- Привет, - он сказал это таким глубоким, грудным голосом, что у Оливии мурашки побежали по всему телу.
- Ага, здрасьте, - а вот её собственный голос предательски дрожал.
Дикий зверь пробудился и предстал перед ней во всём своём пугающем величии. Движения плавные, как у хищника, готовившегося напасть на свою добычу и неспеша подкрадывающегося, чтобы не спугнуть, непрекращающийся зрительный контакт – его взгляд поймал её и не отпускал. В этом взгляде была ошеломительная сила, пленившая девушку, не позволяющая ей сбежать.
Когда-то где-то она слышала, что определить появление чувств к мужчине можно прислушавшись к внутренним ощущениям – якобы в животе порхают бабочки, сердце бьётся быстрее, дыхание становится учащённым, ноги подкашиваются… Какие, на фиг, бабочки?! Если даже они там и были, их давно снесло всепожирающим пламенем, которое полностью охватило Лив. Сердце не билось быстро, оно колотилось в таком бешеном ритме, что девушка неосознанно поднесла руку к груди, чтобы оно не выскочило. Ноги словно налились свинцом – она вообще не могла двинуться. А дыхание – Оливия слегка приоткрыла рот, делая глубокий вдох, потому что шатёр внезапно показался ей слишком маленьким и стало не хватать кислорода.
Разряд – его рука в её волосах. Он нежно сжал их, аккуратно запрокидывая голову девушки назад, изучая её лицо, определённо получая удовольствие от собственного превосходства, видя, что его действия находят нужный отклик. Карие глаза безотрывно, не моргая, смотрели в серые, пленяя, обжигая, забирая способность здраво мыслить. Полуулыбка-полуухмылка Магнуса превращалась из спокойной в напряжённую, опасную, хищную, завлекающую в омут, приказывающую сдаться на его милость. Из-за своей неопытности ей сложно было понять, чего он хочет, о чём думает, он просто наблюдала, но и оставаться безучастной не получалось. Безумие, не иначе. Оливия невольно облизнула внезапно пересохшие губы.
Пальцы не слушались девушку, и треклятый плащ снова упал. Шорох ткани прервал очаровывающую магию Альфария. Лив вырвалась из его цепких рук, заметив, что вход в шатёр уже закрыт, и стала воровато озираться, прикидывая план действий по своему спасению. Она продолжала отступать, пока не упёрлась в стол. Положение было совсем невыгодное – он легко сможет её перехватить и отрезать путь к выходу.
- Может, мы поговорим? – он играл с ней как кошка с мышкой, как очень крупная и хищная кошка.
- У тебя своеобразная манера разговора, - недоверчиво бросила Лив, - Да и что ты мне скажешь? Благодарность мне не нужна, я всего лишь возвращала долг, я уже сказала.
Он ничего не ответил, только нарочито медленно и лениво сокращал нежеланное расстояние между ними.
- Если ты так хочешь поговорить, говори на расстоянии, иначе я заставлю тебя поплясать, - в руки Оливии возник огненный шар.

Отредактировано Оливия Берранкур (2017-01-29 20:01:13)

