1. Имя, Фамилия (прозвище или псевдоним, если есть):

Лаеф Ануид, при жизни – Лаеф Хаш’Амь

Прозвища:

«Бесхвостый», Кровоглот или Кровожад, Одинокий охотник, Алый голод.

2. Классификация игрока:

Член организации

3. Деятельность:

Вампир клана «Ануид». Рядовой солдат, отделение разведки.

4. Раса и религия:

Вывший вифрэй, ныне вампир. Всё ещё верует (пусть и отрицает) в единую Природу, воплощённую волей Этерии или Иэлении. В посмертной жизни стал обращать внимание на Белиара, пусть и делит почитание со злобой зависти (слишком много крови проливается во имя этого бога бесполезно с точки зрения вампира)

5. Дата рождения и возраст/На сколько выглядит по человеческим меркам:

12 июня 16857 года | 230 лет

Был обращён на 80-м году жизни зимой 16936 года. Выглядит на этот возраст для вифрэев, людям покажется мужчиной лет 30-35.

6. Характер:

Не’когда, Лаеф был живым. Во всех смыслах. Он понимал боль утраты, не хотел вредить другим, и как истинный вифрэй, умел учитывать, как интересы окружения, так и свои собственные. Однако, всё изменилось за какой-то месяц- от момента обращения в вампира, до выхода из застенков Ануид. Пожалуй, последнее, что осталось в лисе от прежней жизни – чувство общности. Всё же как бы он ни ненавидел клан Ануид за то, что с ним сделали, он понимает простую вещь: покинуть клан – покинуть этот мир. За ним начнут охоту ещё одни его собратья (кроме ордена Зрячих), а также прочие, кому он встал поперёк горла одним фактом своего существования. На этом же основании Лаеф ощущает хотя бы мнимую привязанность к своей бывшей (а так как брак никто не расторг, и нынешней) жене Теххи, пусть это разбавлено огромным пластом недоверия, основанном на разнице положения Неро и Лаефа в клане.

Что же по осколкам личности? Вампир подозрителен. В любой ситуации, где потребуется поверить кому-либо просто так, без объяснений, эти объяснения будут выбиты, а требующий веру может ещё и жизни лишиться за подобное поведение. В особенности, это касается Ануид, где за жесткостью таится и коварство, и где многие головы покатились с плеч за излишнюю доверчивость к окружению. В целом, как сказано выше, клан Лаеф принимает и ненавидит одновременно, так что подобная поведение вполне естественно. Как следует ожидать, отсутствие доверие к вампирам что должны быть «своими», переносится на другой мир, где о доверии в принципе не может быть и речи. Любой, так или иначе, должен быть полезен, или искать свою пользу в общении с вампиром.

Отыскать эту самую пользу, правда, будет очень непросто. Большинство живых и мёртвых Лаеф просто-напросто презирает (как Ануид) или завидует им (от себя) за то, что он сам лишился. Ведь едва став вампиром, он, как вифрэй, потерял половину того, что имеет каждый представитель этого вида (слух стал едва «живым», нюх почти ушёл, даже зрение словно бы потеряло свою остроту) – и это при всём его стремлении изведать ту, невидимую, грань мира, сокрытую ото всех! А потому, порой, испытывает удовлетворение судьи, что приносит в этот мир справедливость. Свою, естественно, для других недоступную.

Заинтересован кровью. Да что там – одержим ею, ведь в речи часто использует слово «кровь» для обозначения личности или расы. Холодная кровь – вампир, гнилая кровь – нежить, и так далее. Кроме естественного голода, вызванного проклятьем, Лаеф всеми правдами и неправдами ищет ответы на непростые вопросы. Откуда взялись вампиры? Что за сила движет их голодом, меняет их тела? В чём таинство и связь их расы с магией крови? – и многие-многие другие. Познания в магии крови, пожалуй, единственное, ради чего бы Лаеф не стал бы убивать носителя этих знаний. Если тот, естественно, будет ими делиться. Иначе эти ответы из него выдернут силой.

