Легкая дремота зимнего дня стремительно перетекает в темную, густую ночь глубокого сна - болота, лес, люди и даже сама древняя река Ристел спали беспробудным сном, скованные холодом-льдом и укутанные в пышное одеяло снежных сугробов. Световой день, здесь, на юге Мидленда, действительно быстро и рано перетекал в ночь, что сильно бросалось в глаза привыкшего к северным широтам Альфария и пожалуй только необычно суровая зима приятно согревала душу. Берсерк был в своей стихии, сама земля питала его силой, пропитанная талой водой и кровью, что лилась здесь тысячелетиями... Именно это ощущение Вечности, бесконечной неизменности и стабильности, так было мило и приятно неблагородному дворянину. На сонных, гиблых болотах хотелось жить и процветать, хотелось вобрать в себя их силу, впитать преподаваемые уроки и напитаться мудростью веков дикой, почти девственной природы.
Девственной, но все же не лишенной порока... Зимой навигация на Ристеле замерла - впрочем, даже если бы течение не сковали льды, кораблей на водной глади все же все равно стало бы меньше. Империю будоражило, сотрясало в агонии подготовки к войне. Где-то далеко, на загадочном Востоке собирались тучи, пока на Западе, казалось, защищенное, но потрепанное прошлыми войнами мягкое подбрюшье подгнивало. И та маленькая война, что начал Альфарий, было лишь одно из множества других, более или менее значимых событий: новорожденные культы темным богам, агонизирующий фанатизм церквей светлых, поднявшее голову Сопротивление. Множество язв и мигреней возникало на могучей туше Мистерийской Империи - Владыка размышлял обо всем этом. Размышлял о роли Ордена в сим сложном, нарастающем коме неминуемого кризиса и катастрофических, так желаемых перемен...
Альфарий сидел на своем троне, освещаемый слабым огнем чадящих свечей и факелов. Его взгляд задумчиво путешествовал по залу, по стульям, аккуратно приставленным к длинному столу, чье начало терялось у самого входа закрытых двустворчатых дверей. В своей руке он держал кубок, облокотившись на подлокотник и время от времени попивал местный самогон, пытаясь успокоить мысли, собрать их в кучи и найти ответы. Зал был пуст и никто, казалось, не могло потревожить покой Владыки - рыцари Ордена были на тренировке, вместе с полубезумными неофитами, в поисках достоин, куя из мягкой и податливой человеческой плоти совершенное, идеальное оружие. Берсерк хотел бы поприсутствовать там, на морозном воздухе, обдуваемый ветрами под стонущими кронами плакучих ив, но... Он устал. Усталасть все чаще и чаще подкрадывалась к старому Варлорду - молодому по годам, но уже такому древнему по духу. Лишенный руки, с разбитой, плененной душой, он пытался отдыхать, выискивать свободные минутки остаться наедине с самим собой.
Невольно, мысли Альфария споткнулись о стены, ещё пахнущие свежей смолой и влажной глиной. Он сам построил этот дом. Да, он ничерта не смыслил в строительстве, но среди "Непризнанных" были толковые "прорабы", говоря на имперский манер. Магнус не гнушался таскать бревна, волочь камни и класть кладку - даже с одной рукой, он все ещё оставался чудовищно опасным воином и невероятно сильным мужчиной. Физический, изнурительный труд успокаивал душу тогда, а теперь приятно ласкал душу осознанием проделанной работы.
Эрика Сьёберг: - Владыка... - чьи-то теплые пальцы вдруг впились в ладонь Берсерка, сжимающие кубок. Он и не заметил, как тот опустел и теперь оруженосец бережно забирал его прямо из руки. Альфарий задумчиво перевел взгляд карих глаз на рыжие копны воительница.
- Эрика. Я и забыл, что ты здесь.
