В доме больше не было так шумно, безумие дня завершилось с мягким наступлением спасительного вечера - покрывало ночи заботливо, шаг за шагом укутало землю во мрак, оставляя людей обнаженными и беззащитными перед самым главным врагом, одиночеством. Так и Заря был совсем один, но конкретно он искал спасительного одиночества. Не только сегодня, но и вообще последний месяц его жизни выдался чрез чур насыщен новыми знакомствами, впечатлениями; он обрел неожиданную любовь, на него снизошла милость жестокого бога, союз с архонами, бой в Каньоне Теней, достойный воспевания в легендах... Да, пожалуй, придется писать целое эссе только лишь чтобы описания все, что приключилось с бывшим гладиатором с тех пор, как он отправился на священную миссию из Шедима. Теперь приближалось время возвращаться, и возвращение не сулило спокойствие и уюта прошлой, понятной и ясной жизни. Перемены наступали, как жернова мельницы, неукротимо, и совсем скоро Заре понадобиться вся его сила воли и решимость, чтобы пройти этот путь до конца...
Но не сейчас. Сейчас мрачнокров искал спасительного одиночества, благодаря Белиара за подаренную прекрасную, звездную ночь. Он оставил Летиссию, не лукавя сообщив ей о своем желании - ему было необходимо немного побыть наедине, помолиться, собраться с мыслями. Возможно, волшебница ушла спать или ходит где-то здесь, наблюдает, или занимается чем-то ещё... И почему его это прямо сейчас так волновало? Разве предоставление индивидуальной свободы не были признаком здоровых отношений? Аль Фалах желал знать о каждом её шаге, о каждой мысли, держать как можно ближе к себе, в своих жарких, бескомпромиссных объятиях.

Предательские мысли вновь отвлекли черного рыцаря от его цели. Нехорошо. Груз эмоций, впечатлений, накапливавшийся эти последние месяцы давил неукротимо, так что Аль Фалах просто сбежал из светлой комнаты на темную, прохладную веранду. Одинокая свеча горела на столике, трепеща от ужаса, неумолимая прохлада вечера наступала порывами ветра на его безумную, самоубийственную миссию дарить свет. Свет - предательский проказник. От творит иллюзии, он выявляет форму вещей, но маскирует их суть - так и сейчас, в неясном свете дрожащей свечи мрачнокров не обратил внимание на дрожащий комок эмоций, обличенный в мрамор плоти под вязанным покрывалом, сидящий совсем рядом. Слишком уж Заря хотел убежать в одиночество, не заметив что променял его на откровенность; встав на колени, он сложил руки на груди и глубоко поклонился, коснувшись лбом пола, сопроводив действие молитвой Белиару, молитвой о силе и смерти врагам, о спасении от сомнений. Конечно, теперь он заметил - обратил внимание на обнаженный ступни рядом, на тонкие, аккуратные девичьи пальцы. Но отправление культа нельзя прерывать, и как учат Темные Жрецы, мирское должно отступать пред верой, и Аль Фалах отдался вере, однако мысли, ох уж эти мысли...
Молитва была короче, чем следовало. Простительная оплошность, не так ли? Неизвестно, успела ли девушка сделать хоть что-то, может, убежала? Но, вероятно, осталась, и тогда Аль Фалах встанет на ноги, посмотрев прямо в её глаза и как-то зло ухмыльнувшись.
- Восточный Цветок, - на чистом ашрэфи произнес Заря, заглядывая в самые глаза Лелетеи, -  Я узнал тебя. Вспомнил. Безумное утро, кажется, похмелье до сих пор рубит мои мысли... Не хотел подавать виду. Но видимо у Белиара свои планы на эту ночь. Ты ведь ещё молишься за меня?

Прохладный ночной воздух, несомый с моря, трепал одежду Аль Фалаха, но не вызывал дрожи в теле. Он стоял ещё мгновение, когда Лия жестом указала на кресло рядом, предлагая мужчине присесть. Он медлил, едва уловимый миг, потому что... размышлял. Кого он видел перед собой? Голубые глаза, белые, седые волосы, светлая кожа - это точно была та девчушка, мелкая подрастающая жемчужина из дома Обрахама. Вот только, Заря запомнил покорную, отдавшую всю себя служению прилежную ученицу старших наложниц, вся пропитанная стремлением угодить окружающим. Теперь это была взрослая девушка, с тонкими запястьями, с женственными ступнями, с глазами, покорно ушедшие от встречи с карими камнями мрачнокрова. И в этом жесте мужчина увидел не покорность, не вежливость, но намек на увечье, на некий невидимый глазу изъян. Наваждение?..
