Работа №1:
Счастливое письмо
Пробуждение заключенного под номером пять было не самым привычным - ни качки, ни побоев, которыми предпочитали их будить надзиратели. Голова и тело болело сильнее, чем привык Пятый. Кажется при очередном разговоре “по душам”, королевские стражники приставленные к их шестерке смертников немного перестарались и всё-же выбили из него дух на мгновение. Но им так и не удалось расколоть его, в противном случае он был бы мертв или хуже - лишен рук и ног, до казни. Правда лицо было заплывшие и глаза не открывались. "Жизнь имеет свои недостатки", - подытожил Пятый.

Несмотря на боль в теле, Пятому пришлось прислушаться к происходящему вокруг него. Ощущения показались странными. Если отдаться фантазии и представить невозможное, то казалось, что волны накатывали ударяясь по босым ногам, превращаясь пивную пену из трактира Дяди Джо, что щелочью пыталась разъесть израненные ноги. К рукам и лицу липло сотни маленьких осколков - сразу вспомнились юность и битые стекла церковного витража. А поблизости слышался грохот и завывания ветра.

"Кажется мы тонем", - пронеслась первая мысль в голове Пятого. Последующая череда мыслей о собственном спасении была прервана одним простой мыслью:
"Кто кинется спасать заключенных?"
Эта мысль как шарик в кружке покаталась в голове Пятого, а когда пришло осознание одного особенного факта нашлись силы вскочить.
"Они нужны им!"
- Спаси... - вырвалось из горла с слабым кряхтением, принесшие уйму дискомфорта. Тело само подскочило игнорируя острую боль. Руки дернулись вперед, чтобы ухватиться за знакомые, до зубной боли, прутья решетки. Но Пятый рухнул с вытянутыми руками вперед, обнаружив к своему удивлению, что камера, кажется, стало "немного" больше. И мягче. С трудом открыв один глаз, он наконец смог через маленькую щель опухшей ткани разглядеть, что он был далеко не на судне. Сомнительно, что надзиратели решили выпустить их на свободу. Если бы любой из шести раскололся на допросе, то пять из них прибыли бы телами без рук и ног. А значит...

- Коябле-Куфение? - вырвались нечеткие слова с его губ.
Обернувшись, Пятый увидал бескрайние бушующие море.

***

Час спустя, после осознание своего положения в мире и приведения себя в порядок, Пятый пустился в путешествие вдоль берега. Он надеялся найти бочку с ромом или на крайний случай с пивом, ящик с вяленым мясом и мешочек специй. Отличное начало утра - хороший и сытный завтрак сразу после обретения жизни и свободы. Однако нашел он пока что лишь несколько кусков корабля из хорошей древесины. Это было заманчивой добычей, но было решено к ним вернуться на обратном пути.

Но вот оно - то чего он в самом деле искал - возможный выживший. А то что тело, лежащие на берегу возможно давно испустила дух, Пятый пытался не думать. Если это был один из шести, то выживать станет куда приятнее, а если один из команды судна, то можно будет спихнуть на кого-то тяжелую работу. Пятый ускорился, игнорируя приступ острой боли. Он добрался до тела и перевернул несчастного на спину. Он был абсолютно точно мертв. Но, увидев лицо несчастного, грусть о неудавшемся друге быстро исчезла.

- Гнида, - со злобой в голосе проговорил Пятый, и, не особо задумываясь, вбил нос в ненавистное лицо. Послышался легкий хруст. Именно с подачи этого урода за ними стали охотиться и в итоге все же поймали. Хотелось отобрать у него что-то ценное, но к сожалению жизнь его отобрала буря, что как минимум было несправедливо. Решив использовать его вещи, Пятый раздел тело. В пеньковой рубахе и штанах было не очень то приятно, хоть за недели плавания стало привычным.