Вообще, силой Лаеф любит действовать больше всего, потому что бой – его стихий. Гнев огня подстёгивает мёртвые чувства, жажда крови пробуждает хоть какие-то эмоции, а боль напоминает о том, что пусть извращённо, но всё же он жив. Из-за этого Лаеф ещё столь одержим кровавым голодом, даже больше прочих вампиров, и готов пить кого и что угодно, уделяя внимание, правда, различным магам. В бою быстро забывается, то и дело впадая в исступление. Словарный запас сокращается до ругательств, среди которых излюбленными являются «мразь», «шваль» и «тварь», за удобство их произношения. В зависимости от тональности, может использовать их как похвалу. В то же время, сам очень плохо сносит оскорбления в свой адрес, даже шутливые. Хотя шутки порой любит отпускать по делу или не особо, пусть его чувство юмора граничит с самой чёрной сажей.

Парадоксально, но логично следует из одержимости боями – вампир всё же боится за свою «жизнь». Страх сидит где-то в подкорке, и зачастую просыпается уже поздно для сохранения тушки жизнеспособной, но сам факт показателен – вифрэю совершенно не понравилось умирать, чтобы он ещё бы раз решился пройти через такое. Напротив, он бы многое отдал, чтобы вернуться к тому, кем он был тогда! Хотя эта мечта, опять же, является лишь глубоко потаённым желанием, тайной о семи замках.

7. Внешность:

При жизни Лаеф был уже полноценным взрослым вифрэем со всеми характерами чёрточками своей расы. Тут и воистину пушистый хвост, который, порой, приходилось обстригать почти начисто, чтобы не оставлять повсюду свою шерсть. Небольшие для лис, но всё же заметные остроконечные ушки, которые, зачастую, либо торчали «парусом», либо прижимались к голове и почти сливались с густой шевелюрой цвета молодых каштанов. Наконец, телосложением хвостатый также не вышел, будучи внешне (да и в физическом смысле) не самым занимательным представителем мира Природы. Разве что лицо почти что треугольной формы, несмотря на свои «остроты», было весьма приятным – чуть пухленькие щёчки, что так забавно тискать; выточенный как из дерева аккуратный нос; внимательный и чуть залихватский прищур тогда-ещё-карие глаз (сказался опыт моряка, что выглядывал землю сквозь туманы и прочие радости. Сохранился в посмертии, скорее как данность, чем необходимость).

Многое поменялось после обращения. Лицо вампира постоянно искажает его жутковато-безумная ухмылка, что вкупе с мертвецко-алым цветом глаз может довести до испуга даже весьма стойкие личности. Проблема сей улыбочки, как ни странно, физиологическая – и без того нескромные клыки арденского хищника стали только больше после обращения, из-за чего держать рот закрытым (в прямом смысле слова) было просто неудобно. Заметив эффект, который оказывает его физиономия, Лаеф и вовсе принял эту данность как нечто полезное для себя.

Холодность. Вампиры в принципе не отличаются теплотой, однако вокруг Лаефа постоянно присутствует словно ореол прохладного воздуха. Возможно, в большей степени виновата его кожа – бледная даже по меркам вампиров, из-за не самого удачного обращения. Аналогичный след неудачи несёт его шея, на которой виднеется застарелый шрам, словно бы дикий барс драл своими когтями. Другие следы ранений на спине, однако, относятся к ещё прижизненному периоду, но от этого не стали менее заметны или менее ненавистны для вифрэя.

Предпочтений в одежде, как таковой, не имеет. Готов ходить хоть голым, хоть в одной холщовой повязке – всё равно рано или поздно случится очередной бой, и всё, что было на хвостатом, придёт в негодность или покроется толстой коркой крови, его или соперников. Так что старается, если в целом, носить что подешевле да поудобнее. Последние украшения, что остались при Лаефе – «Глаз» Зрячих, что в исступлении был порезан, почти расплавлен и разбит молотком, а также кольцо-печатка, снятая с одного из трупов. Зачем? Просто потому что Лаеф мог и хотел это сделать.

8. Биография:
• Место рождения: Ардения, деревня Оррайя

~Мы рождены кровью~
Годы жизни: 0-14
Основные события: рождение, осознание дара, болезнь отца, встреча с Ахри, вступление к Зрячим.

