в воздухе, разделяя весь существующий мир на тот, который был при нём и тот, в котором его не стало.
Но у него глаза рыбы, не человека. Круглые, без единого намёка не веки, серые мутные шары наполненные гнилью и гноем. Тронутые мёртвым бельмом зрачки вперились в её лицо, цепко, остро, словно бы действительно могли видеть.
- Шада, почему ты не можешь принять меня?... – голос его, живой, наполненный печалью и тоской, мягко касается её слуха, но она могла видеть только глаза. Глаза рыбы. Глаза мёртвой, гнилой рыбы.
Он… или нет, уже оно… тянет руку, нежно, осторожно, словно бы боясь вспугнуть застывшую в ужасе девушку. Совершено безумное сочетание воплощённого кошмара и ласки выбивает из колеи даже сильнее, чем его внешний облик. Это не то, во что она верила, не то, что она знала всё свою сознательную жизнь…
- Прости… но тебе надо идти…

Реальность вторгается в сон стремительной, опустошающей волной, вышибая Шаду из охвативших её иллюзорных образов и чувств. Реальность полнится ночью, треском поленьев за спиной и дико колотящимся сердцем. Что-то не так – Шада знает это, чувствует это кожей, но слишком поздно – дорожная усталость не дала девушке возможности заранее почувствовать приближающуюся опасность. Опасность, разрушающую понятие абсолютно идеально выверенного дуального мира, там, где с одной стороны находилось блестящее идеальное добро, а с другой – неизменно отвратительное и гниющее заживо зло.
Живой добрый мирный житель, с горящей в тёмном взгляде жестокостью, набросился на неё сверху, намереваясь приставить заточенное лезвие своего ножа к её шее. Он медлил только потому, что не хотел убить сразу. Тот самый, из троицы - крупный детина с грубой, исковерканной речью.  Заводила тоже был тут, подбежав с другой стороны, он вцепился девушке в плечи. Сама по себе хватка его была не сильной, и куда большую проблему представлял собой именно вес этого человека – пересилить его напрямую было бы весьма непросто для Шады. Третьего человека – худенького и робкого она не заметить не успела, скорее всего, он просто отказался участвовать в этой сомнительной авантюре.

Человек: - Я до последнего был уверен, что ты окажешься умнее и просто свалишь отсюда… - усмехнулся он, давя своими ручищами в хрупкие девичьи плечи.
Ещё бы пара мгновений и лезвие уже коснулось бы её кожи. Ещё бы пара мгновений сна…
Впрочем, и эти выигранные секунды теперь утекали крайне стремительно.

Отредактировано Нейтральный персонаж (2016-10-12 12:41:15)

Сил у Шады оказалось недостаточно, чтобы так просто отпихнуть в сторону довольно крупное, массивное тело, зато она была достаточно ловкой и проворной для того, чтобы нанести несколько хлёстких и крайне чувствительных пинков. Да и внезапное пробуждение девушки на целых пару мгновений раньше, чем предполагали нападающие, сыграло свою роль - не успевший принять более-менее устойчивое положение крупный детина с ножом, получив несколько ударов, в том числе и в область паха, приглушённо ойкнул и потеряв равновесие, повалился на девушку, неприятно прижав ту к земле всем своим телом. Это сильно затрудняло её дальнейшую манёвренность, однако, чтобы приподняться, мужчине пришлось упереться в землю обеими руками - в том числе той, которая сжимала нож. Это означало, что непосредственная угроза быть зарезанной здесь и сейчас отступила на неопределённый срок.
Что же касается второго, то зубы миледи безжалостно впились тому в толстую ладонь, заставив коренастого порывисто отдёрнуть руку и завопить.

Человек: - Ах тыж стерва! Упыриное отродье! - выругался мужчина, резко вырывая руку и сдирая кожу об зубы девушки. От боли он ослабил хватку, а затем и вовсе отпустив её плечи, отшатнулся в сторону, как предполагала Шада - к костру. Он даже наступил на его край, заставив сотни мелких искр вспорхнуть в воздух с тлеющих поленьев, да только вреда такой огонь причинить ему не мог - высокие сапоги хорошо защищали кожу от воздействия не столь агрессивного жара.
Человек: - Что ты там возишься?! Держи её! - баюкая укушенную руку рыкнул коренастый - он, судя по всему не привык получать столь яростного отпора и теперь был несколько ошарашен болью - он сразу не показался девушке похожим на бойца, скорее на подбреха и всеобщего заводилу, который во время серьёзной заварушки предпочитает оставаться в стороне, лишь наблюдая за происходящим. То, что сейчас он вообще принимал непосредственное участие в авантюре, значило только то, что девушка действительно задела его гордость. Может словами, может умением. А может и вовсе - одним только своим существованием.
Инстинкты бойца и вкус чужой крови на губах подсказывали Шаде, что пусть она и не имела возможности действовать идеально быстро и идеально красиво - зато она просто могла действовать. Яростно, нечестно, подло. И в данной ситуации это было вполне оправданно.

