Ответом было безапелляционное «Войди». Уже по голосу только ивейн точно могла сказать, что её визитом фон Дермент недоволен, не то что необходимостью тратить время, был раздражен, не в себе или… Впрочем, причина такого недоброго приёма стала ясна сразу же, как Вай приоткрыла дверь, чтобы, собственно, войти. В своей комнате Лекс был не один.

Он сидел, облокотившись на стол левой рукой, откинувшись на спинку стула, в одних только своих брюках да сапогах, на которых еще виднелся сползший вместе с истаявшим давно уже снегом пепел, грязными разводами. Правая же рука его сейчас была во власти другого человека. Изуродованная, иссеченная глубоким, длинным разрезом – от кончиком пальцев, по запястью, через предплечье и плечо. К груди, прямо к центру, до самого сердца. Изломанный, ветвистый, неровный – будто молния. Рядом с Лексом сидел северянин, мрачный и сосредоточенный, костяной иглой и оленьими жилами он стягивал края раны. Превращая всё еще слабо кровоточащий разрез в просто рубец, пусть и по краям странно темный, будто…

Будто в него и правда ударила молния.

Барон был весь покрыт испариной, его седые волосы, стянутые в хвост, тоже были мокрыми от пота, но он терпел. Наверняка это был весьма болезненный процесс – зашить столь длинный разрез в его теле, но Лекс всё равно терпел. Пустая бутылка из-под грога стояла на столе. Видимо, выпитая в попытке приглушить боль или использованная в виде средства против заражения. Тазик с окровавленной водой… Несколько тряпок, светильник. Лекс поднял глаза на вошедшую – желтые, светящиеся злобным огнём, прожигающие насквозь, секунду они, казалось, выбирали для Ивейн максимально мучительную смерть. Затем Делеври моргнул – и желтизна его глаз начала постепенно меркнуть. Спустя пару секунд его глаза снова станут тёмно-синими. Точнее. Глаз – правый так и останется желтым еще надолго.

– Прошу прощения. Чем могу помочь? Время довольно позднее. – Последняя стяжка, высверк ножа – и, наконец, первые чистые тряпицы покрывают руку, скрывая под собой еще один шрам. У Лекса их много – по всему телу. После обороны Иридиума их стало до обидного много. Напоминание о его провале… И о его достижениях тоже. Потому что барон выжил, не смотря на все эти страшные раны, заставившие его пролежать в госпитале несколько недель. Видимо. По той же причине, не стал убирать их при помощи магического лечения – даже этот шрам на лице. Напоминание.

И что-то в этом человеке неуловимо изменилось. Всегда, когда Ивейн видела Лекса ранее, у неё складывалось справедливое впечатление о том, что он находится в плену своей магии. Что она диктует ему, как именно действовать и что делать. Теперь же… теперь же, казалось, фигура, даже тень Лекса стали чуть больше. Казалось, будто его огонь из вечно тлеющего и вспыхивающего, обжигая всё вокруг, превратился в мерно гудящее пламя, подчиняющееся… воле? Он будто бы... вырос? Только за одну эту схватку?

Сведения Ивейн были не совсем верными – зелий у Лекса больше не было. Последнее имевшееся у него в наличии он истратил на Грона, другое находилось у Йирта. А исцеление… Вполне возможно, он и правда отказывался убирать шрамы из каких-то личных соображений. На самом деле, конкретно сейчас барон готов был бы избавиться вообще от всех шрамов, кроме самого свежего – это, всё же, была метка его Стихии. Но прошло слишком много времени, чтобы стереть другие – они уже впечатались в солярную структуру тела. Стали его частью. И уж что скрывать, Алекс сделал это специально, неосознанно последовав древнему обычаю племени из которого происходил… Метки должны остаться. Все его неудачи будут с ним. Все, кого он не смог защитить, будут с ним. Все, кого он убил, будут с ним. Они составят лабиринт, защищающий его разум и душу.

– Ничего страшного. – Лекс коротко кивнул горцу, закончившему перевязку, и тот, собрав немногочисленные инструменты, а так же прочие кровавые обрывки, удалился, оставив их с Валкорион наедине. Барон поднялся со своего места, взял влажное полотенце, старательно обтёрся – на ткани появились бледные розоватые разводы. Откуда они?... Стало понятно, когда фон Дермент пошел за рубашкой, брошенной на постель – вот эти шрамы на спине. Несколько грубых, уродливых рубцов, будто чьи-то страшные когти вцепились в его спину и проскользили по костям. Шесть параллельных ран, которые перечеркивал след от ожога – такие небрежные стяжки… В какой же спешке его зашивали? Здесь и не пахло целительством – барона будто собрал какой-то мясник в более-менее целый кусок. И два рубца, кажется, совсем недавно кровоточили. Старые раны еще способны открываться?...

