Боль. Она является вечной спутницей всего сущего, напоминая о себе в самые неприятные моменты существования. Ничто не способно избежать её пристального внимания. Но при этом в ней нет зла, ибо сия дама не более чем Глашатай, вынужденный доносить до сознания весть о постигших организм проблемах. Конечно, порой она бывает чересчур резка в стремлении во что бы то ни стало передать информацию. Однако, винить её за излишнее усердие нельзя, ибо от своевременности оповещения зависит самое ценное - жизнь. Другое дело когда живучести оказывается слишком много, а интенсивность обрушивающихся на организм повреждений превышает допустимые пределы - тогда Боль из простой Вестницы превращается в не знающего пощады Палача...

Бесхвостый не стал отвечать на вопрос предводителя демонов. Вифрэй был готов к наказанию за немногословность, как это уже не раз происходило, но молчание на данный момент было единственным способом противостояния невероятной жестокости. Даже звери рвали на части лишь тех, кто представлял для них явную угрозу, в отличие от задавшего ему вопрос человека. Бешенство. Ярость. Жажда крови. Порченный успел не раз почувствовать их на себе - как снаружи, так и ощутить ростки их внутри своей души. Пусть и в отношении мучителей. Пережитые мучения - как свои собственные, так и чужие, вплавились в его плоть и кровь, меняя восприятие самого бытия. Проведенные в подземелье вампира Лафайета дни в окружении безумных созданий казались ему сущим пустяком по сравнению с происходящим сейчас, ибо всё самое ужасное происходило вне его понимания. Тогда Йирт закрывался, отгораживался от страшных звуков и страданий путем разговора с собственными голосами и дрессурой блошек. А здесь...он не просто все чувствовал и видел, но и испытывал на себе, проходя через устрашающие ритуалы. Если бы не невероятная, неослабевающая поддержка дара жизни, остужающего градус бесконечного количества злых всплесков кнута, да рвущего плоть прикосновений ненасытного металла, ему было бы невозможно встретить этот рассвет. За этот бесценный дар Бесхвостый благодарил Этерию и, когда, надеялся, никто не слышит, возносил ей молитвы. Про себя же он делал это постоянно, замирая в моменты проводящихся у него на глазах ритуалов, чтобы ненароком не осквернить сияющий образ встреченной им в Иридиуме представшей его глазам мерзостью. В стремлении покончить с мучениями, он просил богиню жизни о многом - в том числе о темных вещах, порожденных его воспаленным, прикоснувшимся к высшему злу сознанием. Столь сильно и истово Йирт не ненавидел даже нежить, противную всему живому, как задавшего ему вопрос человека.

Глаза вифрэя сверкали болезненной серостью, напоминающей блеклые грязные лужицы, появляющиеся на улицах Иридиума во время дождя. Он слышал и слушал речь Альфария, ибо просто не мог себе позволить отвернуться, остаться безучастным. Йирт боялся. До дрожи. До тошноты. Увидев все то, что происходило ранее, его разум пасовал перед попытками представить то, что безумец приготовил для него. И тот не разочаровал его самых ужасных ожиданий. Возникший в мускулистых руках молоток породил новый импульс дрожи нервных окончаний что расползались вязкой боли от пронзенного плеча. Организм Йирта помнил отголоски тех мучений, что эхом реальных билась в его черепной коробке, раскалывая её изнутри. Прикосновение металла гвоздя к покрытой заскорузлой от пота и крови коже, породило вспышку паники, которая выражалась в участившемся дыхании и расширившимся до максимума зрачках беспомощного вифрэя. Зародившаяся волна тошноты была тут же убита Болью, возвестившей о том что металл в очередной раз пронзил плоть. Крик сорвался с разбитых уст Порченного, но оборвался спустя пол вдоха - когда второй гвоздь оказался занял свое место. Йирт задохнулся от боли. Он поперхнулся собственной слюной и закашлялся, сотрясаясь и тем самым причиняя себе еще больше мучений. Слезы выступили на глаза и солеными струйками устремились по лицу - совсем как ручейки крови из проделанных гвоздями ран. Размытый влагой взгляд его на мгновение коснулся лица ненавистного человека. Ничего такого Бесхвостый не представлял, когда неделю или две назад, что, казалось, остались в прошлой жизни, в мирном лагере появились эти люди...

***

- Гнать, дышать, держать, обидеть, видеть, слышать, ненавидеть и зависеть, и терпеть, а ещё смотреть, вертеть.
- Это вообще к чему было?
- Просто так. Проверяю, не разучился ли я еще разговаривать.
- И...как успехи?