Попасть в нос человеку, который успел лишь чуть приподняться на руках, при этом попасть с достаточной силой - задача непростая. Однако, Шада не была бы собой, если бы не знала расположений большинства уязвимых точек на человеческом теле. В этом знании на самом деле не было ничего удивительного - базовая подготовка любого солдата и разведчика включала в себя такие вещи. И пусть девушка и не могла знать всех анатомических нюансов этих слабых мест, ударить по ним поточнее было вполне в её силах.
Адреналин кипел в крови и тренированное тело реагировало быстрее, чем мысль. Шада отвела руку в сторону и коротким, хлёстким движением тюкнула громилу не в нос, но в висок. Быстро в образовавшемся пространстве и сильно, насколько это было для неё возможным.
Человек - хрупкое существо. Человек мужского пола в этом плане не был исключением. Даже если в нём было почти под два метра ростом и целый комплект сопутствующей мышечной массы. Нападающий, невнятно рыкнув, мотнул головой и вперился в пространство перед собой пустым, осоловелым взглядом. Так, словно бы хотел увидеть перед собой лицо боевой девицы, но в итоге не увидел ничего вообще. Этой заминки ей хватило чтобы крутануться в бок, вышибая собой одну из рук, которыми человек упирался в землю - тот видимо был слишком дезориентирован ударом, чтобы целенаправленно пресечь подобные действия.
Миледи успела как раз вовремя - носок тяжелого сапога пронёсся в каких-то сантиметрах от её головы, ровно в том месте, где мгновение назад находилось её лицо. Крупный мужчина, за которым она не имела возможности следить будучи занятой первым нападающим, видимо, таки решил внести в ход сражения свою лепту. Ещё мгновение - и девушка вскочила на ноги, ощущая лёгкое нытьё в одном колене и боль в костяшках пальцев левой руки - той самой, которая недавно воссоединилась с лицом рослого громилы. Это был хороший признак - если было больно ей, то значит и нападающему прилетело не слабо. К слову он, всё же оказался крепким детиной и вместо того, чтобы разлёживаться, уже вовсю принимал попытки подняться на ноги - не слишком резво, но с достаточно гневным и целеустремлённым выражением на лице, чтобы гонец могла не сомневаться в его решительном настрое. Засветы от костра мешали Шаде рассмотреть детали, но он успела заметить, что правый глаз его густо заплыл кровью, и в купе с его жестким, злым взглядом это могло смотреться действительно жутко.
Крупный же, чуть замешкавшись от столь стремительного освобождение недавней "беззащитной" жертвы, подхватил с земли, выкатившуюся из потревоженного им костра, подпалённую лишь с одного конца палку, и размахивая ею из стороны в сторону побежал на девушку.
Оба противника были довольно близко, но приоритетом сейчас был именно низкорослый - несмотря на свои габариты, он не успел выдохнуться и действовал довольно стремительно. Одно было хорошо - оба противника пока находились в поле зрения девушки, а позади них догорали остатки костра, с одной стороны съедающие детали обстановки, с другой - резкими контурами темноты очерчивающие фигуры недоброжелателей. Позади неё растревоженный ночной потасовкой нервно топтался её служебный конь.