Своими действиями она породила новые перемены. Улыбка с лица Альфария исчезла, снова превращая его в воина и возвращая на поле боя. Он как будто вновь и вновь переживал события прошедшего дня. Удивительно, но ощущение опасности исчезло. Оливия больше не улавливала присутствие тьмы, которое, как ей казалось, исходило от мужчины, но ей вдруг передалась его боль. В карих глазах было столько тоски, горечи и страдания, что хоть волком вой. Мышцы на крепком, усыпанном шрамами теле, то напрягались, из-за чего под кожей отчётливее проступали вены, то снова приходили в состояние покоя, но ненадолго. Казалось, что он и рад был бы отпустить себя, скинуть этот груз, но сделать этого не в состоянии, потому что привык быть всегда таким, готовым ко всему, по первому зову сорваться в бой, сражаться, не зная усталости и терять людей. Конечно, всегда находясь на войне, учишься жить с этим, пытаешься смириться и принять это как данность, но привыкнуть и быть совершенно равнодушным всё равно не получится. Она знала, что ему не всё равно. Его внутренняя борьба, которую она сейчас наблюдала, была самым лучшим доказательством.
Оливии и самой было непросто. Многое из сегодняшних событий было для неё в новинку, к тому же она впервые полностью истощила запас своих сил, что чуть не кончилось плачевно для неё. Она была слишком беспечной, лезла на рожон и не особо задумывалась о последствиях. Когда внутри разгоралось пламя, оно затмевало всё, мешая объективно оценивать ситуацию. С этим ей ещё придётся разобраться, если она хочет стать ценной помощницей в бою.
Лив больше не пыталась убежать или запустить чем-нибудь в Альфария, когда он снова предпринял попытку приблизиться. Она молча смотрела, как он осторожно и с опаской накрыл её руку своей и позволила сжать её в кулак, чтобы растворить в нём сгусток огня. Девушка разжала ладонь, переплетая их пальцы. В этом было что-то магическое, завораживающее и такое приятное. Она подалась вперёд, прислоняясь щекой к его груди, прикрыв глаза. Она тоже не железная, она не может постоянно находиться в состоянии войны. С тех пор как она покинула Литрию, она ни разу не давала себе поблажек и не позволяла расслабиться. Она устала. В этот момент ей не хотелось ни о чём думать, не хотелось больше сопротивляться той силе, которая притягивала её к этому мужчине, не хотела задаваться вопросами почему и зачем всё это. Оливия знала лишь одно – сейчас он был ей нужен, и она была нужна ему, а всё остальное подождёт. Она неловко приобняла его, чувствуя жар его кожи, слегка поглаживая по спине.
- Всё будет хорошо, - то ли его, то ли себя успокаивала Лив.

Когда души стремятся одна к другой, когда тела жаждут единения, время замирает только для двоих. Во всём мире были только они одни. Сейчас они могли стать друг для друга освобождением. Каждый понимал, что это ненадолго, что сказка скоро кончится, но это не имело значения. Он протягивал ей руку, приглашая в свой мир, где нет ужасающей реальности, где они оба смогли бы на время избавиться от боли и своих личных страхов. Он хотел стать для неё проводником в страну грёз, которая станет спасением для них обоих, где не было бы ни слов, ни было мыслей, а только их бьющиеся в унисон сердца, особый язык, который был бы понятен только им.
Немая просьба в глазах: «Отведи меня туда» и завеса приоткрывается – жар на губах, такой манящий, дразнящий, требовательный, ни на что не похожий. Ух ты, так вот как это бывает! Его мир открывался многогранностью ярких красок, которые ослепляли, что хотелось зажмуриться, и захватывающими виражами на поворотах, от которых захватывало дух. Но он продолжал уверенно вести её всё дальше, уводя вглубь, туда, где будет легко, где все границы будут стёрты, а она доверчиво шла за ним. Что бы ни ждало впереди, она хотела увидеть больше. Голова кружится и во всём теле сплошная невесомость. Она в его власти. Она сама так захотела. Она не будет жалеть.