Наконец, мрачнокров принял приглашение, усаживаясь на кресло рядом с Лией, откинув голову на спинку и посмотрел на прекрасное, звездное небо. Луна ярко освещала уходящий на ночной покой город - в Мистерии ночью жизнь замедлялась, добрые люди запирались в домах, а на охоту выходило всякое зло и чернь. Это было так не похоже на Шедим, где с заката загораются тысячи огней, народ вываливает на улицу, стремясь заключить самую выгодную сделку, свершить кровную месть или собираясь на темную мессу в храме Белиара.
В Мистерийской Империи ночь была временем крыс.
- Я молилась каждый вечер о том, чтобы бой закончился для Вас победой, чтобы когти не задели вашу кожу, чтобы клинки миновали ваше сердце, - речь на ашрэфи полилась приятным ручьем, взывая к ностальгии Аль Фалаха, к тоске о Родине, пока девушка робко разглядывала его, вновь встретившись глазами,  - В каждую молитву урывками я добавляла ваше имя, господин Аль Фалах, умоляя отца Ночи о милосердии и защите. Потом, когда стала известна дата аукциона, я искала… Мне сказали, что Вас больше нет.
Лия вдруг коснулась запястья Зари, обжигая кожу неожиданно холодными кончиками пальцев. Она продолжила говорить, вдруг раскрываясь как цветок, обнажая самое сокровенное, как будто неуклюжий путник задел камень на запруде оазиса, и стоялая вода зажурчала по горячему песку жадной пустыни. Вода испарялась, вода уходила вниз, оставляя на поверхности лишь борозду, что развеет жаркий ветер. Аль Фалах отпрянул, неоправданно резко убрал руку от Лии, не прерывая её монолога. Конечно, он тоже помнил о ней, но по своему. С годами память искажала фразы, превращала ясный вид в мутный мираж - обещание превратилось в мечту, или лучше сказать символ. Символ освобождения - Восточный Цветок жаждал свободы, как понимал её, под властью Аль Фалаха, тогда ещё раба с мятежным сердцем. Теперь он был свободен, но со скованной душой, а какой же стала Лия? Мрачнокров видел перед собой сломанную куклу, сотворенной для театра, которой некто обрезал ниточки и бросил в реку Судьбу, где её кидало от берега к берегу, топило на порогах и ударяло о дно. Теперь Лия оказалась здесь, в неожиданном месте, неожиданной компании. Она была как-то связана с Трастом... Неожиданное переплетение, очередная шутка Судьбы.
А что же он знал о ней до этого дня? Дом Обрахам вырезали, их мутные дела не прошли безнаказанно, как считал Аль Фалах. В конечном итоге, что-то пошло не так, Абдула погиб, как и вся прислуга, и прекраснейшие, славные на весь Шедим наложницы.
Но не Лия. Её тела не было - Аль Фалах это знал точно. Значит, она сбежала - или ей помогли? Может, она сама вырезала всех тех, кто вскормил её, воспитал? Такая хрупкая, нежная... Внешность бывает обманчива.
- Как сложилась Ваша судьба, господин Аль Фалах? Поведайте мне о Вашем пути: о Ваших великих победах и невзгодах, о любовных приключениях и успехах, о перепутьях, что привели Вас сюда, - Лия провела ладонями по пологу юбки, и это вполне обычное движение показалось мрачнокрову неуместным, даже отчего-то... оскорбительным? Его рука медленно протянулась к лицу Лие, в сантиметрах десяти до него вдруг метнувшись, пальцы сомкнулись на подбородке, заставляя голубые глаза обратиться к нему. Встретившись взглядами, он тут же отпустил Лию, располагаясь в своем кресле в широкой, расслабленной позе...