Отточенным движением девушка отправила ножи в стремительно наступающего противника. Мечущийся в непонимании разум миледи, был словно бы отделён от сосредоточенного на выживании тела прозрачной плёнкой. Рукоять первого ножа с хрустом врезалась в человеку прямо в пальцы, вызывая у того вопль боли, непонимания и ярости. Он был больше, он был сильнее и он, родившейся, росший и живший именно в этом единственном миропонимании не мог взять в ток, что существо женского пола может хоть что-либо ему противопоставить. Второй нож врезался ему в коленную чашечку, и хоть бросок, избранный Шадой не пустил мужчине крови, это не отменило ни силы ни точности этого приёма. Девушка не могла сказать, насколько сильно она повредила ему сустав, но тот, неловко припав на повреждённую конечность, уже через мгновение выпустил из рук палку и завалившись на на землю, обхватил руками свою ногу.
Голосил он довольно громко, а состав его речи был по большей части весьма и весьма неприличным. Даже будучи вовсе не изнеженной обитательницей дворцовых гостиных, разведчица не знала значения и половины используемых в её адрес "терминов".
Выведя и строя первого противника, Шада скользнула к спальнику, но именно в этот момент дорогу ей преградил человек с ножом. Он не казался полностью оправившимся от удара в висок - его лицо искажала гримаса, которая могла вполне сойти за гримасу боли. Скорее всего у него болела голова. И тем не менее он был достаточно крепок и вынослив, чтобы не уступать этой помехе и теперь, подгоняемый ещё более разогретой злостью, мужчина встал в боевую стойку, характерную для кинжальщиков. Не совсем правильную, можно даже сказать корявую - его телосложение больше подходило для управления топором или мечом, но он, благо не догадывался о том, что последний находился буквально у него под ногами - прикрытый смятым спальником миледи. Он молча ждал, и судя по всему, был готов к повторению тех приёмов, что девушка использовала на его куда более неумелом товарище.
Возмущение, непонимание и затаившаяся обида всё ещё скользили в мыслях Шады, хотя после первого всплеска, поток рассуждения в её голове стал чуть более лаконичным и она могла бы предположить, что её всё же не хотели убивать. Что же тогда? Догадка оказалась даже хуже, чем её первое предположение. Пожалуй, даже смерть могла бы показаться милостью при таком исходе. Чтож... для представителей подобного слоя имперских граждан, надругательства над "незнающего своего места" девицами были действительно в порядке вещей.

Всё произошло стремительно, однако для тех, кто непосредственно участвует в сражении, время, порой приобретает странную форму. Оно не летит, а становится словно бы... нормальным, а ощущение от его течения и вовсе могут затеряться бесследно.
Громила ждал броска, и стоило Шаде только сделать обманный замах, как тот довольно резко, для своих размеров, отклонился в сторону. Девушка понимала, что если бы её бросок был настоящим, то она наверняка промахнулась бы. Уже не обращая внимания на ставшие почти простым фоном болезненные завывания заводилы, миледи стремительно рванулась вперёд, и в изящном кувырке подхватив ножны за ремни, вскочила на ноги уже по другую сторону от спальника. Тело реагировало на пределе своих возможностей - чётко, быстро, без ошибок. Уже в развороте меч скользнул из ножен и в следующее же мгновение разбил воздух пронзительным стальным звоном, приняв на себя лезвие вражеского ножа. Звон этот, острый и хищный наверняка разлетелся далеко по всей округе.
Всё случилось почти так, как Шада и предполагала. Почти. Громила оказался не настолько никчёмным и явно не собираясь путаться у себя же в собственных ногах, сразу перешёл в наступление. Однако её подготовка и инстинкты были сильны, и теперь, вместо того, чтобы получить лезвие под рёбра, она сбила чужой удар зажатой в собственной руке, верной сталью. Девушка знала, что принимать блоком нож или кинжал так близко от себя нельзя - слишком ненадёжно, учитывая огромную разницу в возможностях контроля на таком расстоянии, но в данном случае именно это её и спасло. То, что происходило, вообще было мало похоже на привычное для миледи сражение, где всё было стройно и понятно, а неразумные мертвые тела, в массе своей являющиеся по сути лишь такими же инструментами как лук, топор или клинок в руках отдельных управителей, не обладали жестоким коварством живого ума.
Понимая, что набранная Шадой дистанция станет для него фатальной, громила подался вперёд, в попытке перехватить её кисть до того, как разведчица успеет отскочить и воспользоваться всеми преимуществами сохранения дистанции.
Пожалуй, это действительно был не самый приятный день для их мужского эго - даже оружие у миловидной девицы оказалось длиннее.

Отредактировано Нейтральный персонаж (2016-11-02 15:13:35)

Он не ожидал этого. Шада видела это по удивлению, просочившемуся сквозь пелену злости на лице нападающего. То ли попав в ловушку собственного гнева, то ли, что более вероятно, просто не разглядев в ночной темени лезвие, всё ещё оставшееся в руке миледи. Кажется, он действительно был уверен, что та метнула свой нож...
Шада не смогла бы сказать наверняка, смогла ли бы сама по себе отшатнуться так быстро, чтобы не дать жестким пальцам сомкнуться на её запястье. Это был единственный шанс мужчины и он, разумеется, не действовал вальяжно или с небрежностью. Это было резкое, жесткое движение вперёд, вскормленное злобой и гневом, почти невероятное для его габаритов. Однако именно в этот момент лезвие метательного ножа полоснуло его по запястью другой руки, заставляя того дёрнутся и отступить. Широкая рана с расползшейся по краям кожей сразу начала обильно кровоточить, и заливать пальцы, сжимающие рукоять ножа, а Шада тем временем смогла беспрепятственно набрать дистанцию. Только сейчас она осознала, насколько близко тот умудрился к ней подобраться. Теперь же нападающий, утратив единственное преимущество, едва ли мог представлять угрозу для вооружившейся миледи.
Здоровяк выронил нож и шипя сквозь зубы, зажал порез здоровой рукой, отступая ещё на шаг.
В этот момент Шада поняла, что что-то изменилось. Не в действиях своего противника, не в своих ощущениях. В пространстве. Притом изменилось уже несколько долгих мгновений как, и это что-то сильно отличалось от того, что было раньше.
Тишина.
После постоянных завываний и ругательств, доносящихся со стороны скрючившегося на земле заводилы, внезапно схлопнувшееся безмолвие казалось каким-то совершенно неестественным. Застывшим.

