Работа №1:
"Лесной Олень"

Я помню, тот момент из детства. Момент, как я лежал в кровати, а спать мне совсем не хотелось. Помню, осеннею прохладу и мягкое одеяло. Помню, свою любимую маму, что устав от её домашних дел, сидела рядом с краю. И помню колыбельную песню, что она мне тогда пела, поглаживая своею грубую рукою.

- Осенью в дождливый серый день,
проскакал по городу олень.
Он летел по гулкой мостовой,
Рыжим лесом, пущенной стрелой.
Вернись лесной олень,
По моему хотенью.
Умчи меня олень,
В свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живёт и небыль,
Умчи меня туда лесной олень!
... - Она начиналась так.

Помню, как она пела. Её голос был ласков и мил. Она пела песню как колыбельную. От этого мне становилась так тепло, так приятно, что сам того не замечая я засыпал. Помню, мне тогда снилось, как я вырос большим и сильным. Помню, как мне снилась большая охота, в которой я был самым главным охотником. Мы гнали статного и гордого зверя - Королевского Белого Оленя. Он был быстр, хитёр и умён. Он постоянно ускользал от меня в тенях леса. Помню с тех пор, он ещё не раз появлялся в моих снах. Всё такой же красивый, белоснежно белый и не уловимый. Венчаный рогами как короную небес.
Я помню, как потом, целыми днями бегал я по лесу с друзьями. Помню, как подражая своим я грёзам, стал искать я сказочного зверя, того что снился мне осенними ночами. Помню, как смеялись те друзья, когда рассказывал я им об олени. Как умчит он меня в страну оленью, где всё так сказочно и величаво.

***

Я помню, как охотился вечерами, вглядываясь во мрак, в надежде хоть что-нибудь увидеть. Помню я, старого оленя, за которым я бежал сквозь лесную чащу. Помню, светящийся водопад и сиянье звёзд на водной глади. Помню, как словно молчаливые стражи, полу кругом стояли сосны. Чудесное было место, будто бы из чьих-то снов. Были там разные звери и птицы, пришедшие на водопой. Цвели цветы и склонялись красивые деревья. А главное там была Она. Небесной красоты девица. Она была мила и удивительно храбра, не давая мне промчатся мимо, своими разговорами пленя. Помню, как влюбился я без памяти и готов я был всё отдать, чтоб на веки там остаться и остаток своею жизни с нею разделить. А что касается оленя, то сбежал он в чащу, к родным своим, в страну оленью сплетённую из снов.

***

Помню, полумрак старой комнаты своей. Помню, как сидел я на краю кровати. Как свет луны озарял там всё вокруг. Как зевая, нежилось дитя в кровати, прося не спать ещё чуть-чуть. Хоть я и был суров и не приклонен, но всё же сердцем мягок и любим. Потому и стал я песню петь, чтоб она заснула по скорей.

- ...
Он бежал и сильные рога,
задевали тучи и облака.
И казалось будто бы над ним,
становилось небо голубым!
Вернись лесной олень,
По моему хотенью.
Умчит меня олень,
В свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живёт и небыль,
Умчит меня туда лесной олень!
... - Пел я ей дрожащим голосом своим.

Она уснула, тихонько улыбаясь. И я так же как она, не скрывая своей улыбки, погладил её по голове.
- Спокойной ночи, звёздочка моя. Пусть тебе снятся хорошие сны. - Тихо улыбнувшись, я склонился прям над ней и тихонько чмокнув в лобик, покинул её покой.

***

И вот сейчас лежу я на кровати. Вокруг меня клубятся тени, лишь свет свечи на тумбе обступая. А вокруг меня едва знакомые мне лица. И звёздочка моя, уже не так мала. И на руках у неё ребёнок, что так на неё лицом похож. И тяжко мне и спину ломит и колит шею борода.
- ...
Говорят чудес на свете нет
и дождями смыт оленя след.
Только знаю, он ко мне придёт,
если веришь, сказка оживёт!
Со мной лесной олень,
По моему хотенью.
Помчит меня олень,
В свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живёт и небыль,
Помчит меня туда лесной олень!
... - Хрипло я пою, едва-едва раскрывая рот.
Но улыбаюсь я как прежде, смотря на детский я восторг. И так тепло на сердце мне, хоть и колит чёт чуток.