В давние времена, в скромной деревянной лачуге проходил естественный, в общем-то, процесс. Роды не первые, родня помогала: Маэт старательно грел воду, приносил попить чай или сок, а бабка Зари, выполняя роль повитухи, принимала новорожденного Лаефа. Всё было бы не столь значительно, если бы в момент первого крика ребёнка вся окружающая кровь не свернулась бы в мгновение ока. Отца это откровенно напугало, и ещё хуже ему стало после слов Зари: «Отмечен магией цвета крови. Многие беды ждёт его дар».

Сперва всё шло как обычно для среднего такого лисёнка. Ребёнок был шебутной: пока учился ходить – уронил на себя тазик с рыбьими потрохами, сам же этого испугался и сам же от себя хотел убежать, не умея бегать. К счастью для лисёнка, Охра была деревенской травницей и лекарем, так что большинство болезненных последствий Лаефу удавалось избежать с минимальными последствиями. Чему-то она его даже постепенно учила – есть или не есть такую-то травку, или как сделать крепкую повязку, чтобы не упала во время игр. Познание шло небыстро, но всё же шло. Позднее юнец стал даже помогать при серьёзных травмах, что и послужило окончательным пробуждением дремлющей магии. Поздний вечер, мать ушла на причал встречать отца, а в семействе резчика по дереву – беда, его сын во время занятий крепко повредил руку, из-за чего кровь идёт не переставая. Что уже не делали, всё не помогает – а ребёнок уже бледный. Кровь, мольбы испуганного родителя и одиночество пред лицом угрозы (вот не задался же вечер, мог с братьями да сёстрами сбежать!) кого угодно могли довести до исступления чувств, что уж говорить про совсем маленького лисёнка. Тонкая грань между прорвалась, и магия вновь проявила себя – ранение ребёнка покрылось столь плотной кровавой коркой, что об неё можно было даже порезаться, а сама она болезненно стянула кожу в этом месте. «Лучше потерпеть, чем помереть» - философски заметил отец спасённого мальца, и покинул дом лекарей с выражением глубокой благодарности Лаефу. Но вот после этого дня начинались куда как более серьёзные трудности, и даже в самых безобидных играх, порой, распалённый мальчуган ненароком вредил другим детям. Это ему прощалось, ведь все понимали – он просто не контролирует свой дар, а магов с такими возможностями (да и просто ведунов) поблизости не было. Однако воля случая в итоге решила вывести лиса-«ведуна» в вынужденную изоляцию.

Это случилось на десятом году жизни. Маэт, желая перед штормом вытащить лодку на берег и закрепить её, замешкался буквально на мгновение – и вот уже лихая стихия могла делать с ним всё что пожелает. Результат столь близкого знакомства надолго уложил главу семейства в постель, и, хотя на помощь пришли уже его братья, оставлять рыболовство было совершенно нежелательно. Лесники и камнетёсы, рудознатцы и торговцы – все они жили и питались, в том числе, добытой Маэтом рыбой. Так что его наследники стали поспешно постигать ремесло рыбаков и моряков, в том числе и Лаеф. Сперва он не особо проникся столь тяжёлой для вифрэев работой, но вскоре оценил основную прелесть – там, в море, он никому не вредил. Ни друзьям, ни родителям, ни случайным гостям дома. Вокруг было лишь море, тишина и бескрайнее небо над головой. Да, сперва был «голод» до общения, но его он научился утолять вечерами с отцом, проводя их в тихой беседе параллельной с лечением.

Всё бы так и закончилось в одиночестве скитаний, если бы до селения, в коем-то веке, не добрались Зрячие рангом повыше. Сперва они не считали мальчонку угрозой, но всё же местному посту показалось, что даже удаление от источников крови не ослабляет дара. И тут пришла Она – Ахри. Не то чтобы легенда, но известная в своих кругах женщина, наделённая мистическим взором. Лишь взглянув на Лаефа, она однозначно сказала: «Его магия уже подобна дикому огню, что может сжечь дом, но если ему помочь – может и согреть». В итоге, не за один вечер, но мистик всё же привела родителей к единому мнению – такой дар стоит держать рядом с теми, кому он поможет, а не навредит, и которые могут помочь развиться. Сам Лаеф… В общем-то, ему честно было интересно. Ведь там, даже недалеко от берега, он видел бескрайние воды океана, и мог лишь мечтать о том, что же там, по другую сторону синевы. Кроме того, слова Ахри о том, что его дар больше не будет случайно делать другим больно, определил решительность паренька. Так, в рассветное утро своего дня рождения, отметив четырнадцать лет, он отправился вместе с наставницей туда, где его ещё не ждали, но он был уверен – там он пригодится.