В отличие от самой Шады, здоровяк, похоже, обратил не слишком много внимания на то, что его товарищ внезапно перестал голосить. Да и сама девушка могла бы подумать, что то было лишь разыгравшееся на фоне стресса и воспоминаний, воображение. Кинув беглый взгляд вбок, миледи убедилась в том, что и заводила и конь всё ещё находятся на своих местах, а её собственный голос, прозвучавший вполне отчётливо, мог и вовсе заверить её в том, что она разволновалась почём зря. Ну, затих и затих крупный увалень, мало ли что, вдруг осип или вовсе связки надорвал. Немудрено, если так то голосить всю дорогу.
Грубое, жесткое шипение повершенного противника тоже звучало вполне естественно. Во всех смыслах этого слова.

Человек: - И што делать буш? Убьёшь ежели нет? - с вызовом бросил здоровяк, сплюнул на траву, но взглянув на ощетинившийся холодной сталью меч Шады, таки подчинился, опустился на траву и, кое-как управляясь повреждённой конечностью, сделал то, что ему было велено. Хотя в качестве и приходилось, разумеется, сильно сомневаться.
Человек: - Я тя, девка, хорошо запомню... - слова его звучали грубо, как угроза, а сама речь действительно была сложна для понимания дочери благородного семейства. Слишком исковерканной она могла показаться.

Она отбилась. Победила. Разум девушки чуть расслабился, перестал звенеть натянувшейся от напряжения струной и наконец, получил возможность обрабатывать всю поступающую в него информацию. Тут то Шада и поняла что кое-что в той картине, которую она узрела, бегло взглянув на своего первого противника, было немного... не таким.
Она развернулась почти мгновенно, дабы убедиться и увидела то, но что не обратила внимания раньше. Заводила действительно был на своём месте, только уже не лежал, а сидел, молча и совершенно неподвижно. С лица его исчезла боль, злоба и даже насмешка. А взгляд был устремлён миледи за плечо. В поле.

Ничего.
Ночь и бесконечное пространство поля, едва подёрнутого тусклым светом иногда показывающихся из-за облаков, далёких звёзд. Ветер гнал рябь по высокой траве, даль таяла во мраке, собственная тень Шады, застывшая в ореоле тёплого свечения,  дрожала в последних, догорающих остатках пламени.
Действительно ничего.
И никого.
Ни живых. Ни мёртвых.
И может быть, именно от этого было ещё хуже. Неопределённость и неизвестность. Огромная, размером с весь мир, размером со всё это поле. Она была воздухе, в шелесте, в характерных щелчках пышущих остаточным жаром дров. Девушка обернулась, для того, чтобы увериться наверняка, но и сзади ничего не было. И ни справа, ни слева. Только то, что и было до этого. Только бесконечно открытое пространство.

Человек: - А пошто енто тебе надо? - прошипел здоровяк, но теперь создавалось впечатление, что шипел он больше от боли, чем от злости - ремень, грубо стянувший руки тревожил рану и не давал ему забыть о полученном повреждении. На слова девушки он только смотрел волком, и было понятно, что они явно не достигают его чувств. Впрочем, даже само наличие чувств у данного индивида можно было вполне поставить под сомнение.

Заводила: - Небось п...п..ознакомиться хочет, - впервые за всё это время подал голос грузный, явно намереваясь придать своего голосу куда более привычный, желчный и насмешливый тон, однако тот оказался тих и слаб, положение его в целом оставляло желать лучшего, а взгляд, вновь направленный на девушку то и дело стремился снова падать в открытое поле. Если он что-то и видел там, в этой ночной темени, то явно предпочитал делать вид, что ничего не случилось. Во всяком случае, для себя самого. 
Попытавшись встать, он громко охнул, припал на повреждённую ногу и упершись ладонями в колени, замер, неприязненно, но с опаской глядя на боевую миледи. Было понятно, что если бы не травма колена, то его бы сейчас и след простыл.

Отредактировано Нейтральный персонаж (2016-11-10 00:23:21)