Иннос меня… Я что, уснула? Здесь?
Оливия проснулась и в ужасе осознавала, где находится. После всех событий вчерашней ночи она хотела дождаться, пока Альфарий уснёт, незаметно выбраться из его шатра и вернуться к себе, но её план был обречён – вымотанная, она сама задремала. Вчерашняя ночь… От воспоминаний об этом у девушки заныло где-то внизу живота. Она не жалела, нет, ни в коем случае. Если бы была возможность повернуть время вспять, она поступила бы так же, ничего не меняя, но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Лив прекрасно понимала, что ничего из этого не выйдет. Тогда они стали утешением друг для друга, но у этой истории не может быть ни продолжения, ни, тем более, счастливого конца. Надо было прощаться, чего она делать очень не хотела. Проще было бы уйти, ничего не сказав, но этой возможности она лишилась. И как выкручиваться теперь она не представляла.
Лучше бы её на пытку отправили. Внутри всё раздирало от противоречий. С одной стороны, хотелось выбежать из шатра, бежать сломя голову, куда глаза глядят. Не видеть, не слышать, не помнить, а с другой стороны… Она замерла, когда мужчина поцеловал локон её волос – было в этом жесте что-то невесомо нежное. Оливия чуть не выдала себя со всеми потрохами, настолько ей хотелось развернуться и уткнуться носом ему в плечо, чтобы продлить волшебство ночи, чтобы весь мир снова перестал существовать, а время остановилось. Она до крови закусила губу, чтобы подавить это желание. Она начинала привязываться к этому грозному с виду, но такому чувственному и эмоциональному человеку, а этого нельзя делать. Да и кто она ему? Он забудет её сразу же, как только закончится суд. Но она – нет. Она будет помнить. В конце концов, в первый раз она была не чародейкой, не воином, не служительницей Инноса, а женщиной. Она даже посмела позволить себе мысль, что так может быть всегда, но нельзя было забывать о своём истинном предназначении. Девушка вырывала себя из цепких лап мира грёз, который мёртвой хваткой вцепился в неё и не хотел отпускать. Нестерпимая боль. Гораздо острее, чем от ранений.
Прости. Прости, прости, прости! Я должна быть сильной. Я не хочу, чтобы ты видел. Не хочу, чтобы ты знал. Лучше это сделаю я, всё равно для тебя я ничего не значу.
- Как спалось, Лив?
Вот же… Заметил, что я не сплю.
- Хорошо, но мало, - холодно процедила она и лениво поднялась.
Да уж… Рубашке конец, придётся завернуться в плащ и надеяться, что большинство ещё спит, и я ни на кого не наткнусь по дороге. Надо отвлечься, надо думать о чём-нибудь другом и ни в коем случае не смотреть на него, иначе всё, прощай вся выдержка.
- В общем так, - она стояла спиной к воину, а голос её звучал безучастно, - Я ещё раз напоминаю, чтобы ты держал себя в руках на суде и не сводил на нет все наши старания, - девушка помолчала немного, - А что касается того, что было… Это всего лишь временное помутнение рассудка, - она сама поражалась, насколько спокойно говорила об этом, - Для тебя это очередное приключение, ну а я… Я просто удачно подвернулась тебе под руку. Мне пора, - она бросила на него взгляд через плечо, - ну а ты береги себя, Альфарий Магнус дэ Кэссель. И да защитит тебя Иннос.
Ну вот и всё. Как же тяжело!

Отредактировано Оливия Берранкур (2017-02-03 17:03:31)

Первым порывом Оливии было развернуться и разразиться тирадой о слабости, о «своём боге», о том, кто, что и кому позволяет или нет, но когда она выполнила первую часть своего желания, вторая как-то сразу отпала.
Ему сейчас только пить. Кажется, я сейчас с кузнечиками в траве разговаривала. О, Иннос, кого я обманывала? Ему же плевать! А я ещё солгала, чтобы защитить его. Зачем, спрашивается?
Ярость сменилась безразличием. Послушница вперилась в одну точку невидящим взглядом. Она ничего не понимала. Какой честности он от неё хотел? Почему схватился за флягу? А главное, что ей сейчас делать? Внутренняя борьба продолжалась – при виде такого Альфария сердце кровью обливалось, хотелось подойти, обнять, сказать, что всё будет хорошо. Но разум твердил, что для него и так уже было сделано достаточно, а он даже не может сдержаться до суда и ведёт себя по меньшей мере странно. Нельзя спасти того, кто намеренно и целенаправленно идёт ко дну. По крайней мере, Оливия попыталась. Ещё одна попытка уйти. Что-то не позволяло оставить всё как есть. Внутренний голос вопил, чтобы она бросила это гиблое дело, и она была почти согласна с ним. Почти.
В два счёта девушка преодолела разделявшие их метры, резким движением руки выхватила у Магнуса флягу и отшвырнула её как можно дальше. Холодная сталь невозмутимо встретила гнев тёмного пламени. Она не рассчитывала, что достучится до воина. Ей самой были смешны свои жалкие потуги что-то изменить, но она изо всех сил старалась. Её так учили. Этого хотел Иннос. Этого хотела она сама. Она не могла позволить себе сдаться. Только не сейчас.
- Ну что уставился? – какой же ты красивый, когда злишься – в глазах Лив заблестели озорные огоньки, – Молочко у ребёнка отобрали? – он легко мог отправить её вслед за отлетевшим сосудом, но Лив было уже не остановить, - Собрался напиться и явиться на суд, чтобы разнести там всё? Тогда я смело могу выйти отсюда, пойти одеться и отправиться поздравлять архонов. Я не хочу видеть сама, и чтобы твои люди видели, как наши старания пошли прахом. Ладно я, развлечение на одну ночь, я сама отвечу за свою ложь, но не надо их за собой тащить в… куда ты там того золотистого послал? – она посмотрела на своё недавнее ложе, - Мне жаль тебя, Магнус. И мне стыдно…, - решимость подвела послушницу, голос дрогнул, и она не смогла договорить то, что собиралась сказать.