Бесхвостый, вытянув ноги сидел на тюке мокрого сена. Взгляд его был направлен за пределы конюшни, под крышей которой он пребывал. Компанию ему составляли лишь кони, да с десяток копошащихся под грязным ковром соломы мышей, которых он ощущал своим чувством жизни. Все остальные живые существа были отгорожены от него толстыми деревянными стенами. Пусть текущее его местоположение было лишь очень относительно комфортным, но при этом лишало Йирта общества большого количества людей, набившихся в здание как муравьи в муравейник. Конечно, если бы Бесхвостый был обладателем какой-никакой наличности, он мог бы снять комнату, где мог бы так же уединиться, но в гораздо более комфортных условиях. А так - приходилось терпеть сырость и ветер, развлекая себя нахождением положительные аспектов в его текущем существовании. Порченный тяжело вздохнул и откинулся на спину, погрузившись во влажную прошлогоднюю траву. Сменив положение тела в пространстве, он изменил объект приложения своего внимания. Дождливую, мерзкую погоду Однорукий променял на влажную потолочную балку. Сам собой взор его уперся в сучок, очень похожий на неведомое существо с разверстым в крике ртом и полными страдания глазами. В тот же миг сверкнула осветившая все пространство молния и оглушительный грохот грома разорвал, как могло показаться, само пространство. Бесхвостый вздрогнул и вскочил на ноги. Он заметил команду мужчин, судя по снаряжению - наемников, что приближались к таверне, спасаясь от непогоды. Бесхвостый проводил их безразличным взглядом, морщась от косых струй дождя, что стали еще более активно залетать в его и без того не слишком надежное убежище. Йирт тяжело вздохнул и в последний раз посмотрел на хмурое небо, давая последний шанс природе погоде измениться и не заставлять его переступать через себя. Оглушительный смех грома и лазурная усмешка молнии стали ему ответом. Делать было нечего - хлюпая промокшей обувью, Йирт поплелся в таверну.

-...нам нужен целитель! Небольшое дело, сулит большой куш. Кто пойдет со мной? - фраза сама по себе казалась подозрительной, но благородные черты лица говорившего говорили о том что такой человек не обманет. Кроме того, не последнюю роль в последующем, едва не ставшим фатальном решении сыграл желудок, что начал урчать с первой же секунды, как ему удалось унюхать запах приготовленной пищи. Бесхвостый долго топтался на месте, не решаясь продемонстрировать свою заинтересованность. Но в конце концов не выдержал и поднял единственную руку вверх, привлекая внимание. Но заметив направленный на него взгляд, тотчас же опустил конечность и против воли сделал пару шагов назад. Несмотря на благородную стать, взор человека своим безумием и жаждой крови обжигал не хуже огня. Слова застряли в глотке вифрэя, оставив его открывать и закрывать рот, наблюдая за действиями мужчины.

Безумие не раз подступало к Йирту, предлагая найти в своей бесконечной круговерти надежное убежище от всех невзгод внешнего мира. Но никогда еще сам Бесхвостый не был так близок к тому чтобы дать ему поглотить себя. Пронзительная, доводящая до судорожного исступления боль с яростью зараженного бешенством зверя вгрызалась в плоть. Но она не поглощала ткани и волокна его тела, а лишь пережевывала их, выжимая из них все соки - ровно до того момента как нервные окончания переставали агонизировать. И тогда за дело принималась регенерация, что бережно, со всей свойственной ей скрупулезностью восстанавливала повреждения, пусть и только для того, чтобы спустя несколько секунд все повторилось вновь. А потом еще. И еще. И еще. И...
Демон в человеческом обличье что-то говорил, но Бесхвостый, пусть и слышал его речь, но ответить, даже если бы и хотел - уже не мог. Вифрэй был в состоянии разве что кричать от боли, раздирая голосовые связки, при этом увеличивая количество очагов растворяющих сознание страданий. Его разум, тлеющий в жидком огня агонизирующего тела, не был в состоянии наполнить смыслом немногие слышимые сквозь собственные вопли слова. Однако, некоторым из них удавалось отпечатываться в памяти Йирта, подобно крючковатым знакам, оставленным на его теле.
Каад. Вайпер.
Подобное происходило и ранее - когда ему, лишенному возможности как-либо помочь страдальцам, только и оставалось что наблюдать проводимые предводителем наемников ритуалы. Пентаграммы, фразы, жесты, выражения юркими отвратительными сороконожками поселялись в самых темных уголках его сознания. То было не просто знание, как, скажем, мистика или анатомия - оно, будто бы обладало своим холодным разумом, что целенаправленно рассыпало свои крупицы в ожидании всходов...На какое-то крохотное мгновение Йирт даже ощутил легкое прикосновение облегчения - уж им то оно точно не сможет воспользоваться.
Раздавшийся адский грохот, прогнал эту мысль - то демонолог бухнул свою ужасную книгу на стол, полный бесконечного количества пыточных инструментов. Бесхвостый тяжело кашлял, тщетно пытаясь успокоиться - в истерзанном криком горле стоял мешающий дышать ком с привкусом собственных слюны, крови, слизи и слез. Но это было ничем по сравнению с затхлым ароматом мерзкой магии, ощущаемой в воздухе - судя по всему, у ненавидимого им существа, назвать которого человеком не поворачивался язык, пока все шло по плану. Совсем как ранее...