- Я добился свободы, как того и желал. Белиар отметил моё старание, да славится имя Всевышнего по всей земле. Я обрел любовь, и странный, чуждый дар - всякое случилось. Я даже попал в Торговую Лигу, работал там какое-то время, вот только тебя там уже не было. Мистерийцы говорят, что было в прошлом, должно остаться в прошлом. Будто бы прошлое тяготит, и его следует отпускать. Какое лицемерие... Ты ведь знаешь, мы ничего не забываем. И всегда платим по счетам. Вот только мне интересно сейчас... Мы ведь не в Шедиме. И ты явно давно убежала от нас. Но осталось ли в тебе хоть что-то наше? Я вижу слова, я вижу подчерк славного дома Обрахам в твоем поведение, да вот только он стал грязным, небрежным. Я по настоящему рад увидеть тебя свободной, узнать здесь, в этой глуши, но... Кто ты теперь? Если подумать, ты мой враг, бОльший чем кто-либо в Дестинии прямо сейчас... Ты сбежала из дома, из которого тебя не отпускали. И вот дом тебя настиг, в моем лице. Что ты предпримешь?

Они шли по улицам засыпающего города, одинокие, как звезды - а звезд на небе много. Самые яркие из них находят слишком далеко друг от друга, чтобы считать их не одинокими, а мелкие разбросаны теряющейся в бездонном мраке россыпью. Так и они шли, провожаемые взглядами из окон, из подворотен. Признаться, для Зари это было неожиданное развитие - девушка отвечала покорно, даже слишком покорно, и вновь на ум приходили образы куклы без нитей, сломанной игрушке, ищущей свое место в беспорядке разбросанного мусора. Ищущего хозяина? Но Лия не была такой - Аль Фалах был в этом уверен, не понимая причин. Пожалуй, слишком много времени прошло, когда Лия, вероятно, сбежала из Шедима, и мрачнокров мог представить её эмоции, чувства в миг освобождения, ведь он сам был когда-то рабом. Неужели так сильно воспитание дома Обрахама? Или в чем была причина такой презренной слабости? Аль Фалах размышлял, идя позади Лии - так, словно действительно вел её на казнь. Он не стал пока ничего говорить, наблюдая что предпримет Восточный Цветок сама, лишь кивками соглашаясь с её словами.
Это было просто приятно. По настоящему, Аль Фалах ощущал как по телу разливается ощущение удовлетворенности покорностью, смирением Лии, её добровольным желанием смерти. Пусть это и было смешно, какая казнь? Неужели слова мрачнокрова прозвучали настолько грозно и не двусмысленно? И все же, Заря позволил ситуации развиваться, указывая куда идти - он вел в один тихий сквер, в дали от домов, там, где среди высоких кустарников и деревьев он мог бы совершить кровавое дело незамеченным от глаз случайных зевак.
- Вы, верно, знаете, сколь несчастная судьба постигла славную семью Обрахам? Я должна была быть с ними в тот раз. Лежать среди сестёр, пока песок застилал бы мои очи, что я уже никогда не в силах была бы сомкнуть. Я не могла ничего сделать, только позволить задержаться на пару секунд, пока кинжал вошёл бы в мою грудь, не больше. Но, видимо, у отца Ночи на меня были иные планы. Он отнял у меня самое ценное, что было в моей жизни, отнял всех, кого я любила, чтобы открыть мне двери, - похоже, в последние мгновения жизни Лия желала облегчить душу, но едва ли перед богом. Аль Фалах был для неё не просто палачом, но и призраком из прошлого, не так ли? Наверное, ведь Лия для Зари была именно призраком, воспоминанием, воплотившейся в реальность фрагмент мечты. Только не так, когда желаемое оказывается в доступности, но когда фантазия разбивается о реальность, когда за ангельским образом оказываются вполне обыденные, обычные и приземленные вещи. "Значит, это стечение обстоятельств, которым ты воспользовалась? Сбежала, но не собиралась... Если бы я был обвинителем, я бы не поверил. Но я не обвинитель, и не собираюсь судить тебя, глупышка." Заря подавил смешок, сохраняя отрешенное выражение лица, еле различимое при свете луны. А Восточный Цветок все продолжала, говорила и говорила...
- Мы на месте, - сухо, как мог, произнес Аль Фалах, стоя на небольшом пятачке земли меж деревьев и кустарников. Тут была лавка, немного кривая, с отломанным краем, за кронами зелени виднелись крыши домов и печные трубы, а в вышине неизменно сияла луна. Тихое, красивое место. Тут прохладнее, чем на веранде - ветер гулял среди веток и листьев свободно, шурша обещаниями сохранить любую тайну. Будь Заря палачом, именно тут все и свершилось бы... Пролилась кровь, обратив дорожную мысль в кровавую грязь, красивое обезглавленное тело остывало ровно по середине. Капли алой жидкости падали с листьев, белоснежные волосы потемнели, и стеклянные, широко раскрытые глаза, в которых отражается луна.
