Регрет стоял перед домом – не перед своим, конечно же. Знакомая дверь манила его, как мотылька манил свет. Время перевалило за полночь, однако он все равно оставался на месте и смотрел на дверь так, словно от этого зависела его жизнь. «Ирония» – а точнее он сам, не нужно себя обманывать – был прав во всем: в слабости, в нерешительности, в немалой доле собственной вины в каждом провале. И в чувствах к Артемисии тоже. Потому Регрет стоял здесь и сейчас, готовый к решительным действиям. Вид, конечно, едва подходил для того разговора, ведь от него все еще веяло железом, тошнотворной гарью сожжённого мяса и кровью – малоприятный складывался запашок. Верхняя одежда местами разорвана, где-то порвана, где-то оставил свои следы огонь. Засохшая кровь покрывала руки и ноги, была на лице, пропитала даже часть волос – Регрет так спешил, что не стал умываться и пытаться привести себя хоть в какое-то подобие порядка. Во рту оставался неприятный привкус соли и железа – вкус чужой крови, но именно этот вкус гнал его к двери чужого дома. Сегодня он был уже на краю смерти несколько раз подряд и не мог ждать больше ни минуты.
Он знал, что поступает неправильно. Он знал, что это эгоистично по отношению к ней. Черт, да он сейчас фактически нарушал комендантский час – закон, который должен сам и защищать. Как Клык, он не должен был так делать. Но кроме того, что он Клык – он всё ещё оставался человеком… и хаоситом. В конце концов, он не собирался делать ничего плохого. Он избегал всех стражников, не попадался им на глаза и не пользовался своими полномочиями ради личных целей, так что, какая разница? Ему всего лишь нужно было поговорить с Мисией.
Может он ее разбудит, а может она еще не спит, сказать наверняка было нельзя, ведь света в окнах не было. Может она сейчас вообще спит на рабочем месте и дома сейчас никого.
Плевать.
Он медленно сжал кулаки и приблизился к двери. Занесённая для удара рука дрогнула, когда он вспомнил о сестре Мисии, но так ли важно это сейчас? Риторический вопрос – несмотря на возможные проблемы, он настойчиво постучал в дверь. Два коротких и резких удара, пауза, третий. Как и всегда, но в этот раз очень тихо, чтобы не потревожить соседей и не вызвать лишний переполох: всё, что он делал, было чистым эгоизмом, но хотелось избежать хотя бы части лишних проблем для Мисии.
Ему нужно было лишь выговориться. Сказать, что он чувствует. Он это осознал сегодня – вчера – и не хотел упускать это из головы. Она должна знать, чтобы он не забыл свои выводы и не потерял их до следующего шанса.