Когда же тело было лишено всякой одежды, пальцы стали рыскать по карманам дорогой одежды, что кажется были расшита золотом. В штанах была всякая ненужная мелочь, да мелкий краб. А вот в кафтане было нечто странное. Совсем сухое письмо, которое по всей видимости было зачарованно. Сухая бумага сначала не особо привлекла внимание, но потом взгляд замер на печати с обратной стороны письма. Он узнал это бумажку. Это был приказ о помиловании. Конечно его обещали тому, кто заговорит, но все знали, что его получит лишь один из них. Один из них был голубых кровей и его хотели использовать, как марионетку в играх, а вот кто именно из их банды они не знали. По всей видимости, вместе со свободой и жизнью, теперь у Пятого был и доказательство, что он голубых кровей.

***

Пеньковая нить из бывшей рубахи стала отличной тетивой для "лука". Ну и при помощи результата ремесленных талантов, он решил наконец получить ту самую искру для кострища. Для основы было взят один из кусков корабля, что были найдены ранее. К сожалению, ничего для розжига не было, от чего Пятому пришлось потратить не один час в попытках добыть огонь. Его взгляд постоянно падал на письмо. Кусочек от него и через минуту он получил бы уже костер. Делать однако это пятый не решался.

Он считал, что выберется с этого острова и тогда сможет стать достойным членом общества. Забавно, что для того, что бы наконец стать этим самым достопочтенным гражданином, ему пришлось стать одним из самых мерзких преступников, казнь которого должна была стать развлечением для публики. Но не время радоваться тому, что столичная публика не получит своё развлечение. Нужен был костер, а при помощи него возможно он сможет привлечь внимание. От чего-то ему хотелось верить, что хоть кто-то из пяти его братьев выжил, как и он. Все они были достаточно выносливыми и вполне могли пережить кораблекрушение. Он же выжил!

Начало темнеть, когда после нескольких часов, сила трения наконец дало результат. Пятый так не радовался со смерти своего отчима, что зарабатывал на нем. Огонь, да без огнива и разных магических штучек!
- Ха! И снова я победил! - с усмешкой сказал он, когда пламя начало поедать маленькие веточки и готовилось перекинуться и на сам кусок древесины. Устроив в небольшую ямку бревно, обложив его ветками и палками поменьше, что он нашел, пока искал достойную для "лука" и вновь уставился на письмо.
- Выбевусь и стану аистоклатом! - проговорил он, предаваясь мечтаниям. Он осознавал, что шансы на это были мизерны и возможно вскоре он умрет на этом острове от голода или же заражения крови. Но мечтая о большем, он всегда находил силы продолжать жить. Вот и сейчас, представив шелковые (и главное не краденные) одежды на себе, на лице его появилась ехидная ухмылка.
- А ефо дамы! Внатные! Ух повеселюся! - картавя проговорил он, протянув руки к огню.

Из съестного он нашел лишь пару крабов, что пытались отобедать трупом на береге. Сам труп есть ему совсем не улыбалось. Кроме того, нашел пару устриц, вспомнив рассказы рыбаков, что их можно есть не готовя. Конечно, это представлялось чем-то противным, но ведь другие едят, а чем они лучше него? Кое-как устроив крабов поближе к огню, а сам принялся пытаться вскрыть устриц.

На следующие утро его ждало несварение.

***

Остров оказался не из приятных. Труп решил сползать до леса, по всей видимости. Ну или кто-то его уволок. Первый вариант казался куда менее приятным. Быть задушенным мертвецом, за украденный кафтан и штаны, Пятому совсем не улыбалось. Но с другой стороны, соседи на острове вполне могло значит одно - он был не один. Из подобия "лука" стрелять разве что по мертвецам и то в упор. А ничего другого пока не находилось. Хотя было кое-что особенное при Пятом. То самое письмо. Как слыхал он про такие посылки, они должны приносить удачу и отгонять зло. Если это верно, то бумага должна была теперь выполнять не только в качестве билета от сюда на землю, как достойный житель, но и отпугивать зло.

