Уже почти полгода прошло после кровавой, темной войны, и светлый лес на глазах залечивал, заращивал свои раны свежей молодой зеленью. Человеческие города, по изредка доходившим в Ривилэн слухам, отстраивались еще быстрее, но... Но Элси все равно затягивала и затягивала возвращение в родной Иридиум сколько могла. И причина тому была пугающе проста: нежелание видеть, что осталось от ее дома, от улиц, по которым она гуляла еще маленькой девочкой, от цветущих садов и ее собственных светлых довоенных воспоминаний. И все же она сделала эту ошибку, вернулась домой сразу после окончания войны, да-да, именно после окончания, назвать это победой у нее язык не поворачивался. Слишком многое и многих они потеряли, а нежить, даром что проиграла войну, как бродила неупокоенными телами и душами по восточным пустошам, так там и осталась, словно на нее война никак не повлияла. А Элизабет встретилась с последними кроме нее Гринграссами, убедилась, что родной дом стоит на прежнем месте, что коллегия понемногу начинает стягивать целителей в столицу и считать потери, и уехала из империи через два дня. Слишком тяжело было видеть полуразрушенный город, который ей помнился совсем иным.
В конце концов она остановилась в Ривилэне. Сперва как практикующий целитель, а затем, когда поток раненых и искалеченных в последние дни войны иссяк, как приглашенный лектор при местном отделении Белого креста. Впервые за долгое время она могла насладиться передышкой, не требовалось совершать многодневные переходы, вечно мчаться от одной точки к другой, от одной битвы к следующей, пить восполняющие магию зелья и следить за чередованием заклинаний и временем их использования, чтобы не упустить возможность вылечить своих или ударить по нежити.
Разумеется, к вифрею – имени своего необычный и, чего скрывать, тяжелый пациент так никому и не назвал, - ее пригласили в числе первых, но вовсе не потому, что верили в уникальные возможности  магии полуэльфийки. Просто странные, слишком уж упорядоченные для последствий магических атак раны вифрея, отказывались затягиваться даже под влиянием сильнейшей магии жизни. Пациент, как ей сказали, был проблемный, а потому впервые Элси увидела вифрея, когда тот лежал без сознания и для большей надежности еще и привязанный к постели за ноги и единственную уцелевшую руку. От узоров ран веяло мерзостью, заразой и жутью, и рядом с ними целительница почему-то инстинктивно старалась не дышать. Она пыталась. Она правда пыталась его вылечить. Но все ее попытки, вся ее магия ушла словно вода в песок, и это напомнило ей о случае почти столетней давности, когда она пыталась лечить женщину в кандалах от чего-то пожирающего ее изнутри, и точно так же ничего не смогла сделать. Она помнила, что и тогда испытывала необъяснимое чувство настороженности, страха и отвращения, но теперь только и могла, что теряться в догадках – было ли это то же самое чувство и та же самая магия, или всего лишь нечто похожее.
На следующий день ее пригласили к пациенту снова, и на этот раз страшные крючковатые раны превратились в воспаленные красные шрамы. Не иначе кто-то из целителей постарался, но даже ей не удалось узнать, кто именно работал с вифреем и что сделал, а ей очень хотелось это знать. Элизабет прекрасно знала, что магов жизни, превосходящих ее силой и опытом, можно буквально пересчитать по пальцам, и так как она перепробовала все возможное и не добилась успеха, тот неизвестный целитель был либо великим магом жизни, либо сильфидой.
В любом случае теперь от остальных требовалось убрать шрамы и удостовериться, что разум пациента, пережившего нечто подобное, хотя бы относительно цел. Увы, и на этот раз бодрствующий пациент оказался ничуть не приятнее бессознательного. Он демонстративно отворачивался и давал Элси возможность болтать о том и об этом, отслеживая чужую реакцию, но реакции-то не было! Она так ничего и не добилась, а на другой день, когда должна была состояться вторая попытка завязать разговор, пациент... исчез. Лично ей сложно было поверить, что вифрей умудрился уйти на своих ногах, чужеродная магия все еще ощущалась в его шрамах на подспудном уровне и не желала из них уходить, да и в целом пациент производил впечатление человека, давно готового к встрече со Жнецом. Поэтому она не сомневалась, что вифрею кто-то помог, и пока медбратья и помощники целителей сбивались с ног в поисках, она наткнулась на пациента совершенно случайно. Зашла в пустующую лекционную комнату как в тихое место, которое точно будут избегать все студенты до единого после окончания занятий. И он был там, странный сложный пациент Ривилэнской коллегии, головная боль всех медицинских светил на мили вокруг. Элси замерла на пороге с огромным томом анатомического атласа в руках, не зная, заметил ли ее вифрей или еще нет. Ведь если нет, можно было бы попробовать тихо закрыть за собой дверь и позвать медбратьев... или попытаться поговорить с ним. О чем угодно, но лишь бы он хоть пару слов сказал, а то ведь она до сих пор так и не слышала его голоса.
- Привет, - мягко начала она, - вам сегодня уже лучше? – она внимательно смотрела на него, пытаясь понять, не ошиблась ли в своих предположениях, решив, что вифрей слишком слаб и истощен борьбой за жизнь, чтобы самостоятельно уйти так далеко. Ушел ведь. И даже умудрился никому не попасться на глаза в процессе.