***

И вот темно, и свеча потухла. И тени вьются тут и там. И холодно и вьюга воет за окном. А я ворочаюсь в кровати, и не спится мне никак. Всё ломит кости и сердце бьётся, всё быстрей и быстрей словно рвётся на карнавал. Но вдруг откуда-то с оконца, полился белый свет. Рассеяв тени и тьму прогнав, осветил он мне покои. Не понимая что же происходит, я встал с кровати чуть дыша. И выглянув в оконце, увидел там я чудо этого чудного дня.
Большой, красивый, белым светом он сиял. Рога большие, как корона неба, венчали таи его чело. То был сказочный сохатый, что явился из моих он детских снов. Теперь он не бежал, как было раньше, а следил за мной он своим молчаливым взглядом. Не боялся, а всего лишь чего-то ждал.
Я не долго думая собрался и тут же вышел за порог. А он стоит, чуть в отдаленье и смотрит на меня учтиво. Будто бы чего-то ждёт.
- Привет мой старый друг, сохатый. Давно не виделись с тобой.
А он в ответ лишь поклонился, кивнув своей рогатой головой. И тут я вспомнил своё детство, как пела мама мне о нём. О его стране оленьей, о рыжем лесе и мостовой. Улыбнувшись я обнял его, он мой. Наконец-то я поймал королевского оленя, о котором грезил с детских пор. А он меня в ответ как будто обнимая, положил свою он морду на плечо.
- Ну что мой друг, пора? - Спросил я у него. И он отпрянув, мне кивнул. Присел на снежный наст он тихо, а я вздохнул и обернулся, взглянув на старую избушку. Я в ней жил, и дети мои там жили, и может даже внуки будут жить. Столько лет прошло, всего уж и не вспомнишь.
И вот собравшись с духом я кивнул. Забрался я на'спину оленю и он тут же взмыл на небеса. Мы летели над опушкой леса, над деревней, в небесах! И я сам того не замечая, запел во всю свою я глотку, стараясь кому-то что-то доказать, ту песню что помнил с детства наизусть. Мол "Вот смотрите! Вот олень и я на нём! И мы летим в страну оленью. И я был прав, говоря о том, что всё будет по моему хотенью и встречу я его." И вот слова той песни, что пел я удаляясь:
- Со мной лесной олень,
И по моему хотенью.
И мчит меня олень,
В свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живёт и небыль,
Он мчит меня туда лесной олень!
Он мчит меня туда лесной олень!
Он мчит меня туда лесной олень!

***

Работа №3:
"Долгожданная встреча"
Вечерело рано.
Избушка покосилась и уже наполовину утопала в снегу. Свет едва-едва горел, в полутьме освещая очертания закрытых наглухо створок. Домишко это было совсем плохонькое, но в этой деревне лучше было и не сыскать.
В полумраке мальчик лет пяти играл с соломенным человечком, перевязанным старыми тряпками, чтобы сохранялись человеческие очертания. Вот, в руке у игрушки небольшая палка, то есть большой меч в воображении малыша. Соломенный солдат кружил в воздухе, исполняя акробатические кульбиты. Сам мальчишка носился по дому, прыгал с одной ноги на другую, чтобы согреться. Хлебные мякиши в виде снеговиков были повержены, а огромный кукловод этого представления хмуро озирался по сторонам в поисках новой забавы. Но в доме больше не было игрушек.