Такое четкое и заманчивое виденье посетило сознание Зари, вызвав мураши по коже и легкую дрожь возбуждения. Всегда в прошлом Аль Фалах убивал, потому что кто то приказывал ему убивать, либо он был вынужден защищаться - но никогда прежде никто не подставлял ему шею добровольно. Склизкие черви зашевелились под кожей, мерзкие, дурманящие, и мрачнокрову пришлось тряхнуть головой, дабы сбросить наваждение.
Он посмотрел на Восточный Цветок, и жутко улыбнулся.
- Ты дура. Сломанная кукла, Восточный Цветок. Как же ты представляешь свою смерть? Только утром я скакал перед тобой обнаженный, а вчера мы вместе пили - и теперь я должен удавить твою чахлую жизнь? Да, ты права во всем, кроме одного. Я не собирался убивать тебя, и не собираюсь. Если Всевышний позволил бежать тебе из-под своего подола, значит, на то воля Его. И если бы мы встретились с тобой парой месяцев раньше, я наверняка снес бы твою прекрасную голову в дар своим хозяевам. Но я освободился от них. Я не собираюсь больше служить смертным, лишь воля отца Ночи ведет меня, и я все сделаю ради Него. Да... пожалуй, я только что понял одну вещь. Мы с тобой никогда не будем по настоящему свободными, никогда. Мы лишь меняем свои ошейники - ты сковала себя служению другим, и, если хочешь знать мое мнение, это жалко. Я отдаю себя Ему, Богу Власти, Силы, - мрачнокров широким шагом приблизился к Лие, кладя ладонь на её плечо, пользуясь преимуществом в силе и росте. Большой палец близко к гортани, только сожми, и жизнь утечет из хрупкого тела.
- Твоя покорность забавляет, но что-то как будто ускользает... - склонив голову, Заря попытался заглянуть в глаза Лие, ища ответы.

Отредактировано Аль Фалах (2024-10-11 21:02:48)

Наконец-то, Аль Фалах добрался до косточки. Спелая, сладкая и мягкая ягодка прятала в себе твердое нутро, с легкой горчинкой... И хотя мрачнокров не то чтобы прямо стремился к такому результату, потому что перемена в настроении Лии оказались для него неожиданными, даже через чур. Её тонкие пальцы вдруг схватили за бороду, а лицо оказалось слишком близко, так, что мужчина ошарашено захлопал глазами, когда тонкие белые зубки клацнули прямо перед носом. Шедимец просто не успел среагировать, собраться, когда девушка оттолкнула её, заставив отступить на шаг назад.
- От Вас ускользает одно маленькое обстоятельство, дорогой мой призрак ушедшей юности, - Лия оскалилась, её тонкие черты лица, худое тело в платье терялось в тенях лунного света, она словно сама стала хищной тенью, шайтаном, толкающим праведников на грех; широкий жест, необычный оскал бледно-темной прорези губ. Это уже была не совсем та овечья, готовая на заклания, и совсем, совсем не та старательная ученица дома Обрахам. Она другая, и он тоже. Жизнь изменила их, неожиданно друг для друга, и именно это принесло удовлетворение Аль Фалаху... Стоило лишь немного надавить, поддать там, где Лия прогибалась, чтобы наткнуться на реакцию. Пожалуй, если бы девушка и дальше лепетала бессвязно о смерти, о прощении, он наверняка ударил бы её... Почему? Из презрения к слабости.
Теперь презрения не было, но вновь вернулось любопытство, то, с чего начался их вечер. Что случилось в её жизни, на какие берега кидала река Судьбы, и какие тайны она будет готова раскрыть ему, а он ей, прежде чем ночь закончиться и их вновь раскидает по разным углам?
- Жалость... Терпеть не могу это, - яд в словах Лии хлестнул ухо, заставляя мужчину прищуриться, насторожиться, внимательно следя за неясными в лунной ночи движениями девушки, - Я выбрала свою судьбу. У меня был выбор. И у меня есть выбор. Пусть у меня есть ошейник, своим поводком управляю я сама. То, чего никогда не было в рабстве. То, чего никогда не будет во служении. Но...
