Кардос, ранний вечер. Не самый дружелюбный район.
Кардос – одно слово, не самая большая точка на Мистерийской карте, а – вдумайтесь – сколько удивительных и сильных эмоций она вызывает. Теплота и холод, любовь и ненависть – всё здесь, в её городе. Она клялась и божилась, что не вернётся; продала дом и забыла семью, потому что помнить было как-то не по-человечески больно. Воспоминания. Много.
«Всё это волнует воображение, потрясает до глубины души, лишает покоя, но по сути, моя дорогая, ничего не меняет».
Эсме вздрогнула («бабушка…») и плотнее закуталась в плащ, шагая по бередящим сердце улочкам в ту часть города, где она никогда не бывала; порядочные девочки не ходят по притонам. Они постигают искусство алхимии и ядоварения дома. В окружении пыльных книг и пары сотен отваров. «Чтобы с милой улыбкой года спустя травить работорговцев», – с кривой ухмылкой вспомнился последний заказ. Шедим был ей как родной, но некоторые его порядки убийца никак не могла принять; но стоило признать, что от работы танцовщицей в те дни она получила огромное удовольствие. Пряности, благовония, одежды… Она это любила; а ещё больше любила танцы с кинжалами! Потрясающие, завораживающие… дарящие быструю, почти милосердную смерть.
Эльфийка не хотела возвращаться, бередить старые раны. Оттягивала до последнего, но даже до порядочной убийцы рано или поздно добирается страшный зверь, обивающий пороги всех более-менее уважаемых учреждений; имя ему – бюрократия. Вина, что наследие де Синей полностью свалилось на эти хрупкие плечи в кожаной броне, лежит полностью на ней! Необходимость подписывать бумажки, чтобы парочка несносных учёных могла использовать наработки деда, удручала. Будь её воля – их наследие было бы наглухо заперто в родных подвалах; такое разбазаривание памяти о нём делало больно. И никакой научный прогресс и уж точно собственные принципы не могли её убедить в обратном.
Но дела подождут, как ждали до этого вот уже пару-тройку лет. Сейчас – игра. В конце концов, это всё, чему она могла и хотела посвятить себя поздним вечером. Она удручена, убита очередным приступом самокопания и мечтала поскорее убраться из этого городка. Тихо и незаметно. Без боли.
– Позолоти ручку, девонька, – скрипуче отозвалось что-то в тени, шаркая, бесконечно кашляя и задыхаясь в неясных позывах. Де Синь перекосило, и она поспешила пройти дальше. Пара сомнительных девиц каким-то образом приняли её за мужчину и пообещали согреть дёшево и со вкусом. Очередная бабка (поживее первой) выскочила на дорогу, потрясая обвисшими прелестями и скалясь гнилыми зубами:
– Хорошая судьба. Доолгая. Все твои желания исполнятся! И муж будет хороший, и детки… – Эсме скинула капюшон, рассматривая старуху. Нехорошо так рассматривая: в серых глазах блеснул металл, полыхнув отблесками раздражения. Девушка не заметила, как гадалка скрылась; она снова спрятала лицо в тени.
Кабак. Смех, крики. Бесконечная какофония звуков и запахов: дешёвый парфюм мешался с запахом пота, перегар безнадёжно перебивал запах спиртного. Неясные звуки по углам, звон монет; на границе тени и света – столики и дрянная еда, по центру – оно. То самое. Игорные столы. «Все черти здесь». Первый попавшийся стул, случайная игра. Разумеется, нечестная. Краплёные карты, полые кости. «Интересно…»
Это было бы интересно. Да. Но она проиграла сражение в тот самый миг, когда оно казалось выигранным.
Мысли кипят, слова летят с языка. Щёки алеют, волосы в растрёпе; на них – следы шедимской краски, в последний свой заказ она прятала седину. Но она уже снова проглядывает… Смылось, зар-раза.
– Я тебя ненавижу, – добродушно заметила де Синь, провожая мутным взглядом свои кровно заработанные. Оппонент ехидно улыбнулся. Он ей очень напоминал одного знакомого; Ардения, вифрэи-пакостники и глупый эльф, который ничегошеньки не понимал в этой жизни. Или, как минимум, в игре. «А ты с того времени поумнел», – благосклонно подумала эльфийка и глупо захихикала. Она и сама не заметила, что успела так надраться. Но рядом не было гласа разума, что сумел бы её остановить.
– Ты следовал за мной столько лет... а сегодня я-я… Я отдыха-аю, – бессвязно заметила де Синь, положив руки на стол, а на них – голову. И отрубилась.
Её счастье, что оружие с неё снять никто не посмел. А кошель, набитый золотом – очень даже. Очнулась ваша покорная слуга уже на пороге таверны, наслаждаясь чудесными запахами загнивающей улицы. Растерянная, нищая и в компании представительниц древнейшей профессии.