Для 341-й роты, которую скорее правильнее было бы называть всё-таки батальоном после спешной реорганизации, бой протекал крайне сложно, и тому было множество причин. Во-первых, батальон уже достаточно долгое время продолжал поход усмирения, всё дальше углубляясь на север в своей охоте на мелкие (и не очень) шайки мятежников, стекающихся под флаги отступившихся от клятвы императорской власти баронов и герцогов, и моральный дух формирования уже как месяц держался только на авторитете командира и офицеров.
Во-вторых, линии снабжения батальона в какой-то момент оказались вынуждены поставлять провизию и ресурсы боеспособности нескольким другим отрядам такого же толка и всё чаще в последнее время случались перебои. Фактически, в этот бой «Сцинта» пошла наполовину голодной, поскольку пришедший накануне обоз с провиантом попросту не успели разгрузить. Разведчикам удалось заметить, что достаточно крупное формирование мятежников, наконец, покинуло леса и собиралось в единый кулак. Танвилль, командующий батальоном, увидел в этом возможность разбить «весь этот сброд» сразу, чтобы не отлавливать между деревьев, но вынужден был прождать почти сутки подтверждения своего запроса атаковать. Столичные интриги, до сих пор направленные по большей части на то, чтобы не давать простым людям представления о том, что в Мистерии разгорается пламя мятежа, стягивал многим командирам шеи подобно поводку.
Третьей причиной было подавляющее превосходство в численности. По первоначальной оценке, силы мятежников должны были быть не больше трёх сотен, и в этом случае состоящий из трёх сотен батальон Танвилля находился в более выгодном положении, поскольку, как армейское подразделение, полностью состоял из обученных военных и включал в себя несколько подразделений со своими командирами, способными к тактическому планированию, благодаря чему сам Гарвель мог сосредоточиться на стратегии. Но вместо трёх сотен «Сцинта» встретила под стенами Чаезы все пять, и как минимум одна сотня из этих пяти оказалась прекрасно обученным отрядом под рукой сильного командира. Установить его личность не удалось, но у Гарвеля и без того хватало проблем – «Сцинту» на марше, спешащую из своего временного лагеря к городу, преследовал летучий отряд, действующий в тылу, из-за чего фон Танвилль не смог ввести в бой тяжелое вооружение батальона – пять баллист и их охранение, а так же заводные торока со стрелами, копьями и запасными щитами для пехотных соединений отстали. Рота стрелков вынуждена была полагаться только на имеющиеся у них боеприпасы – и они быстро закончились, лучники опустошили по два тула со стрелами в первые же полчаса боя.
Без права первого удара и возможности сломать строй, которые предоставили бы достаток стрел и арбалетных болтов вместе с баллистами, «Сцинта» оказалась вынуждена с ходу ввязаться в пехотную свалку. Кавалерийское подразделение – единственное, оставшееся у Танвилля (поскольку в этот момент 65-ая кавалерийская под командованием Ханны де Кри стремилась доставить еще один обоз в расположение роты, а затем и вовсе вступила в бой самостоятельно и без координации со штабом батальона), не справлялось с нагрузкой и не успевало выполнять тактические задачи, которые ставил этому тяжёлому отряду капитан, поскольку вынуждено было всякий раз слишком долго возвращаться назад, к отставшему отряду обеспечения, вынужденному прикрывать тяжелые орудия, чтобы заменить копья. Уже после третьего такого рейда кони под всадниками в тяжелой броне устали – и сила натиска кавалерии упала.