Положение, в котором Элси застала вифрея, могло бы показаться комичным – ну в самом деле, оказаться в пустой аудитории под грудой связанных тонкими проволоками костей, да такого даже с самыми невезучими студентами не происходило, а уж с кем-то из вифреев, славящихся своей ловкостью! Тут Элси одновременно вспомнила и то, что раньше ни один вифрей сюда просто не заходил, ну не лежала их вольнолюбивая и непоседливая натура к корпению над пыльными фолиантами и сидению за партами, и то, что у этого конкретного вифрея не хватало нескольких очень важных частей тела, а значит, возможности его были несколько ограничены. Да и состояние его здоровья все еще оставляло желать лучшего, как сказала бы целительница, исходя из известной ей информации.
Кажется, он не слишком был рад ее видеть, но и повлиять на присутствие Элизабет никак не мог. Уж точно не из своего положения под мешаниной костей.
- Я тебе помогу, хорошо? – с кажущимся легкомыслием болтала она, заботясь, чтобы в голосе не слышалось ни перепадов тона, ни изменения ритма и темпа речи. Как будто рассказывала сказку. – Знаешь, это ведь не настоящий скелет, хотя достать настоящего было бы куда проще, но в последнее время, сам понимаешь, никто не желает по собственной воле держать под рукой что-то эдакое, - что-то эдакое было потенциально опасным и легко контролируемым первым встречным некромантом объектом, если не считать того, что в отделении Белого креста Ривилэна некроманты встречались не то чтобы часто, если вообще встречались, того, что мертвое тело можно было заранее защитить от поднятия, и того, что ни одному даже самому завалящему некроманту старое учебное пособие и даром не было бы нужно. Но и эльфам, и людям было комфортнее иметь рядом искусно вылепленную куклу вместо чьего-то мертвого тела. – Я слышала, что старину Джоэля, вообще сперва он был просто Джо, а в Джоэли его произвели уже здесь эльфийские студенты, отлили из гипса в Иридиуме и прислали академии в дар, а проволоку для соединения суставов вытягивали в своих кузницах гномы, правда, не в Городе рун, а в том же Иридиуме.
Болтать ни о чем ей пришлось долго, так как оказалось, что освободить пациента из мешанины гипсовых костей, не повредив ни его, ни их, было не так уж просто. Старина Джоэль словно обнял вифрея всеми конечностями, выказывая тому свою любовь и вечную преданность, а единственная рука того вдобавок застряла в реберной клетке скелета и не желала выходить наружу. Так иногда в конце дня не удается снять с запястья браслет или кольцо с пальца, да так что начинаешь задаваться вопросом, почему же это надеть украшение получилось легко и просто, а вот стянуть его с той же руки уже никак не получается. Будто браслет магическим образом уменьшился прямо на руке.
Что ж, одно ее несомненно радовало: сбежать в обнимку с гипсовым скелетом не смог бы даже самый ловкий вифрей. А пока Элизабет попыталась начать с малого, то есть убрать конечности Джоэла, скрепленные проволочными кольцами, а потому двигающиеся в любых направлениях, и помочь пациенту подняться.

Как можно было оказаться под скелетом? Да еще и под скелетом, который никого не трогал, тихо-мирно стоял себе в углу аудитории и пережил не только все практики и показы, но и игры и развлечения студентов, которых иной раз приходилось отгонять от скелета, чтобы тот не потерял человеческий вид. Застрявшая меж ребер рука говорила о том, что вифрей мог попытаться достать что-то оттуда... вот только не было там ничего такого, что можно было бы достать только таким образом. Даже если веселящиеся ученики привязали к позвоночнику Джоэля изображающие внутренние органы мешочки – коих она, кстати, вокруг не видела, - их можно было бы очень просто достать с другой стороны. Если бы это зачем-то понадобилось сбежавшему пациенту.
Элизабет не одобряла целителей, привязывавших его к кровати, но вполне понимала их мотивы. Без дополнительных средств на страже медицины неугомонный пациент так и норовил объявить себя долеченным и свободным и покинуть стены коллегии. Справедливости ради стоило бы отметить, что будь это кто-то другой, его давно бы уже отпустили или перевели в больничную палату, но из-за необъяснимого характера ран или проклятий вифрей оставался в самой коллегии поближе к ее мастерам. Поэтому «дополнительными средствами на страже медицины» стали сперва крепкие веревки, а теперь вот старый добрый Джоэль. Ей, Элизабет, вифрей даже приблизиться не позволил, отползая вместе со скелетом в дальний конец аудитории – такое поведение настораживало: он не мог встать, будучи связанными гипсовыми костями и проволками, или что-то случилось с ногами, вестибулярным аппаратом? Пока она раздумывала над этой интересной, но не самой важной сейчас проблемой, вифрей достиг конечной точки назначения, и на голову ему упала целая стопка томов, оставленных в лекционной для следующего потока.
Элси ахнула и заторопилась к пациенту, очевидно, потерявшему сознание. Чувство жизни прекрасно показывало, что он не только не мертв, но и находится в относительно нормальной форме, а вот какой-то из ударов по голове временно унес его разум во тьму. Она задумалась на мгновение, стоит ли приводить его в сознание, но быстро решила, что лучше иметь не сопротивляющегося пациента, чем гоняться за ним по всей аудитории. Разве что стойкость стоило бы наложить, чтобы у того не болела голова, когда сам очнется. И можно убрать в сторону тяжелые книги, посмотреть, нельзя ли распутать ноги и руки скелета, обнимавшего вифрея будто последнюю предсмертную любовь.
