Мало кто хотя бы изредка осмеливался гулять по Иридиумскому кладбищу ночью. Множество могил, старых и новых, лабиринт дорожек, надгробий и деревьев в ночной темноте были почти непроходимы, даже при холодном мистическом свете полной луны, которая висела в небе слепым глазом древнего бога. Но Мираэль прекрасно видела в темноте и не относилась к суеверным и робким людям, поэтому кладбище её ничуть не пугало. Вдыхая прохладный ночной воздух и позвякивая лопатой о встречающийся тут и там заросший камень дорожек, она прошла вглубь, туда, где уже не было свежих могил, и из покрытой буйными сорняками земли торчали обветшалые могильные камни, посвященные тем, по кому уже некому скорбеть. Сбросив с плеча остывший труп, словно мешок картошки, она с тоской глянула в остекленевшие, уже подернувшиеся мертвецкой пеленой глаза своей жертвы. Джейк, бедный Джейк. Он не заслужил такой участи, и сердце эльфийки сжималось при воспоминаниях о том, как она сдавливала его горло, пока жизнь не покинула несчастного ростовщика. Она не могла вернуть ему отнятую по указке ненавистного хозяина жизнь, но хотя бы могла похоронить его, как человека, не дав скормить его труп собакам или свиньям, как зачастую это делали преступники, не желающие возиться с телами тех, кого они убили. Бросив полный печали взгляд на темно-фиолетовые следы собственных пальцев на шее мертвеца, Мираэль взялась за лопату.
Стоило ей победить верхний слой дерна, проросший корнями многолетней травы, и куча земли возле стремительно растущей ямы начала увеличиваться. Эльфийка не собиралась хоронить Джейка, словно объедки или труп дворняги, на поверхности. Она копала настоящую, глубокую могилу, где тело бедняги могло спать спокойно.