Вне всяких сомнений, фон Танвилль всё еще был способен выиграть эту битву, но не был способен ничем помочь Чаезе, которая фактически подвергалась грабежу на его глазах. «Сцинта» увязла в массе пехоты мятежников, которой даже никто толком не командовал… До определенного момента. Затем уверенность в победе Гарвеля поблекла, потому что своё преимущество в наличии дисциплины и опытных воинов на постах десятников, командиров пятидесяти и командиров сотен он начал терять. В прямом смысле – на штаб капитана посыпались донесения о том, что в общей массе противника действует несколько крайне опытных солдат, которые появляются на тех участках сражения, где имперский батальон завоёвывает преимущество, создают там опорный пункт и начинают координировать действия солдат противника, сводя преимущество в тактике «Сцинты» на нет. Донесения другого толка были еще хуже – одного за другим подразделения теряли ветеранов. И не просто теряли – они теряли их так быстро, что это попросту казалось невозможным. Сначала – старшие в «пятерках», затем – десятники, позже – мастер-сержанты, несколько гонцов, члены отрядов, оказывающих помощь раненым, четверо командиров пятидесяти, один сотник и даже лейтенант, командовавший пехотным соединением. Все они были убиты в течение битвы – и все были убиты выстрелом из лука. По батальону поползли слухи о том, что у врага есть стрелок, способный совершать почти невероятные выстрелы – ведь сотник был убит стрелой, поразившей его в прорезь шлема, а лейтенант оказался просто изрешечен стрелами или чем-то похожим, не смотря на броню. Поползли слухи о том, что враг владеет духовной техникой вдобавок к своему ужасающему мастерству – мораль батальона падала так же быстро, как управляемость.
Вполне могло сложиться так, что, если бы не зазвучал над равниной у Чаезы рог, хорошо знакомый бойцам имперского батальона, рог Ханны де Кри, и если бы над хаосом схватки не пронесся яростный клич, увещевающий всех, кто имеет слух, о том, что командир врага убит, а мирные жители города спасены, всё могло произойти по-другому. Вполне могло случиться так, что, выиграй это сражение, мятежники получили бы в своё распоряжение не просто ресурсы города и его казну, а еще и опорную базу, которую пришлось бы долго и с большими жертвами штурмовать. Но удар по духу врага оказался слишком силён. Смерть командующего всего выбивает у солдат почву из-под ног… если уж погиб он – то что будет с ними? К тому же, перспектива быть поверженными ударами в спину и вылетевшая вместе со звуком рога конница из ворот произвели еще более сильный психологический эффект. Ряды противника дрогнули. И казалось, что в этот момент всё будет кончено - так легко уничтожить противника, когда он потерял желание сражаться, но в тот же момент, когда солдаты Мистерии с утроенной яростью, желая смыть с себя ощущение близкого поражения, едва их миновавшего, бросились на врага, их встретили копья и щиты той самой сотни, что была обучена лучше прочих.
Арьергард оказался не по зубам уставшим воинам Танвилля, отступал в полном порядке и дисциплинированно, так что каким-то невероятным образом врагу удалось минимизировать свои потери при отступлении. Когда же зазвучали боевые трубы, Гарвель понял – кто-то принял командование, более опытный, чем погибший командир, поскольку даже с дистанции, не находясь в прямом контакте с противником, капитан ощутил перемену в поведении воинства противника. Враг отступал от Чаезы, и, хоть его ряды осыпались окалиной трупов – два конных отряда теперь почти безнаказанно терзали фланги, а лучники, выдрав из трупов свои и чужие стрелы, наконец получили возможность снова вести огонь в полном составе, а не как раньше, брали с мятежников плату за их отход, было ясно – в преследовании без разведки нет никакого смысла.
«Сцинта» остановилась. Впереди у батальона был долгий и тяжелый день, в течение которого будет продолжаться подсчёт раненых, а лекари батальона всеми силами будут стараться спасти тех, кого еще можно спасти, и милосердно добивать тех, кого спасти нельзя, в Чаезе будет проводиться чистка с целью извести недобитков, пытавшихся затеряться в городе, отправка гонцов с запросами подкреплений и переоценки стратегической ситуации в регионе, установка временного лагеря на новом месте и подготовка к следующему броску... Через день батальон выступит снова – когда вернутся разведчики, посланные сопровождать отступающих мятежников, и станет ясно, где «Сцинте» следует нанести свой удар. Естественно, Гарвель не намеревался позволить им ускользнуть просто так. Но было еще множество вещей, которые беспокоили его в произошедшем, и пока лагерь разрастался вокруг, Гарвель вызвал к себе своих адъютантов и мага…
Химари Деко.