Но... Было и что-то еще, тонко ощущаемое ею присутсвие и воздействие соляра в воздухе вокруг. Конечно, в коллегии целителей повышенная концентрация соляра не была чем-то из ряда вон выходящим, напротив, Элси уже так к ней привыкла, что совсем перестала замечать. Но обычно жизненной силы было разлито вокруг несколько меньше, на свою-то она и вовсе не обращала внимания, так естественна она была для Гринграсс. Но чужие ауры, полные эфира жизни, она ощущала как и всякое живое существо – и опять же, в коллегии целителей это не казалось необычным, но раньше рядом всегда находился кто-то в белом просторном балахоне. А сейчас они были в аудитории вдоем, втроем, если считать Джоэля, но уж последнего-то в переизбытке соляра она подозревать бы не стала.

Избавить вифрея от бессменных обитателей лекционной – или же избавить их от него, - оказалось не так-то просто. Книги она отложила в сторону без труда, с конечностями скелета пришлось чуть-чуть повозиться, но в конце концов и они сдались в бою с терпением и упорством. Теперь оставалось только вытащить руку пациента из реберной клетки... и вот тогда-то, взявшись за локоть неподвижного, обмякшего у ряда высоких поднимающихся амфитеатром парт вифрея, она заметила, как двигались его пальцы. Движения эти мало того, что бессознательным были не свойственны в принципе, их и за рефлекторные подергивания во сне принять было нельзя. Ничего хорошего это не сулило. Хуже несговорчивых пациентов могли быть только несговорчивые пациенты, владеющие магией, и таких либо признавали безопасными, либо лечили в нефритовых браслетах на руках и ногах. Иногда и в присутствии боевых магов, когда в надежности браслетов появлялись сомнения.
Браслетов на вифрее не было с самого начала, да он и ни на кого не нападал – возможно, владение магией низких порядков, которые смотрители признали неэффективными для причиения вреда всему и вся... Она не подавала вида, что заметила чужие манипуляции, ведь начни она сама колдовать или прервись на миг в попытках снять Джоэля, вифрей мигом заподозрит неладное. Да и жесты эти она знала, парализация магии жизни, сама ведь умела его применять. Ощущение соляра от неопознанного источника становилось вполне объяснимо, а источник быстро опознан. Нельзя сказать, что она совсем уж ничего не собиралась делать, и что ее не тревожила перспектива остаться парализованной в пустой комнате с магом с неизвестными намерениями. Но ни словом, ни жестом выдавать себя было нельзя, а потому она выбрала краткий мысль-вестник начальнику охраны ривилэнского отделения. Зов о помощи с номером аудитории и указанием, что спасать ее придется от однорукого вифрея-мага, и спасать срочно. Вряд ли эльфам из охраны понадобится больше десятка секунд, а это время она как-нибудь продержится.

Почему-то уже после распутывания проволок и костей, и единственной руки вифрея, уже после пущенного в нее в упор зеленоватого облачка, лежа на натертых воском и подошвами многочисленных сапог аудитории, она размышляла о нескольких вещах сразу. Сперва немного с любопытством и беспокойством вспоминала, не закрыта ли зверь в лекционную, но нет, она дверь не закрывала, а вошла последняя, затем надумала посчитать, сколько на нее будет действовать парализация. Тридцать секунд нормы могли превратиться в десять из-за ее собственного дара к магии жизни, а могли превратиться в сорок или пятьдесят благодаря неизвестным ей способностям вифрея. Она не особо беспокоилась, так как во-первых, охрана будет на месте куда раньше, а во-вторых, как маг жизни вифрей не виделся ей большой опасностью. Как маг жизни он скорее всего воспользовался бы шансом удрать, не причиняя ей вреда, так как убийство и причинение боли у подобных им вызывали подспудное отторжение.
Но пациент вместо того, чтобы резво припустиить к двери, только гнусно усмехнулся, а затем исчез из ее поля зрения. Затем Элси почувствовала сильный рывок, будто вифрей попытался оттащить ее куда-то за полу балахона, точнее она сказать не могла, в парализованном состоянии и без возможности видеть, что происходит, ощущения немного искажались. В любом случае события развивались совсем не так, как она предполагала, и потому Элизабет взмолилась Этерии, Инносу и Люммину, о котором раньше нечасто вспоминала, чтобы парализация закончилась как можно раньше, в идеале вот прямо сейчас. Чувствовать себя беспомощной жертвой не совсем психически нормального пациента было неприятно и жутко, даже несмотря на то, что тот ей еще ничего не сделал.
Она вновь увидела ухмыляющегося вифрея, уловила блеск скальпеля, отчаянно рванулась в сторону, но всей ее силы сейчас хватило лишь на то, чтобы неловко дернуться. Как только Элси поняла, что ее сейчас убьют, и сделает это ее собственный пациент и такой же маг жизни как и она сама, и что это будет самая нелепая смерть от руки безумца, и что она не хочет умирать сейчас, не хочет умирать вот так – как от дверного проема послышались громкие голоса на синдарине. Затем после какого-то хаотического смазанного движения над головой вифрей исчез, словно его сдуло ветром, а над ней еще секунды через две склонился офицер охраны.
- Позвольте вам помочь, госпожа.