Однако, отмахиваться письмом от нежити казалось глупо. Поэтому последующий день в поиске дров, была ещё одна цель. Найти палку покрепче, которой если что можно будет проломить череп будь то мертвец или живой. Старые привычки всё-же не меняются. Так что находя острые камни и крепкие палки, он их быстро приспосабливал. По итогу, под конец второго дня, у него уже была палица с острыми камнями в дубина, крепко обтянутые пенькой.

***

Вечер третьего дня не сулил ничего приятного. Пятый уже смирился с тем, фактом, что птицы и прочей живности на острове нет, поэтому ему снова предстояло ловить крабов. Возможно даже в ловушку попала рыба какая. Благо речная вода тут была, пускай и со странным запахом.

- Не верю! - раздался голос за спиной у Пятого. - Ты выжил! - от этого голоса на душе стало так тепло и приятно. Его названный брат выжил. Он был теперь не один. Три дня полные попыток выжить и найти что-то, что облегчит его жизнь и вот он!
- Блат! - радостно вскрикнул пятый и не удержался и кинулся обнимать своего подельника. - Я думал, я остався один! - без какой либо сентиментальности проговорил Пятый.
- Не, нас тут много! Видимо, ты собрал все утесы и рифы у острова! Твоё лицо прям, как тогда, после потасовки в трактире Боба! - сказал друг, который выпустил из объятий Пятого достаточно быстро. На лице его было словно какое-то отвращение вперемешку с болью. Но оно понятно, опухшие лицо его побратима и наверное сам он имел немало переломанных ребер. Он начал его изучать, начав с лица и вдруг его внимание привлекла его одежда. Лицо исказилось на мгновение.
- А ты время зря не терял! Успел уже обжиться новыми вещами! Гада ты? - спросил он с улыбкой.
- Не, - с явной тоской ответил Пятый.
- А в карманах ничего ценного не было? - спросил он с легкой улыбкой.

Поняв, что букву Р произнести не получиться, рукой свободной от палицы изобразил ракообразное, чем вызвал смех у побратима.

- Ты как всегда! Но может было что-то ещё? - голос звучал серьезно. Перебрав всё в уме, всё что было в его голове, Пятый вспомнил о письме и хотел было его достать, однако остановился и достал камень заточенный. Почему он не решился показать побратиму письмо? Пятый не знал. Для себя он уже решил, что покажет, когда заговорят об этом позже. А сейчас он видел в той бумаге, которая даже не мялась, нечто наподобие оберега. Хотя прошлого своего носителя оно не спасло от смерти.
- Остлый! - с гордостью сказал Пятый и ткнул пальцем о острие камня, пустив каплю крови. Затем протянул камень брату. Тот взял камень, покрутил его в руке. Однако повторять действие не стал.
- Забавно, - с каким-то разочарованием сказал он. - Ну ладно. Пошли. Иди вперед, - на лице появилась улыбка, жестом предлагая проследовать в указанном направлении.

Пятый проследовал вперед, с улыбкой на лице, но в следующий момент, практически машинально, схватив свою палицу и вбил острый камень в голову своего побратима. Тот отлетел, как мешок с овощами и после, неспешно задвигался и встал, демонстрируя широкую улыбкой на лице и едва слышно проговорил.
- Понял всё-же.
- Да, - честно признался Пятый. Они часто предлагали своим жертвам пройти вперед, а после наносили удар в спину. Его побратим не вернул камень и не спрятал его в карман, оставив камень в руках. И этот жест. Побратим хотел смерти Пятого. А пятый ой как не хотел умирать.

***

Письмо было единственной причиной по которой смерть ещё не пришла за Пятым, а после не подняло его мертвецом. Он не знал, сколько он ещё сможет отбиваться от периодически приходящих мертвецов его братьев, с которыми он как-то давно дал обещание жить ради друг друга и умереть ради друг друга. Некогда сильное тело стало ветшать, стоило задержаться в лесу подольше, а оставаясь на берегу, вода то и дело пыталась его унести в море, в сторону бури. Самом смешном Пятый находил именно то, что он даже прочитать письмо не мог, ведь сорвав печать, пропадет и магия, тогда за ним придут они все сразу.