Манипуляции тонких рук оставались неясным, и в какое-то мгновение Заря насторожился, ему вдруг показалось, что Лия достает какое-то оружие, тонкий кинжал из-за пояса, с змеёй выскользнувший из своей гнезда за поясом. Мышцы напряглись, пальцы невольно сжались в кулаки, но угроза развеялась миражом - пояс обвил поясницу Аль Фалаха, и вновь неожиданность возобладала над силой, заставляя мрачнокрова теперь шагнуть на встречу к девушке.
- Я дура. Но что на счёт Вас?
Лия была на голову ниже Зари, и попытка заглянуть в его темные глаза была сродни мышке смирять взглядом носорога. Теперь мрачнокров мог хорошо разглядеть перемену в лице девушки, её полуулыбку, легкий блеск глаз в лунном свете, и мраморные, взъерошенные кудри. Он вдруг вновь вспомнил ту маленькую девочку, не вызывающую должного интереса, но уже обученную тонкому искусству обольщения, старательно меняющая паттерн своего поведения под предпочтения гостя. Была ли это сейчас игра, или Аль Фалах видел все таки ту настоящую Лию, какую хотел увидеть? Пожалуй, оба варианты верны. Лия та, какая есть. И актриса, и названная сестра, и беглая рабыня, и танцовщица, и, возможно, кто-то ещё - Аль Фалах видел лишь самое начала бескрайней долины её души.
Грубая ладонь Зари мягко схватила обвивший его пояс, наматывая её на кулак с скрипом и треском разрываемой тонкой ткани, заставляя теперь девушку приблизиться ещё на пол шага, и прежде чем она успела среагировать, вторая рука грубо легла на талию, прижимая её тело к себе.
- Ты меня подловила, Восточный Цветок. Видит Всевышний, ты заставляешь меня потерять голову и забыться... Представить себя в шелках, в роскошном дворце, у ног моих я вижу... Видел всегда. Тебя. Но не тебя. Нет, твой образ, твое обещание, ты теперь не та, ты другая, и я не знаю, что с тобой произошло за все эти годы, но ты должна знать - я рад за тебя. Похоже, очень хорошо что я попался тебе раньше, чем те, кто действительно захотел бы убить тебя за бегство... Я не убью. Ну, разве что попробую подобрать поводок. Но ты ведь не дашься, не так ли? - рука скользнула по талии выше, сжимая ткань платья и замерев, - Так кто мы сейчас, призраки прошлого друг друга?

Порыв теплого ветра принес немного свежести и шума побеспокоенной листвы, деревья и кустарники вокруг затрепетали, сплетничая о чем-то своем, словно были одни во всем мире. Так и они, Аль Фалах и Лия были совсем одни, без свидетелей, без неверного света и стеснения, так что в эту ночь могло произойти всякое. Вернее, Заря мог бы сотворить все что угодно, если бы захотел, и почти наверняка ушел бы незамеченным, непойманным преступником, покинуть чужую страну, вернувшись домой подальше от возможных последствий. Чувство вседозволенности могло бы опьянить, тем более, стараниями Лии его кровь уже достаточно разгорячилась, не будь шедимец мрачнокровом, воином тьмы, приученном к дисциплине и нечеловеческому самоконтролю. Он мог легко отделить желания плоти и разума, подавить одно в пользу другого, или же изгнать вовсе всякое возбуждение, оставляя лишь пустоту решимости. Так что, пока Лия говорила, её нежные касания не оставались незамеченным, она как гремучая змея маскировала своим щебетанием движения пальцев, рук, гипнотизируя мужчину, как пустынного лиса, не ради пищи, но ради собственного выживания. Как же ему ответить? Заря, откровенно, не был стеснен нормами морали, считая себя выше мирских законов вражеской страны, мог легко соединить удовольствие тела с желаниями разума, и всякое зло, что сотворил бы несомненно воздвиг в подвиг во имя Повелителя Ночи и его народа, облачить преступление в изощрённую форму мести и мистерийцам, и всем беглым рабам.
Но Аль Фалах этого не хотел. Он отпустил пояс, позволяя ему соскользнуть с талии и отступил от девушки, выпуская из объятий, но так, как будто ему самому надоела эта игра, как будто он ещё не был достаточно голодным львом и не нуждался в мясе ягнёнка. Выпрямившись, он посмотрел поверх Лии, заметил лавку с отбитым краем, и прошёл к ней, садясь и жестом приглашая Лию сесть рядом.