Позже. Полевой лагерь батальона близ Чаезы.
17087 год. 12 января. Вечер. Холодно. Ясное небо.
Не смотря на то, что после перелома в ходе битвы, в сражении Химари участвовать уже не приходилось, у неё было достаточно проблем и без того. Через какое-то время в город прибыло несколько отрядов, которые фон Танвилль наконец смог выделить для установления порядка в городе, и на плечи Деко свалилась вся тяжесть организации их действий – от необходимости докладывать одно и то же по десять раз разным ответственным за отряды лицам, до указания направлений и предупреждения прибывающих вслед за первыми отрядов других, чтобы они не атаковали друг друга. Пока что всё, что интересовало командиров этих отрядов – это «где население» и «где мятежники». И, не поучая четкого ответа, они обычно учиняли Деко форменный разнос, не обращая внимания на тот факт, что она, в общем-то, и не могла об этом знать.
Потом её ждал утомительный труд на поле перед городом – вместе с другими солдатами лисице пришлось растаскивать трупы, выискивая в общей массе имперских солдат, отделять их от трупов мятежников, что зачастую было довольно сложно, описывать снаряжение, передавать его интендантским командам. Батальон стремился вернуть себе как можно больше имущества и собрать трофеи, которые еще можно было использовать. На равных со всеми её бросили на строительные работы – ставить общие палатки, предназначенные для командного состава и лазарета, разгружать обозы. Прибывший вчера и её собственный – только сейчас, до сих пор этим особенно не интересовавшаяся, Химари увидела содержимое ящиков, которые доставила. И если вчерашний обоз доставил, в основном, провиант, то её оказался гружен куда более значимыми вещами. Во-первых, кавалерийские пики, без которых конные роты были как без рук, готовые материалы для ремонта доспехов – пластины и шины, кольчужные полотна, покинувшие кузницы Иридиума, готовые быть приклёпанными на месте, тулы с арбалетными болтами и стрелами, клинки для рядового пехотного состава, целые ящики, предназначенные лазарету – зелья, мази, хирургические инструменты, в общем, всё то, что батальон не мог бы произвести на месте сам, поскольку это потребовало бы слишком долгого пребывания на одном месте и требовало бы постройки основательного лагеря и временных мастерских, что для батальона являлось непозволительной роскошью. Но самое главное, конечно, была казна – прячущийся в одном из ящиков «под хлеб» стальной сундук. То, без чего солдаты резко теряют желание повиноваться – жалование. Теперь становилось более-менее ясно, почему фон Танвилль позволил целой роте покинуть расположение части, чтобы сопровождать обоз на сложном участке пути, хотя «сложным» он был только для разведчиков, интендантская служба полагалась только на непривлекательность маленького обоза по сравнению с поездами по восемь-десять повозок, ушедших раньше.
Только ближе к вечеру у Химари, наконец, появилось свободное время и возможность выяснить судьбу, во-первых, подчиненного ей отряда стражи, оставшейся с ним Ольви, а затем и Ханы. С отрядом было всё в порядке – его не ввели в бой, оставив в качестве охранения позади батальона, вместе с баллистами и обозом, так что Ольви и её люди отделались лёгким недовольством. Де Кри же временно отстранили от командования ротой и насильно сослали в лазарет – её раны оказались достаточно опасными даже для того, чтобы лечить их при помощи алхимии «в поле». Еще у Химари было время поесть – развернутая полевая кухня снабдила её, наконец, горячей пищей в виде достаточно наваристой похлёбки, каши и хлеба, но затем её наконец разыскал кто-то из младших офицеров командующего и, всучив пропуск, вместе с ним передал вызов в командный шатёр.
Цели миссии обновлены!
Сталь х3
Мягкая кожа х2
Топаз х1