***

Стоящая позади него деревянная опора не дала Бесхвостому ретироваться. От столкновения он вздрогнул и поспешил было отойти в сторону, но не успел -
главарь наемников вперил в него свой тяжелый взгляд и...в этот раз Йирт не обнаружил в нем ничего особенного. Простой взгляд простого человека - мрачный, скептический, совсем чуточку заинтересованный - совсем такой, каким его награждал едва ли не каждый, к кому вифрэй нанимался в качестве лекаря.
- Ты хочешь увязаться?
Ответом был неуверенный кивок, которым сопровождался каждый ответ на подобного рода вопрос. Но в этот раз незначительно более продолжительная пауза была между предложением и его принятием - тяжелый осадок в виде плохого предчувствия все же оставался, пусть и незначительно, но все же позволяя червячку подозрительности выглянуть из своего укрытия. Путеводное чувство магии крови не дремало - настороженность Йирта никогда не спало, так же как и любовь к жизни, пусть в последнее время вторая и вырвалась вперед за счет стараний Порченного в попытках минимизировать последствия нашествия нежити. По каким-то причинам он чувствовал себя виноватым, будто это по его приказу нежить маршировала по стране, вырезая живых. После того как его грубо схватили и, голодно сверкнув глазами в его сторону, повели к столу, вифрэй не мог не вернуться к странной двойственности происходящего - с одной стороны ему было совершенно неприятно общество людей, а с другой - приятно, что о нем заботились. С этими мыслями Йирт уселся на лавку и, закрыв глаза, стал молиться Этерии за здравие всех присутствующих и благодарить за еду, а так же всех существ, которым пришлось умереть ради того чтобы люди и вифрэй смогли немного поесть.
- А...лекарь нужен...что-то...случилось, да? - робко спросил Бесхвостый у предводителя отряда. В глаза он ему старался не смотреть, стараясь каждый раз уходить взором в сторону, рассматривая то броню человека, то его волосы, то потолочную балку.

Звериный нюх позволял всецело охватить палитру вкусов разложенных яств, а слух - уследить за аппетитным хрустом разрываемой зубами поджаристой корочки. Разум его был непочтительно наполнен не столько молитвами, сколько желаниями, реализовать которые мечтало порядком измученное голодом тело. Но как бы не хотелось есть, необходимо было закончить начатое. Но до того как завершить ритуал благодарности, Йирт ощутил выскользнувшую за пределы ротовой полости вязкую слюну и постарался быстрым движением единственной руки смахнуть её. Лишь дочитав импровизированную молитву, Порченный распахнул серые глаза и, чувствуя как тает его самоконтроль, готовый оборваться в любой момент, поспешно обратился к командиру. Но все же ответ целиком он дослушать так и не смог - голод взял свое.
- ...Легкие деньги и еда - бесплатно. Ешь..!
После этих слов, Йирт со звериным утробным урчанием набросился на еду, вгрызаясь в мясо и не обращая внимания на тонкие кости, с хрустом разгрызая и их. В данный момент Бесхвостый не напоминал разумное существо - скорее, проголодавшегося измученного зверька, что изредка поднимал взгляд, дабы испуганным взглядом пробежаться окрестностям и убедиться что никто не отнимет у него пищу. Впрочем, треугольники ушей Бесхвостого оказались направлены в сторону находящегося поблизости мужчины, улавливая каждое его слово. Другое дело что сознание Бесхвостого добралось до того чтобы обдумать и взвесить все сказанное несколько позже - по утолению надоедливого червячка голода, что составлял ему компанию вот уже пару часов. А пока - что лекарь, что предводитель наемников, предались греху обжорства, жадно поглощая пищу. Впрочем, Йирт насытился значительно быстрее, за пару минут забив желудок под завязку. Сыто икнув, он отстранился, постучал себя по груди, да так и застыл, во все глаза наблюдая происходящее совсем рядом во истину ужасающее действо. Предводитель наемников представлял собой живое воплощение разверстого портала магии пусты - он не просто ел, а уничтожал любую материю, которая касалась зева его рта, бесследно растворяясь в чреве могучего воина. Но этого всего ему было мало...Первоначально он удивился тому количеству заказанных блюд, но теперь понимал - почему их было заказано так много. Йирт вздрогнул и отстранился, поскольку ненароком поймал взгляд мужчины, полный то ли ярости, то ли страдания - будто его что-то гложило изнутри и, чтобы не перекинуться на окружающих, он вымещал это на пище.
- Я...мне...н-нужно... - проблеял Йирт, пытаясь опереться на единственную руку и подняться, чтобы выйти из-за стола и оказаться подальше от этого страшного человека. Страх тем сильнее вгрызался в его душу, чем дольше он проводил времени в компании угрюмой банды и более всего его пугал их предводитель - тот кто собрал их всех вместе и удерживал. Теперь, поев, он мог рассуждать более-менее здраво и открывшаяся ему жутковатая картина предстала во всей своей ужасающей красе. Другое дело, что теперь он не имел право уходить - не столько из-за того что его уже накормили, сколько из-за проснувшегося желания помочь. Вифрэя разрывали два порыва - убежать прочь, или все же попытаться спасти человека, снедаемого какими-то внутренними проблемами.