~Нас взрастили кровью~
Годы жизни: 14-80
Основные события: тренировки с Ахри, открытие мистического взора и магии огня, первая самостоятельная работа, совместные миссии с Теххи, свадьба, последняя миссия.

Но первые годы обучения показали, что не всё так радужно. То есть да, его ждали, и он был полезен. Но от него тоже чего-то ждали. И хотели, чтобы он стал ещё полезнее. От Зрячих требовалось то, что лису было совершенно непонятно, неприятно и неизвестно – послушание от дисциплины. Как и всякий уважающий себя вифрэй, он уважал старших и слушал Старейших, он пел вместе с Старостой на праздник и приносил дары Природе с Сказителями. Но чтобы так, порой против своей воли, взять и пойти учиться, а не понежиться на солнышке – нонсенс. Но Ахри как никто другой умела быть убедительной. Палка, строгий нрав и воистину мистический взор, что пронизывал мальца насквозь, делали эту женщину в глазах подростка просто чем-то поднебесным, строгим и справедливым судьёй его жизни. В общем-то, от неё шли не только требования, но и познания. Так, она одной из первых поведала ему о магии, и открыла что чары – это не просто случайность, но и кропотливый труд, открытие многих магов до него и неё. Чары плелись эфиром, который пронизывал всё вокруг, и что есть те, кто изучают его – эфирологи. Забавно, но именно этот аспект больше всего заинтересовал юношу. Видеть то, что другим не дано – чем не достойное стремление? А уж понимать, что видишь, и вовсе похвально. Видя старание на этом поприще, Ахри как могла, так помогала – тут и тренировки, и даже некоторые учебники. Правда, все они были на эльфийском или тёмноэльфийском языках, из-за чего и ученик, и наставница проводили ночи за кропотливым их изучением. С такой подготовкой несложное вступительное задание прошло для юноши практически незамеченным, если бы не одно «но». Плавание в Серебряные доки. Привыкший к рыбацким лодочкам и своим деревням, вифрэй был буквально потрясён тем, что ему пришлось увидеть. Оказывается, мир куда больше, чем он даже мог себе представить, а уж сколько живых существ его населяют! И хотя к нему в Левиане относились настороженнее, чем в Ардении, и выставили охрану, малец не преминул воспользоваться возможностью познакомиться с кем-нибудь, кто ему расскажет про мир, про то как его рисуют на картах, откроет тайны животных и птиц, монстров и прочих созданий. Сперва это были местные вифрэи, потом удалось поговорить и с парочкой людей и эльфов. Покидать этот город было сверх всяких сил, но хвостатый знал, что рано или поздно он вернётся. А чтобы это можно было сделать безболезненно и безбоязненно, требуется учиться, учиться и учиться! Так, некогда упорно занимающийся лишь данным от рождения даром, юноша попросил у наставницы помощи с ростом и в иных направлениях, открыть в себе новую стихию. Эта задача не самая тривиальная - сказывалась не самая большая для мага одарённость - и даже возросшее количество стараний особо не помогало. Не идёт тут, хоть убейся. За чередой неудач, бесплотных попыток найти ну хоть что-то, воззвать хотя бы к разуму (хотя какой там разум у столь юного создания?) привели к натуральной вспышке ярости во время очередной попытки, и - вот, наконец-то! - пробудился огонь.