Только Оливии было известно, каких усилий ей стоило отвести взгляд в сторону, плотно сжать губы и не ответить на стремительный порыв мужчины. Она старалась дышать как можно спокойнее и ровнее, чтобы ничем не выдать себя.
- Ты получил, что хотел, - не глядя на него сказала девушка безучастным голосом, - Ни к чему продолжать эту агонию. Или ещё не наигрался?
Она вдруг осеклась.
Да что со мной такое? Чего я унижаюсь? Раз он так спокоен, мне тоже надо перестать строить из себя спасительницу обездоленных, а то развела тут.
До девушки, наконец, стала доходить вся комичность и нелепость происходящего – она стояла посередине шатра в чём мать родила и пыталась с очень серьёзным видом читать нотации взрослому мужику. На лице – выражение вселенской драмы, в глазах – боль и отчаяние, в душе – жажда справедливости. Ну прямо-таки сама праведность. Голая праведность. Если бы кто увидел такую картину… Лив, конечно, могла бы попытаться оправдаться, ведь даже сейчас она оставалась послушницей Инноса до конца, готовая служить ему в любой ситуации, в любом виде. Ну а что, она же наставляла на путь истинный того, который через какие-то два часа пойдёт под суд, а уж как она это делала – для достижения цели все средства хороши, правильно же?
Она отвернулась, пытаясь подавить улыбку – ей вдруг стало так смешно. Сдержать можно что угодно – злость, слёзы, даже какие-то проявления чувств, но смех – смех сдержать невозможно. Взгляд упал на флягу. Оливия решила проверить, осталось ли там что-нибудь, и ей повезло – не всё содержимое послужило своеобразным удобрением для почвы. Она подняла сосуд с земли и сделала глоток. Горло тут же обожгло, отчего девушка закашлялась, а после разразилась заливистым хохотом – её окончательно накрыло. Она не смотрела на Альфария, не видела его реакции, она просто смеялась, не в силах остановиться. Немного успокоившись, Лив поставила флягу на стол и подобрала свой плащ.
- Знаешь, Магнус, делай ты что хочешь, – она завернулась в плащ, оглядывая себя и распознавая, насколько у неё плачевный вид, - Разозлит тебя вид архонов, а не я. Мне просто было жаль твоих людей, не более. Не хотелось, чтобы они из-за тебя страдали. А что касается одежды, - Оливия нервно хихикнула, - прошлая ночь не даёт тебе права диктовать мне в чём ходить.
Она сделала ещё одну попытку приблизиться к выходу.

Только будь добра... оставь мое сердца у выхода.
Провокация? Возможно. Однако Оливия решила поддаться на неё – ведь пусть и после некоторых колебаний, рука девушки, уже отодвигавшая полог шатра, плавно опустилась вниз. Лив хотелось думать, что Альфарий не хочет её отпускать. Этот шатёр стал для обоих их личным маленьким островком, где можно было забыть обо всём на свете и просто быть собой, наслаждаться друг другом и ценить каждую секунду такого драгоценного времени, потому что только здесь оно было беззаботным. Стоит выйти наружу – бурная жизнь Мистериума снова обрушится на обоих и разведёт по разным концам баррикад, создавая между ними пропасть, поэтому перспектива ухватиться за спасительную соломинку и продлить это волшебство казалась более чем заманчивой.
Оливия развернулась, с улыбкой глядя на Магнуса, медленно скользя по нему взглядом, желая выжечь в памяти как можно больше – лукавый взгляд бездонных, манящих карих глаз, лёгкую щетину, приятную колкость которой Лив всё ещё ощущала на своей коже, широкие плечи, большие ладони, сейчас вцепившиеся в край стола, длинные пальцы, совсем недавно перебиравшие струны души девушки, умело извлекая прекрасную мелодию, каждый шрам, каждую мелочь, которую она только могла заметить.
- Сердце, значит, - голос Лив нарушил затянувшуюся тишину - Хорошо, но сначала, - она не спеша приближалась к Альфарию, - я заберу своё.
Девушка обхватила ладонями лицо воина, чуть приподнялась и прильнула своими губами к его в отчаянном поцелуе, будто бы от него зависела её жизнь, будто бы это последнее, что она могла сделать, будто бы прощаясь…