– Я отвечу на твои вопросы. На некоторые. Ты должна понимать, что то, с чем мы сражались, не имеет места в этом мире. Даже знание об этом – ужасное бремя. Там, далеко на юг, в столице, в Башне Министерства, я узнал о множестве ужасных вещей, которые будут преследовать меня, из-за которых за мной теперь всегда следит неусыпное око Магистрата. Поэтому хорошенько подумай, о чем именно ты хочешь меня спросить. Потому что, возможно, это око обратит внимание и на тебя. – Лекс, не утруждающий себя застегиванием рубашки, жестом предложил гостье присесть где-нибудь и, вытащив из сумки у кровати еще одну бутылку грогом, откупорил её. Сделал несколько глотков. При этом по-странному задумчивый взгляд барона ни разу не выпустил Ивейн из виду – кажется, Лекс четко ограничил её внимание вполне ясным намеком, но… Кажется, выбор был все еще за ней.

– Ох ну конечно, тебе нужно «заполнить пробелы». А знаешь, что нужно сделать мне? Доставить всех вас в Иридиум в кандалах! – Лекс, за долю секунды взявший разгон от вполне спокойного человека, контролирующего свои эмоции, прорычал эти слова так, что, казалось, ещё мгновение и он оторвёт Ивейн голову - и ведь было чем! Правая рука фон Дермента, указательный палец которой сейчас осуждающе указывал в сторону водяной волшебницы, представляла из себя ревущий сгусток пламени и бурлящей лавы, запечатанной в какое-то подобие наруча. И палец заканчивался вполне себе выразительным когтем. Лекс заметил это и сразу же встряхнул рукой, вернув той вполне человеческий вид. – Ты коснулась ужаса из глубин Вселенной. Лишь малой его частички. И он едва не уничтожил тебя. Но это ещё не всё. Возможно, он заразил тебя и прорастает сейчас в недрах твоего разума, а ты даже не замечаешь этого.

Барон уселся на кровать, недовольно глядя на свою гостью, очевидно, сейчас пытаясь подобрать слова так, чтобы одновременно ответить на её вопросы и вместе с тем не рассказать ей слишком многого - от Александра прямо-таки исходило нежелание вести этот диалог. Хуже, чувствовалось, что тот определённо считал себя наделённым правом решать, что конкретно сейчас вот для неё, для Ивейн, будет лучше! Да ещё этот взгляд... Взгляд разных по цвету глаз - правый был жёлтым и тлел в полумраке, как тусклый уголёк, светясь глубоким внутренним светом. Левый - тут ошибаться уже не приходилось, был лазурно-голубым, едва заметно отливал иссиня-черным... Метка Стихии. Да и выражение - этот взгляд принадлежал, скорее, судье, чем пироманьяку...

– Уверен, при жизни этот ублюдок был выдающимся магом. Щит, которым тварь прикрывалась, был по своей сути уникален. Он становился иммунен к воздействию того эфира, с которым соприкасался. При этом заклятие обладало высокой скоростью реакции, даже атакуй мы слаженно и последовательно, не смогли нанести бы большого урона. Без этого нам было бы не победить. – Барон поднял пострадавшую правую руку и щёлкнул пальцами. Послышался электрический треск, между пальцами проскочила голубая дуга маленькой молнии, в воздухе запахло озоном. – Вот как мы победили. Чаяниями давно умерших предков, памятью моей крови. При помощи непреклонной силы Грозы, чудом оставшейся в моих жилах. Я дорого заплатил за то, чтобы пробудить Стихию, но это был единственный шанс... – Делеври неосознанно потрогал венец своего шрама, прорезавшего руку, через плечо, по груди, к солнечному сплетению, до самого сердца, где темнела отметина, как от удара молнией. – Я закоротил адаптивную оболочку твари и она стала уязвима. Наши атаки прошли. Что же до атаки, которая миновала твои щиты, ну...

Барон болтыхнул грогом в бутылке, показывая, что это останется, очевидно, тесной частью истории Нальдерма. Но было видно, что нечто его беспокоит, очень сильно. Например, сбежавшая в Пустоши тварь, которая, неизвестно ещё, сдохнет в одиночку или нет...

– Это как раз то, о чем я говорил, подразумевая «соприклсновение с дрянью из глубин Вселенной». – Вот откуда этот взгляд. Задумчивый, холодный и яростный одновременно.

Всё это время он искал повод, чтобы её сжечь.