- Если бы я пожелал... Твои слова делают честь достойному дому Обрахам. Я вижу, сразу увидел в тебе их подчерк, запомнил, как меня поразили девушки господина Абдулы в тот день. Ты делаешь это для меня? Сколь часто это искусство помогало тебе в жизни после бегства, это помогало тебе выжить? - Заря умышленно проигнорировал последнюю фразу Лии, желая вести разговор по собственному, чтобы девушка продолжала подстраиваться под его изменчивое настроение. Изменчивое для неё, конечно же, потому что всю встречу настроение у мрачнокрова было одно и тоже, но время для последнего откровения ещё не настало, -  Будь он проклят, Абдула Обрахам. Я ведь не глупец, этот жирный пустынный червь торговал шлюхами для таких же богатых мирян, как он сам. Покупал детей, или выращивал их как скот, лепил души как гончар лепит сосуды, и наполнял их нужными традициями, навыками, внушал любовь и лживое желание. Надеюсь, такие мои слова удивляют тебя, Восточный Цветок.
И вновь злой прищур, обращенный к девушке, но теперь он не искал её глаз, нет, он бесцеремонно осмотрел её платье, начиная с ступней, потом колени, бедра, кисти тонких рук, грудь, шея и наконец растрепанные серебряные кудри. Он повторил тот взгляд, что видел в всяком богатом господине, осматривавшем пажей и наложниц на продажу, или своих собственных. Аль Фалах был шедимцем, и конечно же не считал подобное отношение чем-то порочным, лишь немного позорным, потому как оно отвлекало от молитв Белиару и подготовке к великой миссии. Но это уже его собственная особенность, то, что влили в его сосуд Темные Жрецы. Теперь сосуд дал трещину, содержимое перемешалось, что-то пролилось, а что-то подмешали новое, извне.
- Такие люди, как Обрахам, они как грязь, что налипает на обувь, пока ты творишь великие дела, бросаешь вызов судьбе. Всевышний дал нам понимание силы, как оружие, и это оружие дало нашему великому народу второй шанс. Но с каждым шагом к величию грязь все больше и больше налипает на наши башмаки, и каждый шаг все тяжелее, тяжелее, тяжелее... Мы совершаем ошибки, оступаемся, поскальзываемся, - мрачнокров отвёл взгляд от девушки и посмотрел на звёзды, - Ты подумаешь, к чему эта философия? Но из-за этой грязи наш народ потерял великую жемчужину, тебя. Ты была бы прекрасным украшением любого дома... моего дома. Но теперь ты не принадлежишь нам, пускай сотни и тысячи проливали пот и кровь, чтобы завоевать тебя. А сколько ещё утеряно? Я прошел этот путь с самого начала, и Всевышний одарил меня крупицей внимания, дал импульс, и только он меня спас от бегства. А я ведь наверняка мог бы повторить твою судьбу... Сложись что чуть иначе, убеги из Шедима, и где бы я был и кем бы стал? Эта мысль пугает. Это был бы не я, и такого себя я нынешний возненавидел бы. Ты говоришь обо мне, и задаешь навязчивые вопросы, о Летисии в том числе. О клетках, об обязательствах и связях, о желаниях и воле... Ну и что? Здесь и сейчас, я чувствую удовлетворение и счастье, я чувствую силу, способную разрывать и ковать цепи, и это возносит меня в его Мрачные Шатры. В моей крови течет крупица Его силы, но распоряжаюсь ею только я сам. Я тоже убежал от хозяина, как ты, ускользнул из их рук, и намерен вернуться, чтобы разворошить это гнездо, вычистить грязь с башмаков. Это ответ на твой вопрос, Восточный Цветок, кто я такой... Я завоевал свободу тела на арене, а здесь, в Дестинии, освободил душу. Теперь я сам управляю рекой своей судьбы, и волен подчинять и освобождать, чем с большим удовольствием пользуюсь и буду пользоваться, по праву сильного, потому что просто могу. Летиссия... Она идет за мной по доброй воле, но, откровенно говоря, я чувствую власть и над ней, и эта власть дает мне ощущение счастья, дополняющее такое странное чувство любви.