Осень подходила к концу. Дожди участились, льющаяся с небес вода становилась все холоднее, а поутру, когда фон Дермент уезжал на работу или приезжал с неё, лужицы схватывал тонкий лёд. Впереди была зима… Проклятый холод, который барон терпеть не мог. Потому что холод напоминал ему о Севере. О разном. О том Севере, на котором он провел несколько лет своей жизни, ничем фактически не занимаясь, в далеком баронстве у подножия Северного Рокового. И о другом Севере тоже – о том, что лежал за Северным… Но зима всегда была одна. И холод. Холод Александра раздражал больше всего, он напоминал ему о том, какая пропасть разделяет его и большинство столичных его коллег, которым никогда не было знакомо то чувство, когда холод забирается в твои кишки ледяным ужом и сжимается в них голодом. Они не знали алого рассветного ужаса на снегу, торчащего костями в холодное небо. Приросшие к своим креслам глупцы…

Впереди была зима. Время, когда барона беспокоили старые раны, а сам он становился раздражительным и мрачным. Время тяжелых дум и серьезных испытаний для его воли, разума, тянущихся к недосягаемым пока еще целям в далеко идущих планах, которые в этом самом пытливом уме постоянно рушились под очередным найденным изъяном. Сегодня снова шел дождь, после которого завтра лужи покроются льдом. Вернее, ливень – над столицей ползли тяжелые грозовые тучи. Гром ворочался в небесах, молнии высвечивали сюрреалистичные пейзажи на фоне облаков. Так себе погода. Еще хуже она помогала в том, чтобы усмирить нарастающую тревогу – Эрилимия… Опаздывала. Задерживалась. Тем более, Лекс не знал точно, куда именно она направилась, кажется, какая-то экспедиция. Про себя фон Дермент давно уже пообещал ей устроить форменную взбучку по возвращению – неужели так сложно отправить мысль-вестник? Впрочем, наверное, были причины… Или нет. Оправдывать других людей в своих глазах Делеври не любил совершенно.

В очередной раз поднявшись из своего кресла, покинув временно рабочий стол, фон Дермент захватил с собой бокал горячего вина с перцем – отвратное, но действенное изобретение в деле борьбы с холодом – и подошел к окну своего кабинета. Со второго этажа было хорошо видно окрестности и ведущую к дому дорогу… Очередная вспышка молнии выхватила из ледяного полумрака появившийся там силуэт – за оградой, еще даже не у нее. Барон сощурился, ожидая второй вспышки молнии – и та не заставила себя ждать слишком долго. Зрение его пока что еще не подводило, что хорошо, даже при условии того, что чувствовал себя Александр, мягко говоря, не самым полным молодости и жизненной энергии человеком. Эта фигура была ему хорошо знакома… Странно, что не в дом сразу. Лекс нахмурился, отставил бокал на подоконник, влез в висевшую, как и всегда, на спинке кресла, мантию – и спустился вниз по лестнице. Портрет Аганы проводил правнука обжигающим взглядом – как и всегда. Последний не слишком торопился и на крыльцо выбрался не спеша, не желая вылезать под дождь. Прикрыл за собой дверь, сложил руки на груди, стал ждать.

– Я задавал тебе этот вопрос. И ты дала мне на него ответ. «Экспедиция», кажется, так? – Лекс окинул нур взглядом, в котором все более отчетливо читалось недовольство. Её внешний вид и правда говорил о том, что вся работа, которую барон провел, стараясь стабилизировать Эрилимию, пошла дракону под хвост. Прахом. – Но ты отказалась говорить, куда и зачем. Или мне следовало пытать тебя, чтобы добиться ответа? Рисковать доверительными отношениями? Или, быть может, с твоей стороны они не такие уж доверительные, если ты не говоришь мне всего?

Дермент прожег эльфийку взглядом пожелтевших глаз – ему не понравилось, как начался этот разговор, ему не понравилось, как себя повела гостья, что называется, с порога. Любого другого человека, эльфа или гнома, позволившего себе такой тон, Александр спустил бы с крыльца, но сейчас ограничивался лишь демонстрацией неприкрытого недовольства.

– Выглядишь, как побитая собака. Иди за мной. – Безапелляционным тоном выдал свою критическую оценку внешнего вида Эриль Лекс и указание к действию, после чего развернулся на каблуках и направился внутрь дома, сцепив руки за спиной. Естественно, свой путь барон держал обратно в свой кабинет – там, во всяком случае, было натоплено, а здесь и сейчас сырой воздух и запах дождя не добавляли фон Дерменту очков добродушия, к сожалению. – Ты опоздала. И ты игнорировала сеансы связи. Ни одной мысли-вестника – и это от тебя, мага Разума? Я ожидаю, что сейчас ты объяснишься, причем подробно и, наконец, ничего не утаивая. Где ты была. С кем. Почему молчала. Какую цель преследовала. Почему задержалась. Честных ответов я ожидаю от той, кому было позволено жить в моем доме и копаться в моем разуме.

В очередной раз миновав портрет Аганы, маг на секунду запнулся, сбился с шага. Это не был портрет, восстановленный по памяти или с других портретов – этот был оригиналом, хранившимся у деда в имении. Он был написан с натуры талантливым художником, которому, к сожалению, удалось передать тот взгляд, которым обладала Агана… Если смотреть на портрет под определенным углом – в её желтых глазницах можно было увидеть пылающую бездну безумия. Раз за разом Лекс натыкался на него. Раз за разом приходил к выводу, что портрет нужно бы перевесить.