Элизабет ошеломленно подала ему руку, и эльф без всяких усилий помог ей подняться на ноги. Элизабет чувствовала себя невредимой, но будто бы оглушенной не то шоком и паникой от едва не случившегося, не то своими отчаянными попытками побороть чужую магию, которые, кстати, увенчались успехом. От начала парализации не прошло и десяти секунд, а она уже вполне могла держаться на ногах, хоть чувствительность еще не совсем вернулась.
- Да-да, я в порядке, спасибо вам, офицер. Я в огромном долгу перед вами, офицер, - ответила она тоже на синдарине. Язык ее немного заплетался, и Элси чувствовала, что в полном порядке она на самом деле будет после стакана холодной воды, а то и кружки горячего глинтвейна, но от облегчения, что все закончилось, даже не начавшись, ее била дрожь. Наверное, на войне было на порядок страшнее, но там был страх иного рода – в конце концов от нежити ничего кроме смерти и горя не ожидаешь, потому и принять их проще, но от собрата по магии...
Элси знала, что они еще встретятся и не раз, возможно, тем же самым днем, но только теперь пациент будет снова привязан к кровати и снабжен антимагическими нефритовыми кандалами, а то и компанией стражника из эльфов, как уже показавший свою ненадежность и агрессивность. В Ривилэне было множество целителей, но совсем немного тех, кто специализировался на разуме. А маг жизни, пытавшийся зарезать коллегу прямо в аудитории Белого креста возле анатомического пособия, точно имел какие-то проблемы с головой, разбираться с которыми предстояло Элизабет Гринграсс. Но не ранее кружки с глинтвейном и пяти минут сидения где-нибудь в саду в лучах теплого послеполуденного солнца.

Со стороны могло бы показаться, что статный эльфийский офицер в нее влюбился. Каждый поворот ее головы сопровождался цветистыми комплиментами, улыбка затмевала солнце, а взгляд соперничал с сиянием звезд. И она, конечно, была достойна самого лучшего, самого лучшего столика в саду при коллегии, самого лучшего печенья, самой лучшей компании... Проходящие мимо студенты с любопытством вытягивали шеи, заставая неожиданное чаепитие, они догадывались, что там происходило что-то очень интересное, но даже не подозревали, насколько интересное. Если бы это была ее первая встреча с эльфом, наверное, его настойчивость напугала или насмешила бы Элизабет, но они знали друг друга раньше. Очень поверхностно, нельзя же было приехать в Ривилэн лечить и преподавать и не быть представленной офицерам охраны, и нельзя было бродить по коридорам института и не перекинуться с полузнакомыми эльфами хотя бы парой слов приветсвия, пожелания хорошего дня и изредка обсуждения последних значимых новостей, говорящих о восстановлении лесов или соседней Мистерийский империи.
Элси вовсе не думала, что эльф пытается ее уболтать, чтобы она поскорее забыла об угрожавшей ей опасности и заявила потом, что охрана здесь работает хуже чем в рыбацких портовых доках. И чтобы слухи об этом дошли и до других отделений коллегии. Возможно, он чувствовал свою вину за недооценку опасности: кто бы мог подумать, что калека, едва живой от неизвестной магии, и до того непроявлявший явной агрессии, вздумает средь бела дня прирезать одного из своих целителей! Но метод ее отвлечения он избрал слишком уж топорный и прямолинейный, велико было искушение подыграть ему и посмотреть, как офицер отвечал бы на пламенные чувства приезжей полукровки, не выходя из образа прекрасного рыцаря. Правда, такая игра опасна была в первую очередь для нее самой, да и офицер, чей возраст определить было невозможно, наверняка справился бы с игрой лучше Элси. Поэтому она сочла за лучшее еще раз поблагодарить его и уверить, что ничего страшного не случилось, на войне ей и не в таких передрягах бывать приходилось. Да и потом, она была так уверена в профессионализме эльфийской охраны, что даже на миг не позволила себе усомниться в том, что ее обязательно спасут, а потому совершенно не испугалась.
На следующий день она пошла к вифрею сама. Действо это теперь сопровождалось не простым открытием двери, как было раньше, а целой серией обязательных шагов, включающих в себя предупреждение и сопровождение охраны. Однорукий вифрей из разряда «пациенты, которые нам неинтересны, пока не доставляют неприятностей» перешел в разряд «коварные вражеские маги, пытающиеся убить наших беспомощных и наивных подопечных». Последнее несколько повышало значимость безымянного вифрея в глазах охраны, но к новому статусу прилагалось и кресло на колесиках – зачем? Куда, ну куда они собирались его катать?! Могли бы снова привязать к кровати, раньше это помогало, но кажется, проснулся древний военный инстинкт, гласящий, что с врагом лучше перебдеть чем недобдеть. Поэтому к креслу вифрей был привязан кожаными ремнями, один из которых сдавливал его горло, на взгляд Элизабет, сдавливал чересчур сильно, о чем говорила красная полоса на шее. Шрамы его снова воспалились, по крайней мере те, что не были сейчас скрыты одеждой.
Она была уверена, что развязывать его не станут даже если она прикажет, да и не было у нее полномочий отдавать тут приказы, и вдвоем их теперь ни за что не оставят, хоть один охранник в комнате будет обязательно. Но она также была уверена, что в таких условиях вифрей, и до того отказывавшийся общаться, ей ни слова не скажет, куда уж там пытаться что-то у него разузнать. Внезапно подумалось кое о чем еще:
- Вы ведь его кормили сегодня? – спросила она приставленного к пациенту эльфа. Тот ответил красноречивым взглядом, мол, я здесь для того, чтобы он никого не тронул, а не чтобы он вовремя поел и ему было хорошо и комфортно.