Годы шли, и из неуверенного в своих силах рыбака постепенно ковался настороженный (спасибо дару крови) и порывистый (сказался открытый дар к огню) Прозревший. Ахри всё меньше прибегала к палке, и от неё можно было услышать и похвалу, что для Лаефа было дороже других похвал. Не забыл он и о семье, порой наведываясь к ним с историями о своих приключениях по всякому удобному случаю. Но Прозревший – это вам не ученик, и времени становилось всё меньше, нагрузок – всё больше. То в один край Ардении, то в другой, то в горы к эльфам, то в болото к лягушкам. Веселья хватало, но рано или поздно надо было расти выше. И тут Ахри помогла своему воспитаннику в последний раз, помогая ему стать тем, кем он давно хотел – прям зрячим Зрячим, видящим мистику. Год прошёл в плотных тренировках и учёбе сути магии, год новых открытий и расширение собственных возможностей. Будучи не самым слабым (сказались силы, полученные во время тягания сетей и плавания на вёслах), юноша пошёл дальше, и стал целить на Красного Руха (как на пример), то есть учился мастерству боевого мага. Вскоре произошла последняя встреча с Ахри – наставнице пора было брать нового ученика, а Прозревшему идти дальше. Хоть это было и ожидаемо, всё же сам себе и ей Лаеф посчитал нужным напоследок признался, что кроме уважения, испытывал к ней и искреннюю любовь за всё то, что она для него сделала. Сперва любил как мать, после – как вифрэйку, что дала ему столь многое. Ночь за признанием была последней в их истории, но то была их ночь. Вскоре мистик защитил своё звание Зоркого.
Новый сюрприз ждал его через несколько лет заданий. Были успехи, были поражения. Однажды, зарвавшись в одной из своих миссий, хвостатый оказался бит кнутом. Не до переломов, но крови и боли было немало. Подобные эпизоды отзывались горечью, но то была необходимость, очередное напоминание о том, что служба – пусть и почётный, но опасный долг, в котором надеяться и верить можно лишь своим товарищам. И таковым оказалась Теххи – девушка, дочь Зелёного Рух, случайное (ли?) воспоминание из его далёкого детства, когда усы были короче, а хвост – не таким пушистым. Правда, сперва парочка совершенно не сошлась характерами – их подходы к магии (созидание против охоты на магов), само выполнение заданий (осторожность против удалого нахрапа) не способствовали единению, однако общий дар крови, общее понимание долга, и, наконец, общие задания помогли достигнуть вифрэям желаемая единения душ, за которым последовала и ожидаемая свадьба. Родственники и случайные гости танцевали у ритуальных костров, соки и настои трав лились рекой, в то время как для него в эту ночь не было ничего, кроме её глаз и её аромата. Всё она, и он весь – для неё. В том они клялись перед духами.

Событие не прошло незамеченным, так что новое семейство смогло потребовать для себя более ответственных миссий, ведь их связь теперь – чуть больше, чем просто товарищество. Обдумывая эти события позднее, Лаеф понимал, что они были слишком самоуверенными, оставаясь, по сути, слепыми, пред лицом реального мира с его безграничным числом опасностей.

~И мы погибнем от крови ~
Годы жизни: 80-229
Основные события: налёт на деревню, обращение в вампира, «голодные игры», вступление в отделение разведки, «Алый голод»

Старая деревня. Некогда тут останавливался караван вифрэев, за которыми охотились Теххи и Лаеф. Правда, как говорили местные жители, ничего подобного они уже давным-давно не видали, а уж людей о хвостах и шерсти ну точно бы признали. Подобные новости странно было слышать, ведь никуда иначе повозки двинуться не могли, только вот ночь утра холоднее, так что хвостатые, не без труда, определили себя на постой. Спокойствие прервал истошный вопль, вслед за которым внутрь дома, где спали Зрячие, ворвался вооружённый безумец. Магия крови остановила его порывы, и пока жена готовила чары для побега – мистик вырвался наружу, как всегда устремился в горнило опасности. В глазах мельтешило от аур, что были отмечены кровью, а обычный взор застилала гарь и пожары. Вроде один или пара-тройка нападавших пали от руки мистика, но всё же их численность взяла вверх, а выносливость вифрэя, напротив, подвела его. Чувствуя привкусь крови на губах, последнее что он запомнил – болезненный укус в шею, за которым последовал ехидный смешок «посмотрим, добрая ли ты добыча»