Ну вот и всё, окончен бал,
И отгремели все фанфары.
Хватило ли, иль было мало -
Никто из них не понимал.
Ну а теперь время пришло -
Карета превратилась в тыкву.
Как быстро волшебство возникло,
Так же внезапно и ушло.

Оливия растерянно посмотрела на неожиданный подарок, но спорить не стала, лишь аккуратно сжала его в руке и молча кивнула.
- Я услышал все, что ты мне говорила. Никогда прежде не приходилось оправдываться... но я не подведу. Никогда не подводил.
- Верю, - ответила девушка, одарив воина самой очаровательной, по крайней мере она так надеялась, улыбкой, на которую только была способна.
Долгие проводы – лишние слёзы. Все действия были сделаны, все слова сказаны, оставалось только уйти, а это было самым сложным. С одной стороны, послушница немного жалела о том, что этот шаг предстоит сделать ей, а с другой – даже рада, потому что так она могла укротить своего внутреннего зверя, снова взять под контроль мысли и эмоции, ведь если бы уходить должен был Альфарий, она осталась бы наедине со своим бушующим пламенем, а так чудеса выдержки нужно было проявить ей самой. Пока она будет перебежками в таком виде пробираться к своему шатру, переваривать и осмысливать что-либо будет некогда, а там и суд начнётся. Вот только если потушить пожар в душе Лив почти удалось, то что делать с возникшей вместо него болью в груди, как её унять, она не знала. Послушница владела ситуацией, но совершенно не владела собой. Чувства, что так долго копились внутри неё, наконец-то нашли выход и никак не хотели убираться обратно, и все попытки мысленно убедить себя, что этот эмоциональный всплеск – временное явление, произошедшее под воздействием момента, что всё это из-за потрясения на поле боя, ни к чему не приводили, только усиливая ноющую боль.
Сделав глубокий вдох, Оливия отвернулась от Магнуса и подавила смешок, поскольку ей пришлось снова – какая это уже была попытка? – завернуться в плащ. Послушница уходила, оставляя в этом шатре частичку себя, своего сердца, невидимую нить, которую она не сможет окончательно разорвать, как бы ни хотела, ведь по этому следу она сможет, пусть и в своих снах, пусть совсем ненадолго, возвращаться в этот иллюзорный мир, созданный двумя отчаявшимися странниками, искавшими приюта для своих израненных душ. Это будет её маленькой тайной, слабостью, в которой она никому никогда не признается, лучиком света, пробивающимся через темноту реальности, напоминающим, что мир окрашен не только в цвета крови и грязи. Эта мысль согревала Лив. Может это и не было правильным, но обрубать все мосты она не хотела, что-то не позволяло ей. На выдохе она пошла к выходу, и с каждым шагом её лицо принимало прежнее решительное выражение, но во взгляде девушки появилось что-то неуловимое, что-то, что являло собой прямое доказательство того, что прежней Оливией она уже не будет, не сможет быть.