Парализованный, как кролик перед удавом вифрэй замер в нерешительности. Неожиданно раздавшийся поблизости искристый звон монет, сыплющихся на стол, привлек внимание пушистых треугольников ушей Порченного, а те, в свою очередь, потянули в обозначенную сторону и всю голову, вытаскивая Йирта из капканов удивительно прожорливых зрачков человека. Бесхвостый, сбрасывая оцепенение, судорожно всхлипнул, наблюдая за тем как женская рука проворно сгребает кругляши, вместе с крохотными кусочками проходящего за столом пиршества. За промежуток времени, проведенный вне цивилизованной Каталии, даже до такого витающего в облаках существа как Йирт, стал доходить тот факт что живется в Империи тем лучше, у кого в большом количестве водятся круглые штуковины, называемые не иначе как "деньги".
А может быть...деньхи...или дяньхи...или дяньги? - мысли путались, цеплялись одну за другую, постепенно уводя Бесхвостого все глубже в мир небывалого, где не было ни страхов, ни забот, ни необходимости принимать решения...
Именно на воспоминаниях о том каким образом следует называть эти самые штуки, Бесхвостый вернул голову в изначальное положение - носом в сторону лишившегося его внимания человека. Рассеянный взгляд, полное отсутствие какой-либо выразительности на только что, буквально пару мгновений назад, застывшем от ужаса лице. Не ведая о такой штуке как субординация, Йирт лишь чудом не получал на орехи от командиров, в отряды которых его забрасывало доселе. Впрочем, инстинкт самосохранения у Бесхвостого все же в наличии был и пусть работал не всегда, но вблизи потенциально опасного существа, каким ему представлялся командир наемников, он действовал куда более активно, чем обычно. Посему, только почувствовав нарастающую угрозу, разум его резко, с силой швырнул сознание Йирта обратно в его тело, возвращая оного к текущей действительности. Пару раз моргнув, вифрэй непонимающе уставился на Альфария.
- А как будет правильно - деньхи или деняхи? - первым делом спросил Бесхвостый, решив тем самым убить сразу двух зайцев - и, судя по всему, прерванную беседу поддержать, и узнать истинность собственных мыслей. Но, произнеся эту фразу вслух, Бесхвостый по выражению лица собеседника, и без того не отличающегося проникновенной добротой (как тот не пытался), ощутил что это было совсем не тем, что от него ожидали. И поспешил исправить ситуацию.
- Я...то есть...я - Йи... - и вновь ощущение опасности дохнуло на него, вызвав приступ судорожного безосновательного отвращения, которое Порченный попытался унять, при этом продолжая говорить - ..ондр..!
Не справляясь с рвотным позывом, Бесхвостый все же прикладывает единственную руку ко рту, вместе с этим сгибаясь и отворачиваясь. На глазах выступают слезы, а чувство жизни продолжает сотрясать его организм волнениями, пытаясь указать магу жизни на какую то чудовищную неправильность человека, с которым тот беседовал. Но Бесхвостый умеет справляться с подобного рода ощущениям - не зря ведь он жил и учился магии у вифрэйки, практиковавшей некромантию. Он начинает выравнивать дыхание - именно так, как его учила успокаиваться его наставница и, по совместительству, первая любовь - Эйза С'Апть. И, мало-помалу неприятное ощущение стало отступать. И именно этот тонкий мостик параллели между ужасом первой встречи с ней и схожего ощущения - с этим человеком, поставило точку в выборе - уйти или остаться.
- Я...я остаюсь.