Воителица, истинная дочь "Непризнанных" - дитя самих болот и дремучего Ристела. Она была потомком своих предков, и это лучшие слова, что могли описать Эрику. Впрочем, она все же была во многом особенная, как и многие из обитателей болот, вобравшись в свои ряды потомков разных племен и странников с самых далеких уголков. Эрика была рыжеволосой и белокожей, как обитатель Ледяных Пустошей, даже летом под палящим южным солнцем её кожа не загорала - она просто сгорала, краснея и мигом вскакивая волдырями, почему она предпочитала закрытую одежду, но зимой одеваясь необычайно легко, так, будто бы самые суровые морозы для неё были чем-то обыденным. Впрочем, сама девушка не могла знать о своем происхождении - она всю жизнь помнила себя в Оплоте и дремучих лесах и болотах Ристела.
Да и в целом не любила говорить о себе... Замкнутая, словно вечно погруженная в раздумья, она казалась отчужденной от общества. Но не эти её качества, а их контраст привлекли внимание самого Владыки, и та судьба, что настигла Эрику. Дело в том, что Сьёрберг не знала свою мать и весь сознательный возраст прожила с своим отцом. Когда девушке исполнилось двенадцать, старый охотник вдруг начал терять зрение, а вместе с тем и саму возможность выжить - "непризнанные" были суровым и бедным народом, они могли позволить себе кормить "лишний" рот, а потом слепого старика ждала смерть. Но девушка не позволила тому случиться - она с ранних лет стала ходить на охоту, на равных с взрослыми, часто сбегая из Оплота, а в особо суровые и трудные годы не гнушалась самой трудной и грязной работы, порой воруя ради пропитания. Не себя, но своего отца. Конечно, Эрику ловили и, конечно же, наказывали, от чего вся её спина была покрыта длинными бороздами шрамов от плетей - но никто не смел обрывать её огонь жизни, ведь, как говорили иные "непризнанные", словно сами духи коснулись её, отчего её иногда и называли "Лисбет", что значит "отмеченная богами". Так она и жила, безропотно вытягивая лямку за себя и своего немощного отца, пока однажды не появился Орден Обсидианового Сердца... Вернее все началось раньше, с смертью Хвоста, но кто теперь об этом задумывался? Многие стали связывать смерти и исчезновения людей с появлением демонолога, их вера крепла с каждой новой трагедией, и одна из таких однажды постигла и Эрику. Вернувшись в тот день и не застав в землянке отца Сьёрберг в первый раз в жизни плакала и, как говорили заставшие её у пустого ложа, говорила с духами, уперев взгляд в невидимую точку, словно там действительно кто-то был... Или же психика девушки просто дрогнула? Альфарий же, бессильный бороться с исчезновениями, ведь даже патрули и ужесточенные караулы не могли их предотвратить, решил, что если не удается решить корень проблемы, то следует хотя бы ослабить их последствия. Одинокую Эрику приняли в ряды неофитов, в знак того, что Орден не несет зла "непризнанным" и готов помогать каждому.
И быстрее, чем кто-либо мог подумать, девушка поднялась по иерархической лестнице, добравшись сначала до "Волчьей стаи", а после ставшей и рыцарем Ордена. Она проявляла невероятное рвение и упорство, ничем не объяснимое, словно бы сама боль утраты давала ей чудовищную силу двигаться вперед. Очень быстро Эрика освоила технику Непреклонного Часового, но вот по духу она все же была другая... Омегон, равно как и Альфарий, не могли не заметить этого. Девушка проявляла редкие лидерские качества, невероятно сочетая в себе отчужденность и способной парой фраз взбодрить взрослых и, казалось бы, павших духом мужчин. Сойдясь на мнении, что стезя рыцаря не подходит к столь редкому самородку, Эрика стала оруженосцем Владыки, личным подчайшим Альфария Магнуса де Кэсселя. Его Знаменосцем, помощником и правой рукой - той самой, что некогда отрубил Берсерку Виктор.
- Благодарю, Эрика. Почему ты не спишь? Уже поздно... - Магнус, ощущая как заплетается язык от выпитого, слегка пошевелил плечом и потер обрубок руки - фантомные боли не прекращали мучить его.
А тем временем ночь становилась гуще... И необъяснимое, новое чувство закрадывалось в душу Альфария. Кажется... сегодня у него будет гость?
Отредактировано Альфарий (2018-10-21 22:12:59)