Это, конечно, не означало, что вифрею вовсе не давали еды со вчерашнего обеда, еду мог принести и кто-нибудь другой до смены караула. Но она на всякий случай спросила:
- Хочешь, я поищу для тебя обед? – будто меж ними ничего не произошло и можно начать с чистого листа.

Как бы внимательно она ни следила за реакцией вифрея – куда внимательнее чем за мимикой и почти незаметными жестами обычных своих пациентов, - реакция эта мало помогла. Может, все дело быо в том, что пациент чувствовал себя скованно. Ну, будучи привязанным к креслу и с кляпом во рту, наверное, сложно чувствовать себя иначе. Но скованность эта выражалась в стремлении шевелиться как можно меньше, будто вифрей чувствовал себя зайцем под чахлым полуоблезлым кустом, а лекари вокруг рыскали как волки, и отчаянно, жизненно необходимо было не попадаться им на глаза и не привлекать внимание. Странный маг жизни общался с ней исключительно взглядами, которых она совсем не понимала, и струйкой слюны из уголка рта. Хотелось бы думать, что последнее означало голод и готовность съесть две, а то и три порции сытной больничной еды. Сегодня это было овощное рагу, что загадочно пахло мясом, но в то же время найти в нем источник богатого сочного запаха было невозможно. Эта версия нравилась Элси хотя бы потому, что предполагала начало некоего бессловесного диалога, налаживания отношений. Вроде бы поделиться едой это универсальный способ завоевать чье-то доверие, но она уже не помнила, от кого это слышала или где прочла, да и могла припомнить множество ситуаций, неразрешимых одним толкьо протягиваением оппоненту миски с супом. Вторая версия была похуже: вифрей или более безумен чем они думали, или стычка с охраной (маловероятно, что те подручными средствами ему вчера объснили, как нехорошо он поступил, но все же...) или искаженное восприятие действительности погрузили его разум в пограничное состояние.
Охранник ничего словно бы и не заметил, но при этом не прекращал сверлить вифрея раздраженным взглядом, говорившим, что эльф жалеет о том дне, когда «это» вообще оказалось в лесу.
Приободрив себя тем, что хуже уже вряд ли будет, она вскоре вернулась с подносом. Узнав, для кого предназначалась еда, ей дали деревянный поднос и деревянную же посуду, хоть любому было ясно, что привязанный к креслу однорукий вифрей не попытается никого убить глиной или фарфором. Обед состоял из хлеба с маслом, рагу, печеного картофеля и воды. Воду было достаточно безопасно смешивать с любыми зельями, а так как она не знала, чем поили пациента с утра и поили ли вообще, то и не хотела рисковать. Однако принести еду в комнату было только началом, надо было еще как-то уговорить пациента от нее не отказываться и, что еще сложнее, уговорить охранника ненадолго развязать руку вифрея и снять кляп. Ей самой из соображений безопасности запретили приближаться к вифрею на расстояние броска, и потому обед обещал стать весьма сложным мероприятием. И начался он с того, что Элси поочередно показала все что принесла с собой и преувеличенно-воодушевленным тоном рассказала, какое все вкусное, ожидая увидеть хоть проблеск интереса в лице сидящего напротив.

Пациент казался существом, давно ушедшим за грань разумного, причем ушедшим в такие дебри, когда никто не мог бы сказать, может, в его остроухой голове не осталось ни одной мысли, а может, их там были миллионы. И они поочередно мерцали как звезды в ночном небе и сталкивались как кометы. Даже Элизабет с ее опытом то казалось, что вифрей соображает достаточно, чтобы вести с ним продолжительные беседы (другое дело, что он сам явно не хочет никаких бесед), то впадает в агрессивную панику, сдерживаемую лишь веревками, то уходит в себя и мрачнеет. И все это за какие-то минуты, так быстро, что подготовиться к сменам чужого настроения никак не успеть.
Может, он что-нибудь скажет? Надежда оказалась напрасной, стоило охраннику снять повязку-кляп с лица пациента, как тот нырнул носом в тарелку. Элизабет отчего-то стало неловко, и она даже себе вряд ли смогла бы объяснить почему. Неловко от того, что ее пациента заставляли есть без приборов или вообще рук, будто какое-то животное, неловко, что она даже не попыталась вмешаться, сникнув под предупреждающе-строгим взглядом охранника-эльфа, которого ничто не пронимало. Неловко, что вифрей даже не протестовал, словно такое обращение было ему не в новинку и он ничего иного и не ждал, и неловко, что она до сих пор не понимала, насколько трезво пациент сейчас оценивает происходящее и как к нему относится.
Когда он поднял голову, весь перемазанный рагу, Элси бодро и с улыбкой спросила:
- Ну как, вкусно? Хочешь еще? – вопрос был, наверное, бессмысленным, она уже видела, что вифрей отчего-то ел пищу только по краям тарелки. В центре тушеные овощи остались нетронутыми, что было бы еще объяснимо, будь еда слишком горяей и остывай она быстрее у краев тарелки, но ведь нет же.
Она ожидала, что охранник тут же вернет кляп на место, но эльф с невозмутимым видом вытер им соус с лица вифрея и поднес ко рту того вырезанный из дерева стакан с водой. Сделал он это неебрежно и мимоходом, мало заботясь о том, будет ли вифрей пить или попытается вцепиться ему в пальцы.