Услышав знакомые звуки, лишь отдаленно напоминающее его имя, Бесхвостый с удивлением уставился на командира наемников. До него непозволительно долго доходила причина по которой он был так назван стоящим перед ним человеком. Альфарий закончил речь, а Бесхвостый все еще стоял с выражением полного недоумения. Наконец, он открыл рот чтобы поправить человека, но тут его посетила шальная мыслишка о том кем он предстанет в глазах этого человека, если по такому пустяку вступит в конфронтацию со своим новым командиром. А этого он совершенно не хотел. Пару раз хлопнув глазами, Бесхвостый неуверенно улыбнулся - вернее, искривил губы в том что считал улыбкой, приподняв кончики рта. И, к счастью, на этом остановился - не стал усугублять эту ситуацию вереницей слов. Как бы то ни было, теперь выражение лица вифрэя идеально подходило всему тому ранее произнесенному им бессвязному бреду. Жутковатая вымученная с подрагивающими от напряжения лицевыми мышцами была дополнена с глазами, круглыми от страха неодобрения. Но обнаружить следов этого чувства Йирт не смог. Альфарий слишком поднаторел в сокрытии своих истинных мыслей, чтобы какой-то Странный нелюдимый маг жизни смог сходу распознать то, что творилось у него в голове. И потому, его взгляд заметно посветлел, а сердце невольно забилось чаще...
К этому времени расторопная служанка, в точности исполнила повеление воина - за то время что Йирт корчился в агонии сомнений, и не такое могло произойти. Словом, в распоряжении демонолога ныне находились две до краев наполненные пузатые кружки, более всего напоминающие потасканных женщин определенной профессии, ибо дни их молодости остались далеко позади и их ручки с боками оказались покрыты не только многочисленными неровностями, но и жиром от тысяч немытых рук, что некогда с жадностью сжимали их бока. А под обильной желтоватой пеной при должном старании можно было обнаружить мутную жижу, противно отдающую спиртом и чуточку - заплесневелым хлебом. Бесхвостый покосился на сосуды с плохо скрываемым презрением - его тонкий нюх позволял распознать в сивушном амбрэ напитка ее пару-тройку дополнительных ароматов, что вызывали в нем ничего, кроме желания окончательно и бесповоротно выплеснуть обратно все ранее поглощенное.
- Я...с-с-спасибо...Т-тогда, м-можно...то есть п-позволено ли мне б-будет...того...наверх. С-спать? - голос его вновь дрожал от неуверенности, а во взгляде, да и во всей не складной фигуре проявилось явное заискивание. Прокашлявшись, Бесхвостый покосился на стол и вернул взгляд под ноги Альфарию - Вот только...денег у м-м-меня нет, поэтому не могли бы вы...эт-то...дать денег на простой?

Вифрэй со странным трепетом наблюдал за тем как лицо собеседника мнется в агонии рвущихся изнутри эмоций. Порченный был не достаточно сведущ в понимании порывов чужой души, чтобы определить причину возникновения каждого из микровыражений, что превращали лик командира в жутковатую демоническую гримасу. Йирт хотел было протянуть руку чтобы прикоснуться к Альфарию, впрыснуть в его организм живительную порцию магии, но тот с какой-то истинно звериной яростью вцепился в одну из кружек и впился в неё, как если бы умирал от жажды. Единственная рука Странного вифрэя так и зависла в воздухе, остановившись на пол пути, не решаясь ни исполнить задуманное, ни вернуться в исходное положение. Несмотря на овевающий командира ореол сумрачной решимости, которая, стань хотя бы чуть-чуть материальнее, смогла бы крушить всё вокруг, Йирт чувствовал все более нарастающую жалость. Бесхвостый представил через что пришлось пройти этому войну, какие невзгоды и препятствие преодолеть, чего лишиться и сколько всего потерять, чтобы оказаться здесь и сейчас. Порченный погрузился в мир не подкрепленных ничем домыслов, безбожно обеляя человека о котором не знал ничего, кроме того что тот оказался достаточно добр к нему чтобы вызвать симпатию. Так взор пребывающего в грёзах Бесхвостого оказался накрепко прикован к жадно пьющему дрянное пойло человеку. Так кролик смотрит на удава, не догадываясь о том что как только тот разделается с добычей поменьше, пожрет и его.
Развалившаяся деревянная кружка пусть и не обратила на себя внимание посторонних, но для находящегося поблизости Бесхвостого стала подобна разорвавшемуся взрывному зелью. Но будто этого было мало. Хлесткая фраза Альфария хлыстом щелкнула по разуму вифрэя, болезненным импульсом возвращая его к мерзкой, отвратительной действительности. Он вздрогнул и порывисто опустил руку. 
- Н-но... - начал было Бесхвостый, однако продолжить свою наверняка вышедшей сумбурной бы речь так и не смог - мужчина отказался ожидать неопределнный промежуток времени и бросил ему монеты. И если первая угодила в неровность столешницы, так там и оставшись, то вторая, блеснув порядком под истёртым боком, нырнула куда-то под стол. Не долго думая, Йирт последовал за ней и лишился возможности узреть эффектное удаление Альфария из общего зала.