На лавке рядом со свечой сидела девочка. Совсем ещё юная, из-под платка виднелись две длинные косы, что концами своими уходили под складки большого тулупа – маминого. Девочка шила одеяло из старых лоскутов ткани, приглядывая за младшим братом время от времени.
«Пусть побегает. Согреется, устанет. Проще будет уснуть», - думала она. Острая иголка погрузилась в ткань и вонзилась в мозолистый палец. Алая бусинка крови блеснула под пламенем свечи. Девочка вскрикнула, по старой привычке засунула палец в рот и обсосала рану. Но допустила ошибку: издала звук, младший брат уже нацелился на единственного человека в доме.

- Скучно! – заныл он, пытаясь снять варежки с рук. Но его так сильно закутали в меха, шарфы и рукавички, что так просто избавиться от тканевого кокона не получилось. И поддаваясь своей детской усталости, не смог сдержать подступивший крик. – Когда отец вернётся?!
- Скоро, - строго заметила не по возрасту взрослая Златка.
Только вот она и сама не знала, когда. Отец так уходить начал давно. Ещё до возвращения мамы. Такие пропажи его обычно были недолгими: весной или осенью. Но чтобы зимой и больше, чем на три дня – такое впервые. Златка повернула голову и прислушалась к завываниям за окном. Громкий свист кружил по улочкам их небольшой деревеньки, вальяжно разгуливая по сугробам и заметая следы. Начиналась вьюга.
- Холодно! – Новая претензия хлестнула по алым щекам сестры. Она натянула нитку и зубами перекусила её.
- На, кутайся! И пойди к очагу, греться будем. - Лоскутное одеяло брат тут же выхватил их рук.

Девочка поднялась со скамьи, взяла холодное глиняное блюдце со свечой и прошла к камину – неспешно, прикрывая пламя одной рукой. Даже тихое осторожное дыхание было способно оставить детей в темноте. Но нужно было позаботиться о тепле, света хватит на пару часов, а к тому времени и спать пора будет ложиться. Большего и не надо. Взяв увесистую кочергу, девочка постаралась его концом нащупать дрова. Но кочерга не встретила никакого сопротивления,  в печи оставались только прогоревшие угли и зола.
Раньше их пятеро было. Осталось только двое. Не нравилось Златке быть старшей, непомерно большая ответственность была для её хрупких плеч.

- Сейчас-сейчас! Обожди маленько! – Златка протянула руку и взяла рядом лежавшие дрова: холодные и едва влажные они опилками и кусками коры оставались на ладони и неприятно саднили кожу. Хотелось разжать ладони и больше не прикасаться к дровам, но нужно было согреться. Крепко сжав зубы, Златка начала сооружать «домик Огня», как называл его отец – конструкцию для того, чтобы пламя загоралось легче и горело дольше. В их маленькой деревне не было человека, который не ходил бы в храм и не желал участвовать в обрядах Справедливого бога.
- Ты думаешь, Иннос оставил нас?
- Тебе опять мальчишки эти дурацкие во дворе что-то сказали? Они глупые! Ветер в голове, вот что!
Инносслав поджал губы. То ли из-за того, что они давно потрескались от холода и болью отдавали при каждом слове, либо из-за того, что сестрица оказалась права. Пока Златка расставляла дрова по местам, младший брат примостился на полу рядом с печкой и покрепче обнял своего солдатика, как будто с ним было теплее. Он едва заметно трясся от холода. Пять лет – ещё недостаточно взрослый, чтобы изучать счёт, но уже ребёнок должен был знать кое-что о Великом Отце. Справедливом и честном. Так что Инносслав потупил взор.
- Нет, это я сам придумал, - тихо и виновато сказал он.
Скрябнуло огниво. Раз. Второй. Молчание сестры было демонстративным, но не колючим. Она старалась выглядеть старше своих восьми лет: но не могла сдержать живого, пусть и молчаливого интереса.