Но он уже понимал, что ему суждено умереть и он уже стал готовиться к этому - большой костер. Достаточно большой, чтобы от его костей ничего не осталось. Не хотелось бы остаться ходячим скелетом, когда все его побратимы, сохраняли хотя бы мясо на своих костях. Скоро он подготовит всё. Возможно сможет забрать в мир мертвых кого-то из своих побратимов. Было бы хорошо, приди они. Он бы многое отдал за возможность упокоить своих братьев и себя.

***

- Именем его величество, данная бумага полностью снимает всю вину с данного человека! Все его прегрешения перед государством считаются искупленными и он более не несет ответственность за совершенное ранее! - зачитал мужчина, поднявший раскрытое письмо перед большим пепелищем, рядом с которым так удобно лежало письмо прижатое камнем. Словно кто-то хотел, чтобы его прочитали.
- Да. Странные дела, - отозвался второй. - С такой бумагой, да стоять тут и ждать нас. В лес идти вообще не охота. Если не это кострище, то наверное мы бы и не увидели остров.
- Да, кострище достойное. Боже... Тут полдюжины черепов! Не знаю, как ты а я хочу убраться отсюда да поскорее!

Работа №3:
"Бутылку медовухи да корабль"

В корчме было шумно.

Сегодня, как и почти всегда, балом заправлял Жан: удобно устроился в уголке да раскладывал вист любому, кто решался бросить ему вызов. Таковых находилось немного — отставной капитан всегда беззастенчиво мухлевал. За вистом он ещё и пил, поэтому при попытках обвинить его в мошенничестве страшно возмущался и лез выяснять отношения суровыми мужскими методами. В общем, связываться с ним из местных никто особо не хотел.

Гарт, владелец корчмы, протирал тряпочкой кружку, то и дело бросая недовольные взгляды в угол. Кружку он тёр уже несколько минут. Жан был должен ему совершенно безумную — по меркам корчмы — сумму, но выселить его не получалось: отставной капитан, едва перебирал с алкоголем, быстро забывал, кто он и где, и становился весьма агрессивным. Ещё он был — до отставки и запоя — его близким другом, и собственноручно выкинуть его на улицу Гарт не мог. Вот бы помог кто, эх…

Дверь скрипнула. В корчму неторопливо прошла мрачная старуха в лохмотьях, замотанная в несколько платков. На шее у неё висело крайне странное украшение — какая-то маленькая лапка на верёвочке. Обезьянья, что ли? Почему лапка так привлекла его внимание, Жан не знал, но приглядывался он внимательно — и чем дольше приглядывался, тем неуютнее становилось. Кроме больших светло-голубых глаз, на её лице смотревшихся чужеродно красиво, в бабке ничего хорошего он так и не подметил. Придирчиво оглядев помещение, она уверенным шагом направилась в угол — прямо к Жану. Тот скользнул по ней оценивающим взглядом, который быстро сделался разочарованным: такая даже на десяток медяков играть не станет.

— Драссть! На что игра~ать будем, бабушка? — полюбопытствовал Жан, поигрывая колодой. Под цепким взглядом старухи резко стало очень неуютно.
— А на желание. Если выиграю я, отдашь всё выигранное сегодня вон ему, — крючковатый палец указал в противоположный угол, где Гарт всё ещё тёр всё ту же бедную кружку, — и завтра тоже, и так пока весь долг не вернёшь. Ну а если ты, загадывай что хочешь.
— Ба, эк хитро придумала! — Жан почему-то даже не задумался о том, откуда она знает про долг, — А если я у тебя корабль попрошу, и ш-шоб меня с него не гнали? Сама ш-шоль пойдёшь построишь? Не, бабушка, так не пойдёт — ты или хоть десяток медяков поставь, или проваливай.
— Отчего бы и не корабль, — пожала плечами старуха. — Ты обыграй сначала, а уж потом условия ставь.
— Да ты сама вон какие ставишь — всё выигранное мошеннику этому отдавать! Где ж такое видано?
— Уже и проиграть боишься, — расплылась в беззубой улыбке старуха.