Природные узоры на деревянных стенах, интонации матраса при том или ином движении, солярные отблески постояльцев - все это Йирт уже изучил настолько досконально, насколько это было возможно в его положении. Бесхвостому не спалось. Кошмары, появившиеся после событий в Иридиуме, навещали Однорукого настолько регулярно, что он не просто успел свыкнуться с непрошеными гостями своего сознания, но определил какой промежуток времени нужен его каждый раз гулко стучащему от ужаса сердцу, чтобы вернуться к спокойному ритму. И в то время как организм пытается нивелировать негативное воздействие резкого пробуждения, виновный в произошедшем разум скучает, цепляясь за скудное окружение. Подобное оно из-за того что вместо двух дарованных Альфарием монет, у него осталась одна - ведь нырнув под стол за беглянкой, Йирт вторую оставил без надзора, не подумав о том что непременно найдутся те, кто без особого труда захочет заполучить её себе.
Вдох-выдох. Вдох. Выдох. Вдо-о-ох. Вы-ы-ы...
Бесхвостый со скрипом поднялся, собрался и вышел за дверь. Темный коридор оказался насыщен звенящей темнотой ночи. Мыслей не было - лишь желание выбраться наружу, за пределы душного здания, состоящего из мертвых тел. Они были повсюду - пол, потолок, двери. Засовом, закрываемым на ночь, оказалась чья-то массивная рука, которую Йирт лишь с третьего раза смог сдвинуть в сторону. Порченный взялся за металлическую дверную ручку и пронзительно холодный, бодрящий ночной воздух ворвался в помещение, всколыхнув непослушные волосы вифрэя. Бесхвостый моргнул и потряс головой. Увиденные им мертвецы пропали, став тем, чем и были - древесной плотью. Улыбнувшись ночи, Йирт вышел из спящей таверны чтобы устроиться в той самой конюшне, с которой все и началось. Опустился на тюк сена и лишь после пары долгих, растянувшихся в вечность минут любования природой, закрыл глаза. Но вот, его ухо дернулось, а сердце вновь взбрыкнуло - может кто-то последовал за ним?

Магия и слух оказались бессильны перед тем чтобы обнаружить захватчика до того как тот приблизится настолько, что станет слишком поздно бежать или прятаться. Сам собой возник вопрос - зачем нужны такие сторожа, если любой проходимец без труда способен обойти их и достичь лакомой нежной плоти плода, пребывающего в колыбели ложной безопасности.
Бесхвостый вздрогнул всем телом, когда чужой голос грубо вспорол зыбкую тишину, распустив созданный самой природой невесомый покров. До того как опала последняя нить дивного узора, растворившись в небытии, тело Бесхвостого пришло в движение. Йирт в лучшем случае догадывался о существовании такого понятия как субординация, но примерять его на себя ему не приходилось даже когда Иридиум утопал в полчищах нежити. Однорукий скорее чувствовал, чем понимал - обладателя раздавшегося гласа, содержащего в себе нотки столь разнообразных эмоций, стоило встречать в вертикальном положении - хотя бы ради собственной безопасности. И Странный попытался подняться - настолько быстро, насколько это было в его силах. К счастью, вифрэй еще помнил приблизительное расположение объектов, наполняющих конюшню и даже их незначительная перестановка не помешала ему реализовать свое желание в рекордно краткие сроки для существа, лишенного руки. Некоторые, впрочем, за это время способны успеть обозреть всю свою жизнь и подготовиться ко встрече с неизбежным...
Наконец, он предстал перед человеком, надругавшимся над девственной невинностью ночной тишины. Мрачный, темный и непреклонный, он представлялся созданием мглы, но не той уютной и полной свободы, а мрачной, звучащей покачивающимися цепями, что заканчивались злобно торчащими крюками, на которые так удобно подвешивать мертвые, или еще живые тела...Лишь теперь - глядя в его глаза с застывшими в бесконечной черноте зрачков демонами, Бесхвостый решился ответить. Только так, пристально, до рези в глазах следя за их обманчиво медленными движениями, вифрэй мог предсказать что они захотят предпринять дальше - до того как их решение дойдет до человека, по какой-то причине носящего их с собой. Или, вернее, в себе. Впрочем, последнее было не более чем иллюзией, которое кроликом дрожащее сознание Странного пыталось прикрыть собственное бессилие против удивительно властного человека, недвижимой змеиной грацией вызывающего дивную смесь восхищения и ужаса.
- Нет, мне не нравится. - заявил Бесхвостый хриплым голосом давно не тревожимых голосовых связок. Кашлянул. И надавил на себя, вынуждая поправить ранее сказанную фразу - Мне не нравится спать.
Бесхвостый хотел было отвечать на второй вопрос, касающийся денег, но заметил какую-то странную тень, пробежавшую по лицу невольного собеседника. Или то была лишь очередная иллюзия. Йирт и без того не слишком то любил и умел разговаривать, но сейчас почему-то страх отступил и Однорукий неожиданно для себя продолжил. Продолжил с неожиданным жаром и жаждой - будто ему хотелось выговориться этому опасному человеку.
- Это как...как...как убийство себя. Не мгновенное. Медленное. Словно яд. Или...или же болезнь! Да! Болезнь, без которой никто из нас обойтись не может. Или...или как твоя нога. - последние слова вырвались сами собой, будто выбитые каким-то внутренним потоком откровений, вырвавшихся наружу - Солярные токи в теле оказались изменены и теперь вряд ли кто-нибудь сможет помочь тебе ходить как раньше. Но я могу...могу попытаться помочь! Облегчить боль, снять отёк. Это всего лишь на время, но...никто не должен болеть. Никто не заслуживает этого. Никто.