Утро окончательно вступило в свои законные права, вытесняя ночь с трона. Когда Оливия возвращалась в свой шатёр, стараясь остаться незамеченной, озираясь по сторонам как неопытный воришка, солнце ещё только просыпалось, являя первые лучики миру, а теперь показалось во всей своей красе, охватывая светом и теплом землю, пробуждая жителей лагеря, в котором снова постепенно закипала жизнь.
Ожидание было невыносимым. Внутри своего временного пристанища Оливия нервно наворачивала круги, расхаживая туда-сюда, будто бы дикий зверь, оказавшийся в неволе. Привычные сдержанность и выдержка отказывали, замкнутое пространство давило. Девушка даже откинула полог, невольно прищурившись от яркого света, внезапно озарившего помещение, но не помогло. До события дня оставалось где-то чуть больше часа, и Лив решила пойти прогуляться, чтобы немного успокоиться, потому что в таком состоянии от неё будет мало пользы и такими темпами всё испортит не Альфарий, чего опасалась послушница, а она сама.
Незаметно для себя Оливия оказалась на берегу небольшой реки. Она присела на траву, обхватила руками колени, положив на них подбородок, уставилась на спокойное размеренное течение воды и всё, что вызывало у неё столько волнений, практически мгновенно куда-то улетучилось. Теперь она думала только о том, чтобы всё это быстрее закончилось, и она смогла вернуться в родные стены Монастыря, спрятаться там, хотя бы на время отгородиться от внешнего мира, почувствовать себя в безопасности. Об остальном девушка предпочитала сейчас не думать, продолжая завороженно смотреть на играющие в воде солнечные блики.
— Вот ты где! — Оливия вздрогнула, ошалело озираясь по сторонам. Она умудрилась задремать, и сейчас её, полусонную, тормошил Кэйл, практически за шкирку утаскивая за собой, — Сама кашу заварила и сбежала? Шевелись давай!
Послушница ничего не ответила, стараясь не отставать от своего друга, мысленно ругая себя по чём свет стоит. Оправдания были ни к чему. Практически бессонная ночь дала о себе знать, усталость взяла своё и, совершенно позабыв о времени, расслабившись, она позволила себе закрыть глаза, ну а дальше грозный голос Кэйла вернул её в реальность. На подходе к месту представления уже нервно топталось главное действующее лицо. Не желая встречаться с ним взглядом, послушница хотела быстро прошмыгнуть внутрь шатра, но заметив, что тирада недовольства её спутника внезапно оборвалась, оглянулась и увидела приближающихся архонов, чьё появление привлекло внимание доброй половины обитателей лагеря, и, конечно же, Магнуса, который моментально напрягся и крепче сжал рукоять меча.

Отредактировано Оливия Берранкур (2017-04-02 04:22:56)

Оливия уселась на указанное ей место и огляделась — рядом с ней восседали жрецы, которые из-за её вмешательства и будут сегодняшними судьями, с другой стороны нервно переминались те немногие, выжившие в бою. Заметила она и того мужчину, генерала, который перешёптывался с кем-то, кто не был знаком девушке, но судя по внешнему виду занимал высокую должность. Архоны, надменно и с недовольством рассматривающие всё и всех вокруг, очень выделялись среди всех присутствующих. И даже не своим золотым облачением, а тем, как они держались — отстранённо, всем видом показывая, что люди им не ровня. Лив с отвращением на лице поспешила отвести взгляд. Все зрители был в сборе, а в центре происходящего стоял Альфарий, гордый и несломленный, словно его не заботило, как всё закончится.
Первыми попросили высказаться «пострадавшую» сторону. Командир, или кем он там был, златовласых медленно поднялся со своего места и с презрением в голосе напомнил участникам и свидетелям тех событий, что тогда произошло, пока его собратья как болванчики кивали головами, глядя своему начальнику в рот. И, казалось бы, судьба обвиняемого была уже решена, но дальше высказывались соратники Магнуса, один за другим отрицавшие его вину, ставя под сомнения слова архонов, блаженные лица которых становились всё мрачнее.
И, наконец, настал черёд самой Оливии. Она встала, ни секунды не раздумывая и не сомневаясь, уверенно повторила то, что говорила раньше — никакого нападения не было, а слова, сказанные воином, были произнесены под воздействием момента, ведь если бы что-то тёмное и запретное имело место быть, заклинание духа света, которое она применяла, обнаружило бы это. Услышав эти слова, золотая компания вскочила и гневно сверкая глазками молча удалилась под улюлюкание воинов. С губ девушки сорвался тихий выдох облегчения. Лёгкая улыбка, на секунду озарившая её лицо, была обращена к Альфарию, чтобы её заметил только он. Это было и поздравлением, и прощанием. Вот только она не видела, что генерал сидел с очень озадаченным видом и не знала, что для Магнуса это не было концом истории. Справедливость побеждает далеко не всегда.
А пока миссия служителей Инноса была выполнена. Они возвращались обратно в монастырь.

Отредактировано Оливия Берранкур (2017-04-10 20:00:59)