– Уверен – в чем? В том, что смогу пленить мага Воды, Жизни, одного гнома и одного воргона? – Лекс погладил подбородок пальцами, задумчиво, и поднял руку, указательным пальцем вверх, другой коротко вычертив пару жестов, к  потолку. Вокруг него тут же вспыхнули, увеличиваясь в размерах до миниатюрных солнц, шары огня – не один, сразу три. В комнате сразу стало куда жарче – магическое пламя гудело, мерно, тихо, злобно и угрожающе, но Лекс… В нём угрозы почему-то не было. Неуправляемый шквал ярости куда-то подевался – сейчас это было достаточно явно, чтобы даже разбирающаяся в людях так же хорошо, как в построении манапроводов, Ивейн могла увидеть разницу. Теперь Дермент представлял из себя пожар – лесной пожар, который просто двигается вперёд и пожирает всё, неотвратимо, величественно, до опасного завораживающе. – Нет, конечно. Но я мог бы вас убить... Сразу после того, как сжег это существо, некогда бывшее человеком.

Лекс опустил руку, заклинание оказалось подавлено и осыпалось искрами, исчезнувшими в воздухе, не достигшими пола. Барон принялся застёгивать рубашку, раздумывая над второй частью монолога женщины, в котором было полно того, что можно услышать от человека, который о тебе ровным счетом ничего не знает, кроме самых поверхностных сведений – что ты маг Огня, пережил войну и что у тебя проблемы с самоконтролем. И то, последнее явно осталось в прошлом, по очевидным причинам. Тем не менее, Ивейн сказала много такого, что требовало немедленного ответа.

– Ты обо мне ничего не знаешь. – Жестко осадил девушку Дермент, холодно сверкнув глазами, сдвинув брови. – При чем здесь простолюдины и польза? Я четко дал тебе понять – ты интересуешься темами, которые крайне опасны для рядового обывателя, каковым ты и являешься с точки зрения Министерства Магии. Здесь, за пределами Северного, я представляю Орден, и я – Закон, хочу я того или нет. И поверь мне, женщина, я не хочу. Я предупреждаю тебя об опасности, которую не могу обнаружить – а ты плюешься мне в лицо третьесортными обвинениями? Чаяния предков? Единственным чаянием моих предков было служить Империи. И мы служим. Старая кровь? О нет, она не старая. Она древняя. И мы славно потрудились над тем, чтобы вобрать в себя гены лучших магов Огня в этой стране, безостановочно культивируя силу поколений последующих, чтобы однажды она защитила Трон и всех, кто в его тени. Включая тебя. Нет в Империи мага, который бы лучше подходил для Огня, кроме меня и поверь, мне никогда не нравилось быть искусственно выращенным сосудом для красного эфира. Преподнесли на блюдечке? Дар? МНЕ? Не-ет, его заперли в сундук и предложили младенцу открыть его без ключей. Сотни часов обучения, десять лет безуспешных попыток, прежде чем я смог зажечь свечку... – Дермент взглянул на водяную волшебницу так, будто она обвинила его в краже этого дара, хотя, на самом деле, гений, который позже отметит архимаг Аклории, достался фон Дерменту жестокой ценой. И, хоть от барона и исходила аура гнева, он каким-то невероятным образом сохранял внешнее спокойствие. Прямо-таки в противоположность крику Ивейн.

– И поверь, каждый день в моей жизни был борьбой с безумием. «Красное безумие», родовая болезнь всей Алой ветви, передается по наследству вместе с белыми волосами и голубыми глазами, оно развивается уже в раннем возрасте. И ты вынужден жить с демоном в своей голове, видя в служанках горящие угольки, до тех пор, пока не произойдет одно из двух – пока ты не подчинишь его себе или не обезумеешь. Пока тебя не забьют, как скот, во время чистки юстициары Бледного Суда, твои собственные дядюшки и тетушки, вынесшие тебе приговор. Разум? Сила воли? Я точно знаю, на что они способны. Потому что, в конце концов, я выучился противостоять этому голоду Воли Огня внутри меня. Поэтому когда прошлой ночью ко мне явилась эта тварь, предлагая мне силу, я выдержал искушение. И там, где каждый из вас сломается, я продолжу стоять, даже если и на коленях, но прямо, даже если это будет стоить мне жизни. Да, кровь клана Багровых Углей, некогда обитавшего здесь, среди ледяных пустошей, текущая во мне, древняя. И она мне помогла. Потому что я на своей древней Родине, которой является вовсе не Империя. Она здесь. Так что будь добра не повышать на меня голос. Мне поучить тебя контролю эмоций?