Следующие годы прошли как в бреду, как один сплошной алый сон. Лаеф помнил первые мгновения пробуждения, когда ему хотелось выть от голода, что ломал его тело. Он помнил попытку разодрать самому себе горло, потому что не хватало воздуха. Помнил о том, как рядом визжали, орали и стонали другие «счастливчики», которые собрали в ту ночь. Но в итоге, он выжил. Выжил ценой жизни других. Им давался лишь один живой для насыщения. Что это, для целой толпы только созданных вампиров? Люди пытались как-то избежать этого, шли на сделку с совестью, а вот вифрэй в отношении чужого для себя народа уяснил одно: хочешь выжить – жри других. И он жрал. В первый же день поголовье новичков сократилось на три вампира, которых он буквально растерзал голыми руками. Что сделают вчерашние крестьяне против умудрённого годами Зрячего? На следующую кормёшку, погибли ещё пятеро. Звериная ярость – это было последнее, что чувствовал и что мог в себе вызвать Лаеф. Он словно бы ослеп, оглох и потерял свой нюх, руки и ноги отзывались как-то иначе, а кожа стала бледной и холодной. В единый миг, как только очнулся в том бараке, Лаеф потерял всё то, что делало его живым. Долг, честь, обязательства? Всё это размывалось, отступило на второй план. Выживание, побег, утоление жажды – вот что стало важно. Признаться, позднее хвостатый признал мастерство «дрессировщиков» Ануид – они достаточно быстро ввели его в состояние шока (хотя казалось бы, какой шок у мёртвеца?) разлучив с женой и проводя постепенное, но эффективное воздействие на его восприятие. В конечном итоге, перед ним обрисовали простой выбор, озвученный ранее – умри и возвышайся, или просто стань кормом. Умирать ещё раз вифрэй не хотел совершенно, и, хотя бы, внешне, он подчинялся. Как он сам понимал, где внешне – там и внутренне, вопрос лишь времени. А времени у вампиров было превеликое множество.

Закончив с «подготовкой», новых Ануид вывели на привычное для клана знакомство с главой. Там, кроме встречи с тем, что когда-то ему было «женой», новообращённый открыл для себя Лорда-Вампира. Непонятное желание склониться перед ним, трястись в страхе дополняло естественную для мистика жажду понять, что это перед ним – и как с этим бороться. И хотя тот визит прошёл без сучка и задоринки (лис предпочёл молчать большую часть времени, отвечая односложно), Верховный отметил «сомнение» в новом солдате, а потому отдал его на «перевоспитание» палачам. Всего месяца хватило для того, чтобы ещё доживающий рассудок Зрячего окончательно лопнул под напором внешней силы. Сломленного, Лаефа отдали в разведку – как бы насмешка над тем, чем он занимался раньше.

Жизнь вампира была проста и монотонна. Бои, бои, обучение, бои, налёты, бои, жажда, бои, обучение… Некогда выработанный стиль, на грани между осторожностью и порывистостью, окончательно ушёл в безумный натиск. Вампиру было не просто «не жалко себя» - только в боях он начинал чувствовать себя живым. Кругом лилась кровь, его жажда затухала как довольный, напившийся крови волк, чтобы всплыть позднее и вновь вцепиться в глотку своему хозяину, а он уже, в свою очередь, будет грызть и терзать других. За своё «бешенство», Лис «удостоился» звания «Кровожад», то есть даже по меркам Ануид его голод крови был чем-то ненормальным. Правда, со временем Лаеф постепенно менялся, и за этими изменения он следил первым. Некогда повисший мёртвым грузом хвост стал снова слушаться его пожеланий, а руки, пусть и оставаясь холодными, стали всё более отзывчивыми. Магия? Это было слишком простое объяснение для мистика. Он искал ответы, любым путём. В одиночку, порой, вырезая скромные лесные деревушки только ради того, чтобы получить новых вампиров – и тут же убить их, набирая материал для своих изысканий. Одинокий охотник и его Алый голод – вот два вечных спутника, что вселяли ужас отдалённым селениям запада, и за что Лаефа недолюбливали в разведке. Всё же не их это дело, пусть и норма для Ануид относиться к еде столь пренебрежительно.