- Ты же помнишь день, когда мама вернулась?
Сложно забыть. Из окон храма дети наблюдали, как мать, хромая и спотыкаясь брела куда-то, никого не замечая. На ней было её лучшее платье и красивые бусы, а венок высох и распался, лишь пара бутонов зацепилась за то, что осталось от её волос. Разительное отличие от того, какой её видели в последний раз, но ведь детям казалось иное. Мертвецы восстали, но мама не может восстать, мама может вернуться. Незабываемая картина.
- И тогда я подумал, - Инносслав понизил голос до шепота, словно в этом небольшом доме было полно тех, кто мог бы подслушать и рассказать этот постыдный секрет. – Я подумал, что хотел открыть ей дверь. И чтобы она зашла к нам и остальным. И Иннос услышал мои мысли, это же был его дом! А это как в пещере кричать, появляется эхо и доходит прямо до него. Правда-правда! И поэтому он у нас тепло отнимает…

Его голос становился всё тише, а язык как будто стал неохотно следовать плану, проглатывая согласные и растягивая гласные. Инносслав совсем устал. Огниво ударило по пальцу, прищемив его, но девочка с удивлением заметила, что она не чувствует боли. Точнее не так, окоченевшие пальцы уже ничего не чувствовали. По ним проходили робкие покалывания, но дрова так и оставались холодными. Подумав немного, сестрица подошла к брату и обхватила его руку в перчатке своими ладонями.
- Вот уж дудки. Никто ничего у нас не отнимет!
Теплое дыхание лишь ненадолго позволило согреть руку мальчишки. Златка обняла брата, на что он устало усмехнулся. Будь он менее сонным, запротестовал бы, что уже большой, чтобы обниматься с сестрой, но сейчас не было ни сил, ни желания.

- Когда мама вернётся ещё раз, - совсем-совсем тихо проговорил он, закрывая глаза. – Я ей отдам солдатика…
Во всём доме больше не было игрушек. Златка едва заметно раскачивала младшего брата из стороны в сторону, придерживая его за плечо, убаюкивая. Ведь когда холодно, лучше поспать! А как настанет утро, можно будет напроситься в гости и погреться. Она мурлыкала колыбельную, убаюкивая уже уставшего ребёнка. Холод пробирался всё ближе, даже сквозь несколько носков и валенки пальцы ног начали потихоньку неметь. Бросив взгляд на очертание игрушки, у Златки загорелась надежда. Может, солдатика подпалить, чтобы хоть дрова поджечь? Но мысль эта быстро растаяла, когда она взглянула на лицо брата под светом нестройного огонька на свече. Златка покрепче укутала младшего брата в одеяло и обняла его. Они поспят, а наутро справятся и с этим.
Всегда справлялись.

Огонь зажёгся в камине, девочка поняла это не сразу. Лишь по тому, как тепло стало прижиматься спиной к печи. Брат всё ещё спал в коконе из одеяла, а Злата прищурилась. Теплый золотой свет освещал и большой стол, и каждый добротный стул, скамейку у окна, полку с глиняной утварью и даже сундук с вещами! Девочка затрепетала. Вот они какие, чертоги Инноса! Родные и светлые, такие тёплые, от них так и веет безопасностью и уютом. Значит, он не обижен! Так и выглядит его благословение? Теплота разливалась по телу, уже было совсем не холодно! Вот теперь-то можно было и поспать.
- Я же говорила... - Златка довольно улыбнулась, вновь закрывая глаза и утыкаясь щекой в макушку брата. – Мы справимся.
В дом со скрежетом отварилась дверь, некто хорошо знакомый зашёл в дом.

Белый острый свет ворвался в дом.
Сердобольная соседка обнаружила два бездыханных тела, уснувших на полу у холодной печи с сырыми дровами.