Бесхвостый хотел возразить. Пусть насчет безрассудства и "далёкости" - Альфарий оказался прав (особенно в последнем, учитывая расстояние между текущим их местонахождением и зелёным материком). Но глупыми... Бесхвостый на своём опыте наблюдения за сверстниками знал что вифрэи какие угодно, но точно не глупые. Скорее уж "альтернативно умные" - как высказался на их счет один ученый муж, после того как посредством азартной игры оказался лишен всех денег. Вифрэи казались не такими разумными и последовательными как обитатели "большой земли" и это порождало ложное представление об их "глупости". На деле же, ушасто-хвостатый народ пользовался иными "инструментами", а именно - хитростью и житейской мудростью, которые были пусть не стол заметны и величаво значительны, как банальное знание всяких фактов, да мудрёных словечек, но позволяло лисолюдям выходить сухими из воды практически при любом раскладе. Естественно, седи вифрэев было принято не переубеждать иные расы в своей глупости, а демонстрировать это иным путем - например, тем или иным методом экспроприируя все мало мальски ценные вещи себе.
Но как Йирт открыл рот для возражения, так его тут же и захлопнул, не издав при этом ни звука. Что, впрочем, не помешало ему отпрянуть, когда предводитель наемников перешел к следующему этапу своей речи. Не отреагировать вифрэй не смог, ведь в его отношении, совсем как в детстве, прозвучало слово "особенный". Для Бесхвостого это было напоминанием о своем отличии, о своей неполноценности. Именно этим словом предпочитала пользоваться Старейшина Оджа С’Апть, когда говорила о Йирте. Понял Бесхвостый это достаточно рано, чтобы прочувствовать смесь не высказанной жалости и презрения. Конечно, спустя годы, ранее осознанное и разобранное, что называется "по косточкам" впечатления притупились, но остались достаточно острыми, чтобы впиться в сердце и породить неконтролируемую вспышку ненависти к говорившему. Однако, продолжалась она всего мгновение - вернувшись в пресловутое "здесь и сейчас", Странный попытался отвлечься и взять себя в руки.
Ведь маги жизни не должны ненавидеть.
- Воняет? - Бесхвостый втянул воздух. Нахмурился. И тут же морщины на лбу разгладились, когда он понял что имеет ввиду человек - Но ведь это всего лишь запах жизни. Настоящей.
Впрочем, судя по мимике командира, тот едва ли понимал о чем говорит Бесхвостый, а потому подчинился, покинув здание.
Порченный ни мгновения не колебался перед тем как тут же опуститься на колени перед массивной фигурой человека. Его единственная рука коснулась грубой материи штанины Альфария, а взгляд впился в солярный поток его ноги. Итогом более пристального осмотра стало то, что Порченный, как был, на четвереньках, отшатнулся, всем телом содрогаясь от отвращения. Оно ощущалось и ранее, но где-то на периферии, а сейчас усилилось, будто Странный обнаружил источник истекающей гноем, но куда как хуже...
- Нужно...нужно срочно...срочно отрезать ногу!
Справиться с мерзким ощущением было тяжело, ведь только оказавшись рядом Странному показалось что и он сам стал таким же мерзким, как и нечто, находящееся внутри ноги человека. Он брезгливо попытался стряхнуть с руки это ощущение и так сосредоточился на процессе, что не обращал внимания на действия человека...