С годами, вампир не только раскрывался в новом теле, но и совершенствовал старые навыки. Некогда основное оружие, меч окончательно был заброшен на полку. Слишком чисто, слишком далеко от живого, пульсирующего кровью, тела. Руки, наручные когти, клыки – вот выбор, что был достоин его безумия. Наконец, его собственное тело и кровь стали ему оружием, а огонь добавлял в кровавый карнавал приятный (наверно, вампир не чуял) запах палёных врагов. Но у любой силы есть слабость, у действия – противодействие. В своём безумии, лис был крайне опасен против живых и одарённых противников, но как случилась война нежити – он трижды чуть не погиб, лишь чудом вырываясь из окружения. Подобные вещи, вкупе с постепенным «оживлением» тела мало-помалу меняли отношение Лаефу к миру. Так он даже вспомнил порядком забытые умения, что получал в школе Зрячих – ставить и снимать ловушки, умение взламывать замки и даже красть что-то у ещё живых. Последнее, правда, быстро наскучило, и ещё одной деревенькой стало меньше. За время конфликтов с нежитью, мистик немного приобщился к доступным вампирам тайнам о некрологии, в основном уделяя внимание мистической составляющей призыва, и характеру проявления эфира смерти. В качестве побочного интереса, были и спектральные создания, но они для вампира представляли наименьший интерес. До самой победы Одинокий Охотник, под руководством офицеров, устраивал набеги на аванпосты обеих армий, всё больше и больше вспоминая давно выбитую из головы палачами мысль – Ануид не всесильны.

~ Бойся старой крови ~
Годы жизни: 229-230
Основные события: Почётное изгнание

Последний годы в Империи положение Ануид становилось всё менее и менее спокойным, и Лаеф знал – быть войне не только среди людишек, но и среди них, детей ночи. Это устраивало вампира куда больше той серой тягомотины будней, что он уже пережил, лишь в последние годы разбавленной «жизнью» в виде налёта за новобранцами или хорошей драки с нежитью. Кроме того, слухи говорили о серьёзной потери у Бернэ... Поэтому, когда ему объявили о переводе под руководство другого офицера и грядущей «великой миссии», хвостатый даже немного воодушевился (пусть он и понимал, что разведка просто хочет окончательно избавиться от Кровожада, который был полезен ещё в той Империи, но в нынешней оставлял слишком уж яркий кровавый след за собой), но настроение рухнуло ниже некуда после двух уточнений – офицер из отделения палачей, и это – она. Неро. Последние полвека он практически не встречался с своей женой. Как вифрэйка, она перестала существовать для него давным-давно, как некто внушающий доверие – с момента её повышения. Но всё же… Среди всех прочих вампиров клана, не было никого, кому бы Лаеф в принципе рискнул бы пойти в подчинение. И он рискнул.

Их «великая миссия» заключалась в открытие нового фронта борьбы с «трусами, что смеют называть себя «истинными порождениями крови»» - пустынными кланами. Безумие? Безумие. Возможно потому оно и понравилось Лаефу, в котором, как бы он сам ни хотел, плескалась кровавая жажда Ануид. И сейчас её требовалось утолить там, на Востоке. В краю тёмных магов и торговцев… И секретов крови, таинства Белиара. Это, пожалуй, устраивало одинокого охотника настолько, насколько это в принципе было возможно.

9. Мирные умения:

10. Боевые способности персонажа:

Ураган из лезвий, крови и когтей, живое воплощение ярости вампиров. В силу определённых причин, только в бою Лаеф ощущает хотя бы тень того, что он потерял после обращения, из-за чего в драку хвостатый рвётся со всей доступной себе горячностью, а противников рвёт и терзает на части наручными и собственными когтями, грызёт их клыками или рвёт магией крови/огня со всем талантом, что он обрёл за бытность мистиком и оружейником крови. Практически не отдаёт себе отчётности во время хорошей заварушки, и лишь два события могут выдернуть его оттуда – приказ вышестоящего вампира (в идеале, с приложением кровавого подчинения) либо собственная смерть уже прямо за спиной.

11. Тип распределения опыта:

Ручной

12. Ваше состояние:

За свою «обычную» жизнь скопил на скромный домик в Ардении с собственной лодочкой, всё благополучно сгнило или досталось в наследство родственникам. Относится к этой «утрате» как к чему-то своему, но что вроде уже и не надо

В клане занимает прочную позицию полезного нахлебника, не требуя большего, чем качественное снаряжение и оружие, взамен предоставляя всю свою безумную ярость. Живёт в общинных казармах или лагерях разведчиков Ануид.

Анкета игрока