Работа №5:

"Исповедь"

    Внутри собора царила прохлада. Узких окон было явно недостаточно чтобы наполнить здание солнечным светом, из-за этого становилось сложно рассмотреть высокие стены и потолки украшенные искусными фресками. Центральное место в помещении занимал алтарь, возле которого было расставлено несколько свечей, а за ним, на небольшом возвышение стоял хор, исполняющий хвалебные гимны Инносу.
    Служба уже подошла к концу и большинство прихожан отправились домой, но кое-кто решил задержаться.
Отец Георг сидел в исповедальной кабинке, когда услышал как соседняя дверь отварилась.
– Простите меня, святой отец, ибо я согрешила, - услышал старик через решетчатую перегородку голос Марты, местной крестьянки
– Иннос тебя простит сестра, главное покайся и расскажи в чем заключается твой грех
– Это случилось два дня назад, когда мы с подругами пошли на речку стирать бельё и встретили там Летицию. Она как обычно улыбалась, напевала песни и поздоровалась со мной так, словно ничего не произошло. Словно это не она приворожила к себе моего Томаса
– Не стоит так голословно обвинять кого-то в колдовстве, это само по себе не очень хорошо, тем более после того что случилось… в общем, это и есть твой грех?
– Нет, святой отец, слушайте дальше. Как только я увидела Летицию гнев переполнил меня, мне захотелось вцепиться в неё и выдернуть еë косы, но я понимала что Томас никогда больше не посмотрит в мою сторону если я сделаю что-то подобное. И тогда я пожелала ей смерти! О, как мне хотелось чтобы она навсегда отправилась в сырую землю! Я будто на яву видела как её глаза закрываются чтобы больше не открыться.
– Что ж, порой наши помыслы достаточно мрачные, но я верю что у тебя на самом деле доброе сердце и со временем ты бы простила Томаса и Летицию. Если ты раскаиваешься за свои мысли, я отпущу тебе этот грех, но тебе нужно будет прочитать молитву…
– Да нет же, отец Георг, - прервала священника Марта, – это были не просто мысли, Летиция умерла из-за меня!
– Ну хватит, не наговаривай на себя. Там было много свидетелей и все видели что Летиция случайно поскользнулась, упала с моста и запуталась в водорослях. То что-то перед этим ты желала ей смерти, это пусть и печальное, но совпадение. Я понимаю что теперь тебя мучает совесть, но поверь мне, твой вины в этом нет. Тебе нужно прочитать несколько молитв к Инносу и всё наладится.
– Нет, вы не правы, это были не просто мысли. Я долгое время просила у Инноса помощи, но он молчал. Тогда я обратилась к Белиару, и он ответил, он дал мне силу чтобы подтолкнуть Летицию и утопить её.
– Не смей произносить это имя в стенах собора! – священник попытался перейти на крик, но не смог. Будто бы незримая ладонь сдавила его горло с такой силой, что лишила возможности говорить.
– Вы даже не представляете сколько удовольствия я получила, когда душила эту гадину! – продолжила тем времени Марта, - об одном я жалела, что Летиция умерла слишком быстро. Мне хотелось чтобы её страдания длились как можно дольше, но я немного не рассчитала с дарованными силами.
    Ответом ей были сдавленные хрипы – Георг предпринимал отчаянные попытки вдохнуть, но «тиски» на его горле сжимались всё сильней и сильней, а остальное тело словно парализовало.
– Единственное о чем меня не предупредили, это о плате за силу. После того как я убила Летицию, Балиар шепнул, что следующая смерть должна быть совершенна для него. Мне нужно было покончить с собой, либо принести в жертву священника из церкви Инноса. И как вы могли догадаться, отец Георг, выбор был очевиден. Голос подсказал, что если отвлечь вас слезливой историей - вы не успеете вовремя среагировать. И хотя мои шансы всё таки были очень низкими, слава Белиару - мне повезло.
В общем, прощайте святой отец, настал ваш час. И не переживайте, следов на теле не останется, всё будет выглядеть так, словно у вас случился сердечный приступ.
    А священник и не переживал, он уже отдал богу душу и не слышал последних слов девушки.
На этом с исповедью можно было заканчивать. Марта осторожно выглянула из кабинки и убедившись, что никто на неё не смотрит – покинула собор.
   Хор тем временем продолжал песнопения.