Отредактировано Йирт С’Апть (2017-10-19 20:15:27)

Когда-то, покинув клан С'Апть, Йирт жил, не зная страха смерти, словно зверь - принимая мир таким, каким он есть. И всё казалось таким правильным, таким совершенным. Но затем случилось непоправимое - какой-то доброхот поломал юному вифрэю жизнь, поведав ему каким образом всё вокруг работает. Преимущественно через сказки и истории. Несмотря на то что Странный преимущественно ничего не понял, информация осталась у него в голове, начав прорастать в устоявшуюся картину мира, как растение сквозь каменную плиту. Первой серьезной трещиной в стеклянной сфере звериной самодостаточности стала встреча с некроманткой Эйзой, что невольно продемонстрировала сразу целый спектр особенностей, ранее недоступных Бесхвостому из-за того что они находились вне зоны его комфорта. И были среди них те, о которых когда-то ему поведал доброхот, чьи облик и имя оказались погребены в пластах памяти. Мир показался куда более интересным и насыщенным новыми открытиями местом. И Йирт, следуя знаменитому вифрэйскому любопытству, стал выбираться за пределы построенного специально для себя небольшого загона.
И практически тут же оказался пригвожден к месту непомерной опасностью. В подземелье, созданном вампиром Лафайетом, правили жестокость, грубая сила, кровожадность и ярость. Ничем из этого Порченный не обладал, а потому всё время посвящал банальному выживанию. Образ мира, как доброго и хорошего для существования места был осквернён, втоптан в грязь и кровь. И так как Бесхвостый ушел от себя прежнего слишком далеко чтобы вернуться к своему полуживотному существованию, он начал возводить вокруг себя стены. Так как места, которое можно было назвать домом у вифрэя не было, он подыскал себе другое укрытие - свой собственный разум. Именно сознание стало для Странного тем самым местом, где он мог хранить свои сокровища без боязни что их кто-то украдет. Пребывая в грёзах, он находил спокойствие, которое мир реальный дать ему не смог. 
Разочаровавшись в мире, каждую секунду своей жизни Бесхвостый ожидал нападения. Тяжелее всего было оставаться настороже, когда всё указывало об отсутствии необходимости тревожиться. К счастью, Альфарий был не таким. Он излучал опасность. Каждое движение человека, каждое слово и даже взгляд, казалось, могли нанести вред. Но тот медлил, выжидая подходящего момента. И тот, наконец, наступил. Странный дёрнулся было, но реакция воина заметно превосходила его собственную и единственное что оставалось медленно взмывающему в воздух вифрэю - хрипеть, судорожно пробивая в свои легкие воздух, да бить по сдавливающей его горло руке. Но хватка командира наемников была слишком крепка, чтобы попытки Порченного принесли какой-либо результат. Ощутив отсутствие почвы под ногами, Йирт начал раскачиваться, но было слишком поздно - перед глазами начали скакать круги, а тело переставало слушаться. Глаза закатились и сознание, не имея возможности держаться, покинуло тело.

***

Бесхвостый изначально не чувствовал сил к сопротивлению. Не обрёл он их и сейчас. Лишь ненависть к палачу, что, судя по всему, жаждал его смерти, не давали Странному окончательно пасть духом. Но хуже всего, пожалуй, были даже не пытки, а необходимость выдерживать всё, чему подвергал ему предводитель наёмников. Вифрэй знал что обязан оставаться в сознании ,чтобы произнести два слова заклинания восстановления. Оно в который уже раз возвращало в первозданный вид тело Йирта, вне зависимости от того что в процессе пыток происходило с его плотью - были ли куски его оторваны, отрезаны, отсечены или просто обращены в месиво. Порченный терпел час. А потом, стараниями демонолога, зависнув между жизнью и смертью, снова применял заклинание, вырываясь из когтистых лап Жнеца.
Странный старался привыкнуть к боли. Но вновь и вновь предводитель наемников открывал ему новые, ранее невиданные границы страданий, растягивая познание вифрэя всё дальше. Бесхвостый привыкал и к ним. Так продолжалось до тех пор, пока неожиданно во время одного из перерывов Йирт не обнаружил что отсутствие напряжения в разрываемых связках, мышах и коже, доставляют ему странное ощущение какой-то неправильности...