Элси приняла поднос с недоеденным обедом и отставила его в сторону. Пора было устанавливать отношения. В который уже раз.
- Меня зовут Элизабет, я здесь совсем недавно, но мне очень нравятся местные леса... – вдруг он на что-то среагирует, будучи в относительно сытом и благодушном – хотелось бы надеяться, - расположении духа. Ее имя, намек на прибытие из иного места и как следствие непринадлежность к институтским магам, наконец, упоминание природы. Возможно, пришлось бы болтать часами, внимательно наблюдая и отмечая, на какие слова и эмоции вифрей реагирует активнее, но это ей было не впервой.

Ей не нравилось, совсем не нравилось, что с каждой новой минутой проведенной с вифреем она только больше убеждалась в безумии последнего. Его реакции и перепады настроения было невозможно предугадать и менялись они слишком уж быстро для неповрежденной психики. Элизабет уже решила, что позже придется все-таки испробовать магию разума, она раньше не слышала, чтобы вифрея пытались лечить или хотя бы проверять с ее помощью, ограничившись ранами телесными и оставив в покое душевные. Но в отсутсвие точной информации – а ну как его все-таки уже пытались лечить ментальным волшебством, а ей просто об этом неизвестно? – Элси решила отложить первую пробную попытку еще на день.
Пациент жалобно всхлипнул – и оскалился, показывая острые почти по-звериному зубы – помолчал, разглядывая Элси, и от его взгляда целительнице быстро стало неуютно, чего она, конечно же, ничем не показала.
- Я...я тоже...люблю леса... - он дёрнул ухом. - Гулять там... ...особенно с кем-нибудь.
Да! Наконец-то! Элизабет возликовала, позволив радости сиянием отразиться в глазах – начало было положено, вифрей впервые за много дней не отказался выйти на контакт. Чем бы ни было вызвано его желание пойти ей навтречу, вчерашним потрясением, предложением еды или упоминанием близкой его сути природы, Элизабет не собиралась упускать шанс на беседу. По правде говоря, она не верила ни в одну из перечисленных выше причин, и даже в их сочетание не верила, но истинную подоплеку ей еще только предстояло выяснить.
- Правда? – обрадовалась она. – Так это же замечательно! Эльфийские леса особенно красивы в октябре – золото, багрянец, темная зелень хвои, белые стволы берез, а домики здесь словно игрушечные и все очень милые – а какие запахи! – вдохновленно щебетала полукровка с таким видом будто лишь вчера открыла для себя осенние виды Левиана. – А знаете что, почему бы нам не прогуляться в саду прямо сейчас? Хотите пойти со мной?
«Пойти» в данном случае означало бы, конечно, «поехать», и катить деревянное кресло с приавязанным к нему вифреем предполагалось эльфу стражу. По узким усыпанным гравием дорожкам, да-да, но ведь эльф мог и сообразить развязать пациента, чтобы облегчить себе работу... хотя по его виду было сразу ясно, что манкировать обязанностями тот не станет и на хитрость не попадется. Элизабет хоть и понимала необходимость мер предосторожности, но устанавливать так нужные ей теплые доверительные отношения со связанным пациентом не могла.

Красоты, расписанные ей вифрею, существовали скорее в воображении целительницы чем в настоящем лесу. В настоящем лесу, а вернее в его примыкающей к институту лекарей части, больше похожей на ухоженный парк, было холодно, немного ветрено и пасмурно. А Элизабет вс так же продолжала улыбаться и щебетать, будто прекраснее места и быть не могло. Охранник катил кресло с абсолютно невозмутимым видом, наверное, с таким же он стоял бы на страже где-нибудь в давно забытом коридоре, охраняя даром никому не нужные медицинские архивы или складские помещения. Пока вифрей не пытался ни на кого напасть, он был неинтересен. Грубые деревянные колеса поскрипывали, порой кресло дергалось или застревало, и тогда эльфу приходилось толкать его чуть сильнее. Элси казалось, что это должно было быть ужасно неудобно как для охранника, так и для привязанного пациента.
- Воздух очень освежает, не правда ли? – сияла она. – Ох, может, вы хотите теплый плед, вы ведь еще не совсем оправились... – возвращать его мысли к полученным ранам и проклятиям, а значит, и к обстоятельствам их получения, было бы не лучшее идеей, потому она сменила тему: - По правде говоря, я сперва очень испугалась, когда увидела вас со скальпелем. Так глупо с моей стороны, верно? Конечно, маг жизни как вы не причинил бы никому вреда, только почему же вы не сказали никому, что и вы тоже целитель? Мы с вами, оказывается, коллеги.
Она искала в лице вифрея ответную реакцию, согласие или несогласие, раздражение от ее потока слов и улыбок, попытки рассмотреть окружающие леса или проходящих мимо них эльфов. Любую реакцию на окружающий мир, проблеск памяти или интереса в светлых серых глазах, движение ушей – что угодно, что позволило бы ей сориентироваться и понять, в какой русло следует направить разговор, чтобы и пациент мало-помалу начал вставлять в него свои реплики. В этом плане работать с мужчинами было немного сложнее, так как среди них попадались и такие, кто вместо ответов принимались слушать ее речь как слушали бы журчание лесного ручья, отсеивая весь смысл сказанного уже на первой минуте.