Чего ж это он, и правда — старухи дряхлой испугался. Жан недовольно скривился и разложил партию.

Выиграть оказалось просто. Мухлевал он, как и всегда, даже и не пытаясь скрываться. Но, в отличие от прошлых его соперников, бабушка не возмущалась ничему, хоть и замечала явно особенности его стиля игры. Итак, Жан выиграл: трижды подряд. Эля он к тому моменту в себя влил столько, что не думал уже совершенно ни о чем. Да и нужно ли это было?

— Ха! Ну вот корабль и хочу. Доставай теперь мне корабль, старуха. И чтобы корабль был весь мой. И, того самого, ещё чтобы бутылка медовухи отборной была, какую во дворце пьют, тоже вся моя. Что, сде~елаешь? — Жан презрительно махнул рукой, отбросил карты и залпом опустошил свою чашку. Пока опустошал, он случайно уронил карту и полез за ней под стол.
— Чего ж бы и не сделать, поди завтра к закату в порт да увидишь свой корабль, — донесся до него голос старухи.

Когда Жан вынырнул с картой из-под стола, никакой старухи рядом уже не было.

***

Жан долго с собой спорил. Это теперь всякий раз ходить, когда какие-то старухи куда-то посылают? Да порой так посылают, что в тех местах и солнце не светит. К приближению заката Жан всё-таки сдался, отправился в порт да пошёл к воде.

— Хэй-хэй! Ты там! — донеслось вдруг до него. — Мужик! Э!

Жан недовольно развернулся от моря на голос. Голос, как оказалось, принадлежал вполне складному моряку с хитрыми ярко-голубыми глазами.

— Работку часом не ищешь? А то смотрю, крепкий ты, плечи широкие, а нам как раз вот надо товар на борт погрузить да там потом разгрузить. Возьмёшься, а? Плачу шесть серебряков!

Сколько платят, Жан не услышал, да и не очень интересно было. Репутация склочного безнадёжного алкоголика шла впереди него, поэтому ни на какие корабли его и близко не допускали — причём давно. Мечтал он давно уже только об одном: о море. Иноземец, видать, какой-то, вот и не в курсе… Но раз предлагает, то кто же от такого откажется?

***

Жан светился от счастья. Он стоял на палубе, мечтательно глядя вдаль. Они плыли уже третий день, и Жан уже третий день ничего не пил, кроме воды — с ним такого не случалось, кажется, уже года четыре. Голубоглазый помощник капитана, давший ему работу, оказался личностью очень приятной.

Свою историю Жан решил им не рассказывать: как оказалось, судно действительно прибыло издалека. Едва ли кому-то было интересно слушать про капитана, оказавшегося без корабля из-за неуемной любви к выпивке, безрассудного воровства и не лучшей репутации, насмерть испорченной первыми двумя чертами. К тому же, он, кажется, начинал новую жизнь, которой действительно заслуживал: капитан сообщил, что далее судно последует в Торговую Лигу, и предложил помогать с разгрузками уже там.

Всё было так хорошо, прекрасно и замечательно, что Жану прямо-таки не верилось, что так вообще бывает. Как будто это всё не с ним происходит, потому что он этого всего совершенно не заслуживал… Что ж, видать, удалось обхитрить судьбу!

***

Жан открыл глаза и сразу же об этом пожалел. В этом ничего необычного как раз не было — так уже много лет начиналось каждое его утро. Но в этот раз что-то действительно было… иначе.

Вместо грязного потолка уже давно осточертевшего постоялого двора на него смотрело ясное голубое небо. Чистое, без единого облачка. И лежал он не на жёсткой кровати, а мягком песочке — прямо-таки даже слишком мягком. Единственное, что голова ужасно ныла, как будто её огрели чем-то тяжёлым. Жан принялся судорожно соображать, как же он тут оказался — неужели всё же решился отправиться в плавание до Торговой Лиги, чтобы… гм… Чтобы что? Увы, деталей Жан наскрести по уголкам памяти так и не смог.