За пледом, естественно, пришлось идти ей, эльф себя посыльным для мелких поручений не считал. Замерзнуть вифрею не грозило, но и сидеть без движения на ветру приятного мало, а потому Элси укутала его по самый подбородок, полностью скрыв под пледом единственную руку пациента. Страж недовольно зыркнул на целительницу, ставящую ему палки в колеса, и с руки плед откинул, чтобы видеть кисть и пальцы пленника. Элизабет извиняющееся повела плечами, ну да, не подумала, что за руками – рукой, - мага с неизвестными намерениями надо следить.
- М-м-м...а магию вылечить можно? Например, проклятье магии крови? – ответ на ее словоизлияния был неожиданным, но вполне разумным. Ее пациент мог общаться, просто не хотел этого, но если бы удалось найти тему для разговора, что была бы ему интересна, все было бы по-другому. И раз его интересовало лечение проклятий, Элси могла поговорить и об этом.
- Конечно, все можно вылечить если приступить к делу вовремя, - без тени сомнения кивнула она. – Мне не раз приходилось иметь дело с магией крови и снимать проклятия, но каждый случай индивидуален, и где-то быстрее справится маг жизни, а где-то – маг света. Иногда снять проклятие сложно, тогда надо просто приложить больше усилий или потратить больше времени.
Она не понимала, чем вызван такое странный вопрос. Как целитель, уже имевший дело с проклятиями крови, она знала, что ужасное состояние вифрея было вызвано не ею. Магией, да, но не крови, тьмы или смерти, и не чем-то стихийным.
Эта часть парка была почти безлюдна, и мимо них прошли лишь две эльфийки, которых Элизабет не встречала здесь раньше. Одна из них равнодушно окинула взглядом всю троицу, на лице второй проступило сочувствие при виде потрепанного вифрея на кресле. Плед надежно скрывал, что пациент был привязан, так что его вполне можно было принять за кого-то, потреявшего способность передвигаться из-за ран или болезни. Дорожку перед самым креслом перебежала рыжая белка, в кронах на миг послышалось взбудораженный птичий галдеж. Кажется, на Каталии деревья были ниже, но стояли гуще, и живности в лесах водилось не в пример больше. Наверное, стоило бы спросить так ли это, если магия крови его больше не заинтересует.

Ее пациенты делились на два типа: первый, самый легкий, приходил с физическими недугами и даже если не умел внятно объяснить, что и где не так, она вполне могла увидеть все сама чувством жизни. Второй, сложный, а порой и неимоверно сложный, приходил с недугами души или просто с предположениями об их наличии – как у самого пришедшего, так и у кого-то из его родни или приятелей. Вот тогда-то и начиналось, мол, «... у моего друга... а еще иногда... думаете, это может быть опасно?». Во-первых, даже когда она со временем наловчилась определять, существует ли тот несчастный друг или человек пытается рассказать о своих проблемах, половина сказанного вполне могла оказаться ложью, преуменьшением или преувеличением действительности. Поэтому когда начинались рассказы о друзьях с редкими заболеваниями, Элизабет ощущала себя детективом среди хитросплетений чужих эмоций и воспоминаний.
- Проклятье магии крови, - пробормотала она себе под нос так тихо, что, наверное, только вифрей с его острым слухом мог ее услышать. Уже одно это ее беспокоило – не уши вифрея, которые по-хорошему надо было бы помыть, нет, а магия крови. Крайне редкая и опасная стихия, крайне запрещенная, что в итоге означало, увы, что практики работы с ней и ее последствиями даже у самых опытных целителей не так чтобы много. А уж если это было что-то из области редких и уникальных проклятий, шансы найти специалиста и вовсе стремились к нулю... Попробовать узнать, что это за проклятье? Или потом поискать самой и библиотеке института?
- Я не сомневаюсь, что ей можно помочь, но, возможно, понадобится время, чтобы найти человека, способного это сделать, - осторожно начала Элси. – Если уж маг жизни, который является ее близким родственником, не развеял проклятье, оно должно быть очень и очень сильным. Вы, наверное, не знаете, какими чарами он пользовался, - с сожалением вздохнула полукровка, пытаясь выманить еще одну откровенность и побольше информации.
Могут ли его неизлечимые шрамы тоже быть последствиями магии крови? Если так, то сильфиды сумели их немного подлечить, и было бы неплохо сперва обратиться к ним. А ей было бы неплохо для начала разузнать, кто из коллегии имеет дело с кровавой магией и ее последствиями.

Коляска, до того казавшаяся довольно устойчивой на вид, резко и опасно накренилась в сторону. Элизабет почти видела, как она переворачивается, и пациент, неспособный освободиться или выставить перед собой руки, падает прямо на гравий и подергивается там, придавленный громоздким деревянным сооружением. К счастью, рефлексы эльфа-охранника оказались не в пример быстрее ее воображения и страха за побитого жизнью вифрея. Сам пациент со свойственной его расе долей беспечности, должно быть, или не понял, что едва избежал новых синяков и ссадин, или не придал тому никакого значения. Царапиной больше, царапиной меньше... что ему после неизвестного проклятья? И что такое пара царапин для мага жизни?
Почему никто не принял во внимание, что он маг жизни? Почему это даже не обсуждалось? Но с другой стороны, на что бы это повлияло? Пусть и маг, но все же неизвестный, отказывающийся идти на контакт, скрывающий даже собственное имя...
- Вы видели, как проклятье пытались снять? – уточнила она. Тогда дело могло пройти несколько проще чем предполагалось. И она узнала бы больше о попытке мага справиться с волшебным недугом, и вифрей бы заодно немного разговорился, а там, глядишь, и выдал бы что еще, за что можно зацепиться и продолжить беседу. – Можете рассказать, как это происходило и что вы видели?
Не пленение хвори, явно нет, хотя... неудачная попытка перенести болезнь на себя как раз могла послужить подтверждением того, что это магическое проклятье, а не редкая болезнь. Возможно, новое рождение, да только для него нужно обладать познаниями в магии жизни выше среднего. Жаль, но Элизабет не знала ровным счетом ничего о развитии магии в Ардении или существующих там школах, но могла предположить, что маги жизни там скорее в хаотичном порядке перенимали опыт друг у друга чем собирались на ежедневные лекции в местном университете для хвостатых заклинателей. При такой системе общий уровень развития магии должен был быть много ниже мистерийского, но и появление самородков или просто целителей с огромным практическим опытом и даром она не исключала.
Страж докатил кресло до скамьи из полированного дерева, куда села полукровка, чтобы лучше видеть лицо вифрея, а не пытаться смотреть на него сверху-вниз, да еще и отвлекаться на петляющую в саду тропинку. Пальцы машинально разгладили складку балахона на коленях.

Ну вот, стоило только настроиться на доверительную беседу в осеннем лесу, как тревожное и непредсказуемое состояние, да и мышление пациента не оставили ей никакой надежды. Впрочем, была ли она, та надежда? С искалеченным вифреем с самого начала все было не так, как с другими пациентами, не так как следовало ожидать. Он не шел на контакт как другие вифреи, не лечился нормальными методами, выразил благодарность попыткой парализовать целителя и сбежать, а теперь сидел привязанный к креслу под охраной – тоже совсем не как иные пациенты. Наверное, ее оставили с ним как раз потому, что осознавали, случай как раз из ее практики.
Да и эльфийский осенний лес, вопроки ожиданиям, был холоден и хмур, а сопровождающий их красавец эльф чихать хотел на все кроме своих непосредственных обязанностей, и бессмертной доброты и мудрости в его взгляде было не больше чем в скамье, на которой она сидела. Иными словами, Элси, изо всех сил строящая образ доброй целительницы, которой можно довериться, не то винила равнодушного эльфа в своем провале, не то недоумевала, как это она не смогла понравиться вифрею хотя бы на контрасте с другим сопровождающим.
Он задергался, закашлялся, выглядя при этом... испуганно? Встревоженно? Элизабет не понимала, неужели это ее вопросы всему причина, неужели она, сама того не подозревая, затронула какие-то плохие воспоминания? Пленьё хфори это скорее всего плененье хвори, ощщная овь... мощная кровь? Это еще что такое? Оздоровление, да... С'литльн ватони?.. Что? Хм, не самые сильные заклинания, но и они бы сработали как надо у умелого мага. Другое дело, если болезнь вызвана магией или проклятьем, и оно оказалось сильнее попыток его развеять... Пойти от противного и спросить о проклятье или симптомах?
Но вифрей уже голосил, раскачивая кресло с силой, которую сложно было заподозрить в искалеченном, не до конца исцеленном теле:
- Ыпстите! Ыпстите мя сюта!
Выпустите меня отсюда! Он будто внезапно чего-то испугался, что было неоправданно и необъяснимо, и наводило Элси на подозрения о приступе шизофрении или состоянии аффекта – не так ли он напал на нее в лекционной, не отдавая себе отчета в том что делает и стремясь всеми силами выбраться наружу? Элизабет подскочила с лавки, протягивая обе руки, чтобы взять пациента за плечи, встряхнуть, вырвать того из шокового состояния, но ее руки перехватил охранник, вставший между ней и вифреем, да еще так, что она больше не видела связанного пациента.
- Я щыа и пое'у к Баушке! Щыа! Пыамо щыа!
Она сосредоточилась на  исцелении безумия, что должно было дать передышку чужому разуму, пока вифрей не повредил себе что-нибудь, отчаянно пытаясь освободиться. Она подозревала, что тот уже успел ненароком прокусить язык острыми клычками или повредить связки, оттого речь и стала вдруг такой бессявзной. Если же это не язык, не связки, а повреждение участков мозга, отвечающих за речь, будет куда хуже.
- Тише, тише, все хорошо, - шептала она, одновременно концентрируясь на поддержании чар, что было не так уж и просто, - уже совсем скоро ты будешь полностью здоров и свободен, и пойдешь куда захочешь.
У эльфов сейчас слишком много дел и слишком много раненых, чтобы силой удерживать в лесу одного вифрея, ничто кроме его нестабильного состояния не мешает отправить его восвояси прямо сейчас. Правда, обстоятельства его покушения на мастера коллегии могут как и помочь поскорее покинуть эти стены от греха подальше, так и отправить в тюрьму. Но последнее маловероятно, Элси полукровка и формально подданная Мистерийской империи, так что эльфы, у которых своих забот хватает, не озаботятся мелким происшествием.
- А можешь остаться ненадолго и научиться самому снимать проклятья, - возможно, он уже это умел, но у Элизабет не было возможность оценить знаний и навыки вифрея. - Здесь для этого лучшее место, здесь учат целителей лучшие мастера Левиана.
Она не надеялась, что тот и вправду соблазнится перспективой вернуться в лекционную в качестве студента, скорее ей надо было продолжить разговаривать ровным, успокаивающим голосом, пока исцеление безумия делало свое дело.