Неуверенно присев и настороженно зыркнув по сторонам, он наконец перестал рыскать в своём беспокойном разуме. Какая, к Белиару, разница, как он здесь оказался! Главное, что здесь нет Гарта, противного владельца постоялого двора, который только и делает, что бурчит о его огромном долге — поговорить не о чем больше, подумаешь тоже. Этого уже было достаточно, чтобы ни по чему не скучать.

Сладко потянувшись, Жан поднялся и осмотрелся. Красота! Небо, песочек, пальмы — ну ладно, одна щуплая пальма где-то там, но на окраине мелкого портового городка и одной не было. Не хватало только бутылочки чего-нибудь эдакого, чтобы совсем зажить.

Жан побрёл вперёд и начал думать. Думать ему не очень нравилось, но в такой ситуации выбора особо не оставалось. Откровенно говоря, он совершенно не помнил, как и зачем здесь оказался, и совершенно же не понимал, что ему теперь делать.

В нескольких метрах от него, кажется, что-то блеснуло. Жан прищурился и присмотрелся. Не показалось! Над песком торчало горлышко бутылки.

Внезапно проснувшийся в Жане легкоатлет резво донёс его до находки. Этикетка была очень необычной: без названия, крепости и каких-либо деталей про содержимое. Это могло быть чем угодно, от воды до хоть бы и яда. На этикетке, откровенно говоря, вообще ничего не было, кроме рисунка… э-э… обезьяньей лапки?

Жан задумчиво почесал затылок. С одной стороны, пить ужасно хочется — что воду, что не только. С другой, пить что попало страшновато: жить хочется меньше, чем пить, но всё-таки хочется. А с третьей стороны, если его даже пиво в корчме Гарта не взяло, стоит ли бояться вообще хоть чего-нибудь?

Рассудив так, Жан откупорил бутылку и отпил. Жидкость оказалась медовухой, поэтому Жан с удовольствием отпил ещё. Задумчиво покрутив бутылку в руках, он с подозрением прищурился, разглядывая обезьянью лапку. Что-то здесь нечисто.
Впрочем, к излишнему философствованию Жан никогда не был склонен. Это к старику Гарту, тот любитель всяких заумных наук, математики — ха-ха! — особенно. Жан был по вещам более прозаичным, понятным и приятным, вроде хоть того же пива или эля. При мыслях об эле он напрягся. В памяти всплыло, что у него была жена, но куда-то делась — кажется, не сошлись мнениями в его любви к пиву. Или к медовухе? В любом случае, думать о жене почему-то было очень неприятно, поэтому Жан отпил ещё.

И ещё.

И ещё.

В глазах приятно помутнело, и Жан присел на мягкий песок. Снова покрутил в руках бутылку: всё та же, со всё той же обезьяньей лапкой. Чудеса! Должно быть, Игдос… Интос? Иннос! Иннос услышал его молитвы и наконец решил подарить ему вечное блаженство. Пальма, песок, бутылка чего-то одурманивающе вкусного и никаких вымогателей денег за конуру в постоялом дворе — что же ещё нужно человеку для счастья?

Жан перевёл взгляд обратно на бутылку. И лапку на этикетке.

И вспомнил.

«Ха! Ну вот корабль и хочу. Доставай теперь мне корабль, старуха. И чтобы корабль был весь мой. И, того самого, ещё чтобы бутылка медовухи отборной была, какую во дворце пьют, тоже вся моя. Что, сде~елаешь?»

В его руках была его бутылка отборной медовухи. А за спиной то, что осталось от его корабля. Теперь уж точно только его.

***

У Гарта в корчме дела налаживались. Жан куда-то исчез одним вечером — уже через несколько дней его бывший друг не мог поверить своему счастью. Прождав для верности две недели, Гарт распорядился разобрать его комнату. Оказалось, бывший капитан успел наиграть в вист сумму, которую хватило на закрытие долга плюс десять медяков сверху.

***

Что ж, его медовуха вскоре кончилась, а его последний корабль, похрустев на прощание переломанными мачтами, окончательно ушёл на дно.